В назначенный час мы в райкоме. Викентий Степанович Лапин, поздоровавшись с нами, деловито, без шаблонных выражений гостеприимства, смотрит на часы. От него только что вышло четверо посетителей, а сейчас, в те немногие минуты, что мы находимся в его кабинете, уже в третий раз звонит телефон. Мы обещаем долго не задерживаться. Однако в ходе беседы секретарь райкома забывает о регламенте…

Викентий Степанович немолод, голова тронута сединой. Он высокого роста, широкоплечий, крепко сложенный. На нем голубая шелковая рубашка с короткими рукавами, пиджак висит на спинке стула — день сегодня жаркий, а дела, как видно, и того жарче: завершение сенокоса, начало уборки зерновых. Его широкое худощавое лицо покрыто, как у всех сельских работников, густым загаром. Глаза голубые, живые, то смеющиеся, то сосредоточенные, то сверкающие хитрецой. Правый глаз то и дело мигает — может быть, это на нервной почве, но впечатление такое, словно говорящий доверительно подмигивает вам, и это вас еще больше с ним сближает. После пяти минут разговора начинаешь чувствовать себя давним другом этого темпераментного, искреннего человека и горячо сочувствовать его заботам и надеждам.

— Район наш — это в основном знаменитая Каргопольская суша известная вам, наверное, раз вы интересуетесь нашим районом — древнейший очаг земледелия на севере. Вот здесь, — он подходит к карте, — по левому берегу Онеги и к западу от озера Лача, где почти нет болот и где плодородные карбонатные почвы, оседали те из новгородских переселенцев, у которых руки тянулись не к богатой добыче, а к сохе. Главное направление нашего хозяйства — животноводство. Естественные луга у нас неважные, накашиваем по полторы-две тонны с гектара. На травах далеко не уедешь, надо расширять посевы ценных кормовых культур. И на лен в последнее время обращаем внимание. Успехи уже видны. Трудодни стали дороже. Но самый наглядный признак нашего подъема — наверное, уже заметили сами, проезжая по деревням, — строимся! Вы понимаете, что это значит? Ведь 30 лет не строились, а теперь строим колхозникам новые дома, старые поправляем, строим скотные дворы, общественные здания, клубы. Да что говорить, вы посмотрите, как люди теперь живут. Кто-кто, а я то знаю, как раньше жили, что в этих местах, что в Вологодской губернии, сам вырос в избе. Даже если был крестьянин из крепких, чем отличался он от остальной нищеты? Только что дом побольше, а в доме-то пусто! Стол стоял — конечно, без скатерти, лавка так и лавка так, печь — все! Ничего больше не было! Другой раз услышишь: вот раньше жили, вот это да… Так ведь это один разговор, и говорят-то, заметьте, больше те, кто этого «раньше» и не нюхал. А теперь? Не скажем, что роскошь, но ведь обстановка у каждого, как в городской квартире, непременно велосипед, радио, оденется молодежь в субботний вечер, не отличите от городских — так или нет?

И подъем нынешний идет по всей ширине! Возьмите промышленность — она у нас, конечно, небольшая. Леспромхоз это главный наш кит, ну есть еще пищекомбинат, строим льнозавод, делаем кирпич, добываем строительные материалы. Так вот, все предприятия, пусть они не велики, все как одно выполняют план. Никогда еще такого не бывало. Один заводик дал девяносто девять и восемь десятых процента, так что ж вы думаете — застыдили директора-то! Мало того, что на пленуме райкома дали жару, на улице прохода не дают — городишко ведь у нас маленький, все друг друга знают, — кто ни встретит, все укоряют, что же, дескать, план не додаешь. Вот как теперь! Посмотришь, что происходит, и так радостно становится на душе, скажу я вам…

Вот так, просто и горячо говорил секретарь райкома Викентий Степанович Лапин о делах в районе, о небывалом подъеме, который означал для него огромное и долгожданное счастье.

