К сожалению, у меня много знакомых. Редко остаюсь один. Приходится слушать всякий умный вздор и отвечать длинно. Шляются ко мне студенты и приносят для прочтения свои увесистые рукописи*. Одолели стихи. Всё претенциозно, умно, благородно и бездарно.
Сергеенко со мной нет, он в Одессе, чему я очень рад.
Купанье великолепное.
Когда я ехал из Севастополя в Ялту, была качка*. Дамы и мужчины рвали. Меня мутило, но только слегка; я имел дерзость даже обедать, хотя во всё время обеда боялся, что вырву в тарелку своей соседки, дочери одесского градоначальника.
Обеды дрянные. Ленивые щи, антрекот из подошвы, компот — цена 1 рубль. Вчера вечером в саду я громко жаловался на плохие ялтинские обеды; местный акцизный*, очень симпатичный и добродушный человек, внял моему гласу и робко пригласил меня к себе обедать. Пойду сегодня.
Уехал бы за границу, но потерял из виду Суворина*.
Через неделю по получении этого письма на твое имя придут от Кондратьева деньги*. Получи и распечатай. Если захочешь ехать куда-нибудь, то поезжай.
Вернусь я не позже 10 августа — это наверное.
Одинокий человек отлично может прожить в Ялте за 60–75 руб. в месяц. Дороговизну преувеличили.
Я скучаю по Луке. Во время бури у берега камни и камешки с треском, толкая друг дружку, катаются то сюда, то туда — их раскатистый шум напоминает мне смех Натальи Михайловны; гуденье волн похоже на пение симпатичного доктора. По целым часам я просиживаю на берегу, жадно прислушиваюсь к звукам и воображаю себя на Луке.
Отдай в чистку мой черный пиджак. Пусть Миша свезет в красильное заведение. Если на осеннем пальто есть пятна, то и его туда же. Не мешало бы выгладить.
Где Александр?
В Ялте можно работать. Если б не добрые люди, заботящиеся о том, чтобы мне не было скучно, то я написал бы много*.
Александре Васильевне, доктору, Наталье Михайловне, композитору, Семашечке и всем нашим передай мой сердечный привет. Если можно, не скучай. Денег не жалейте, чёрт с ними.
Я здоров.
Твой А. Чехов.
Графине Лиде и ее безнравственному полковнику поклон*.
Плещееву А. Н., 3 августа 1889*
669. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ
3 августа 1889 г. Ялта.
3 августа.
Милый и дорогой Алексей Николаевич, можете себе представить, я не за границей и не на Кавказе, а вот уж две недели одиноко сижу в полуторарублевом Nомере, в татарско-парикмахерском городе Ялте. Ехал я за границу, но попал случайно в Одессу, прожил там дней десять, а оттуда, проев половину своего состояния на мороженом (было очень жарко), поехал в Ялту. Поехал зря и живу в ней зря. Утром купаюсь, днем умираю от жары, вечером пью вино, а ночью сплю. Море великолепно, растительность жалкая, публика всплошную шмули или больные. Каждый день собираюсь уехать и всё никак не уеду. А уехать надо. Совесть загрызла. Немножко стыдно сибаритствовать в то время, когда дома неладно. Уезжая, я оставил дома унылую скуку и страх.
Сие письмо имеет цель двоякую: 1) приветствовать Вас и напомнить о своем многогрешном существовании и 2) просить Вас уведомить Анну Михайловну, что рассказ она получит от меня не позже 1 сентября. Это уж решенное дело, ибо рассказ почти готов. Несмотря на жару и на ялтинские искушения, я пишу. Написал уж на 200 целковых, т. е. целый печатный лист.
Пьесу начал* было дома, но забросил. Надоели мне актеры*. Ну их!
У меня сегодня радость. В купальне чуть было не убил меня мужик длинным тяжелым шестом. Спасся только благодаря тому, что голова моя отстояла от шеста на один сантиметр. Чудесное избавление от гибели наводит меня на разные, приличные случаю мысли.
В Ялте много барышень и ни одной хорошенькой. Много пишущих, но ни одного талантливого человека. Много вина, но ни одной капли порядочного. Хороши здесь только море да лошади-иноходцы. Едешь верхом на лошади и качаешься, как в люльке. Жизнь дешевая. Одинокий человек отлично может прожить здесь за 100 рублей в месяц.
Кланяется Вам Петров, местный старожил, типограф, донжуан и любитель поэзии, сидящий сейчас возле меня и собирающийся угостить меня обедом. Он глухонемой и говорит поэтому ужасно громко. Вообще чудаков здесь много.
Если захотите подарить меня письмом, то адресуйте в Сумы, куда я вернусь не позже 10 августа.
Рассказ по случаю жары и скверного, меланхолического настроения выходит у меня скучноватый. Но мотив новый. Очень возможно, что прочтут с интересом.
Мне один местный поэт говорил, что в Ялту приедет Елена Алексеевна. Посоветуйте ей не приезжать до винограда, т. е. раньше 15–20 августа.
Поклонитесь всем Вашим. Крепко обнимаю Вас и пребываю, как всегда, искренно любящим Антуаном Потемкиным (прозвище, данное мне Жаном Щегловым).
Кстати: что поделывает Жан? Всё еще насилует Мельпомену? Если увидите его, то поклонитесь.
Миткевичу В. К., 12 августа 1889*
670. В. К. МИТКЕВИЧУ
12 августа 1889 г. Сумы.
12 авг. Сумы.
Простите, что так долго не отвечал на Ваше письмо. Я был в Ялте и только вчера вернулся домой.
Против Вашего желания перевести моего «Медведя» я ничего не имею. Напротив, это желание льстит мне, хотя я заранее уверен, что на французской сцене, где превосходные водевили считаются сотнями, русский водевиль, как бы удачно он написан ни был, успеха иметь не будет.
Поблагодарив Вас за внимание и пожелав успеха, пребываю готовый к услугам
А. Чехов.
Лейкину Н. А., 13 августа 1889*
671. Н. А. ЛЕЙКИНУ
13 августа 1889 г. Сумы.
13 авг. Сумы.
Из дальних странствий возвратясь*, добрейший Николай Александрович, я нашел у себя Ваше письмо. Спасибо за память. Вот Вам мое curriculum vitae[21]. Последние дни Николая, его страдания и похороны произвели на меня и на всю семью удручающее впечатление. На душе было так скверно, что опротивели и лето, и дача, и Псел. Единственным развлечением были только письма добрых людей, которые, узнав из газет о смерти Николая, поспешили посочувствовать моей особе. Конечно, письма пустое дело, но когда читаешь их, то не чувствуешь себя одиноким, а чувство одиночества самое паршивое и нудное чувство.
После похорон возил я всю семью в Ахтырку*, потом неделю пожил с нею дома, дал ей время попривыкнуть и уехал за границу. На пути к Вене со станции Жмеринка я взял несколько в сторону и поехал в Одессу; здесь прожил я 10–12 дней, купаясь в море и варясь в собственном соку, сиречь в поте. В Одессе, благодаря кое-каким обстоятельствам, было прожито денег немало; пришлось насчет заграницы отложить всякое попечение и ограничиться одной только поездкой в Ялту. В сем татарско-дамском граде прожил я недели три, предаваясь кейфу и сладостной лени. Всё пущено в трубу, осталось только на обратный путь. В стране, где много хорошего вина и отличных коней, где на 20 женщин приходится один мужчина, трудно быть экономным. Наконец я дома, с 40 рублями.