— И еще красотами нашими поинтересуйтесь. Вот здесь, — мы опять идем к карте, — у границы с Карельской республикой начинается озерный, карельский уже ландшафт. Вот видите здесь Лекшмозеро, дальше два небольших озерка, и там их еще множество мелких, на карте не обозначенных. Между этими двумя озерками проходит водораздел: по одну сторону воды идут к нам, в озеро Лача, Онегу и Белое море, а по другую сторону — в Онежское озеро, Ладогу и Балтийское море. У края этого озерка стоит Хижгора, на ней церковка старинной постройки, и оттуда вид на двадцать семь озер! Да, да, двадцать семь! А когда будете туда ехать, попадутся вам по пути молодые боры — их называют «малеги». Вот в этих-то малегах растут знаменитые каргопольские рыжики — слышали, небось? Славились когда-то на весь мир.

Каргопольские рыжики считались большим деликатесом, их подавали на закуску у знатнейших вельмож, они упоминались в романах из светской жизни, были известны за границей, их вывозили в Париж… Но в наше время слава их, по-видимому, заглохла: во всяком случае, нам нигде до Каргополя слышать о них не приходилось.

Мы прощаемся с Викентием Степановичем большими друзьями. Он желает нам приятной поездки и успеха, мы желаем ему навсегда сохранить то драгоценное ощущение радости жизни, с которым он вступил в первый год семилетки.

Промышленные предприятия Каргополя немногочисленны и невелики, но с одним из них нельзя было не познакомиться. Это Экстрактный завод. Он производит клюквенный экстракт, столь необходимый на дальнем севере и повсюду сыгравший большую роль в те трудные времена, когда свежие фрукты были мало кому доступной роскошью. Кроме того, здесь варят варенья, повидло и прочие аппетитные вещи.

В белом двухэтажном здании, чистеньком снаружи и внутри, сразу заставляет глотать слюнки вкусный запах. Работницы в белых халатах — и нас одевают в халаты, что приводит всех в веселое настроение.

В большом вакуумном котле варится паста для повидла — увы, ничего не видно, а аппарат в принципе такой же, как для целлюлозы. Вот это уже другое дело: помешивая деревянным пестом в шаровидном медном варочном аппарате, работница варит черносмородиновое варенье. Сюда идет только крупная, отборная ягода, а из мелкой готовят пасты для конфетной начинки. Смородина выращивается на собственной плантации, как и малина. Малину приносят также из лесу. Основное сырье — клюкву и морошку — заготавливают колхозы и отдельные сборщики. Косточковые ягоды поступают отовсюду, в последнее время даже из Болгарии и Румынии. Ягоды приходят в сульфитированном обесцвеченном виде, позволяющем хранить их несколько месяцев, но при варке их качества полностью восстанавливаются.

Такая продукция завода, как повидло, сбывается главным образом в своей округе, но более высокий сортимент отправляется и в дальние края, особенно же клюквенный экстракт.

— Нам еще рыжики поручено мариновать — что ж, наладим, было бы сырье, — заверяют боевые мастерицы-пищевики.

У редактора районной газеты «Коммунар» С. И. Ереминой как раз есть дело в той части района, где мы намереваемся побывать. Едем вместе. Недалеко от Каргополя видим справа у дороги поросль невысоких сосенок.

— Вот в этом лесочке, — говорит Серафима Ивановна, — растут рыжики. Слышали о наших рыжиках?

Мы дружно рассмеялись: еще никто из каргопольцев, с кем мы сказали больше двух слов, не умолчал о рыжиках.

В Каргопольском районе по сторонам дорог уже не тайга стоит стеной, а простираются возделанные поля. Дальше на юг, южнее озера Лача, мы опять попадем в лесное окружение, лишь изредка прерываемое возделанными прогалинами вблизи деревень, но здесь, к западу от Онеги и озера, мы путешествуем по большому острову земледелия в лесном океане…

На полях колхоза «Новый путь» идет уборка. Это недавно укрупненное хозяйство по своей мощи полетать колхозам-степнякам: оно владеет восемью комбайнами.

Сейчас не косят, а только подбирают и обмолачивают скошенную ранее рожь. Колхозницы, работающие в поле, окружают редактора и наперебой рассказывают о конфликте: агроном запрещает молотить, бригадир велит продолжать, не знаем, кого слушать…