— По экскаваторной технике мы идем теперь во главе других технически развитых стран, — говорит В. И. Овсянников. — Этим летом к нам на завод приехали представители французской фирмы и заказали две машины с полным комплектом стрел и ковшей. Наверное, хотят «перенять опыт». Это нас не волнует: пока они у себя повторят то, что делаем мы сейчас, мы уйдем вперед. Заграничных заказов у нас очень много. Не говоря уже о социалистических странах, немало машин покупает Индия — там ведь идет большая стройка гидроузлов.

Когда экскаватор готов, он проходит испытания на заводском полигоне, а потом возвращается в цех, его разбирают и пакуют отдельными узлами для отправки. Мы видим большие ящики с надписью: «ОАР, Египет, Асуанская плотина»… Вот где будут работать воронежские экскаваторы!

О Рамони, районном поселке, расположенном километрах в тридцати к северу от Воронежа, мы услышали в совнархозе: там находится один из старейших в России сахарных заводов. Кроме того, через Рамонь лежит путь в Усманский бор, где расположен Воронежский государственный заповедник.

Сначала мы едем на север той самой дорогой, по которой приехали, потом поворачиваем на восток по тряскому булыжному шоссе. Обгоняем машины с сахарной свеклой. Справа видим обширную усадьбу, обнесенную каменным забором, двухэтажный дом в окружении декоративных растений. На воротах вывеска: «Центральный научно-исследовательский институт свекловодства РСФСР». Это новость — до недавнего времени здесь существовала только селекционная станция, созданная в 1922 году на базе свекловичных плантаций Рамонского сахарного завода. На этой станции было выведено большинство лучших отечественных сортов сахарной свеклы. Ее организатор и первый руководитель И. В. Якушкин, в то время профессор Воронежского сельскохозяйственного института, а ныне действительный член Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук, и по сей день принимает самое живое участие в работах института и частенько наведывается в Рамонь.

Следуя за свекловозами, мы попадаем на склад свеклы. На ровной площадке величиной с полгектара громоздятся длинные высокие бурты, а грузовики все подвозят и подвозят…

Складская площадка обрывается к низине. С обрыва открывается вид на широчайшую долину реки. Ее противоположный плоский берег до самого горизонта одет густым лесом, где матовая хвоя сосен и зелень лиственных крон, чуть пестреющая уже осенним разноцветьем, сливаются вдали в сплошное синевато-линялое покрывало.

А по нашу сторону под самой кручей примостился завод. Он в общем-то не так уж мал, но отсюда, с высоты, выглядит игрушечным. Перед главным корпусом груды свеклы и известняка, которые с нашего наблюдательного пункта кажутся кучками камушков и песка, насыпанными рукою ребенка. Откуда-то из-за реки, описывая широкую петлю, к заводу ведет узкоколейка, по ней бегут крошечные поезда, паровозик пускает белый пар. В воздухе растворен сладковатый запах.

Поселок вытянулся от завода на север вдоль высокого обрывистого берега долины, спускаясь книзу вдоль дороги, ведущей за реку. А над самым заводом на краю обрыва стоит необычайное, неожиданное и неуместное в русском ландшафте здание с плосковерхой зубчатой башней в стиле западноевропейских средневековых замков. Однако сложено оно не из камня, а из красного кирпича. Интересно: что за диковинка? Рядовые российские помещики и купцы так не строили.

Но пока что нам не до замка, прежде надо побывать на заводе.

Главного инженера Г. И. Стасеева мы нашли в его кабинете по соседству с лабораторией.

— Давайте посмотрим, а по пути поговорим, — ответил он, когда мы попросили его рассказать о заводе. — Так вам будет понятней…

Для подачи свеклы от места хранения или разгрузки служит мощная водяная струя. По наклонным бетонированным желобам она несет корни в моечное отделение. Насос вместе с водой поднимает их в громадные грохочущие баки. Претерпев там страшные мытарства от механических мешалок, встряхивающих сит и водяных напорных струй, свекла уже чистенькой поступает в резальную машину, которая с огромной скоростью изрубает ее на тонкие палочки.

Эту свекловичную стружку, похожую на редьку, нарезанную к столу, транспортер загружает в диффузоры — котлы, последовательно соединенные в единую батарею. Извлекается сахаристый сок, остается высоложенная свекловичная стружка, или жом, который идет на корм скоту.

Резальная машина пронзительно жужжит, аппараты гудят — в цеху шумно и жарко, рабочие одеты предельно легко. От сладкого свекольного запаха с непривычки несколько мутит.

На всем своем долгом пути через различные машины и аппараты свекла, а затем ее сок движутся вертикальными зигзагами: вверх — вниз, вверх — вниз… Наконец, очищенный при помощи пара, извести, сернистого и углекислого газов, сахарный сироп попадает в высокие вакуум-аппараты, где происходит кристаллизация сахара.

Эта ответственная операция требует от мастера большой сноровки, ибо теоретически тут «все ясно», но на практике никто не может толком объяснить, при каких условиях быстрее всего образуются кристаллики сахара, и только опытный аппаратчик способен добиться максимальной производительности агрегата.

Знакомя нас с одним из старейших мастеров Рамонского завода И. В. Париновым, главный инженер говорит:

— Я, конечно, знаю, как работает аппарат, и могу сварить сахар часа за четыре с половиной. А вот Иван Варфоломеевич варит за полтора часа. Иван Варфоломеевич, ну как ты это делаешь?

— А вот посмотри, Георгий Иваныч, — с веселым прищуром отвечает мастер и подводит инженера к смотровому стеклышку в стенке котла. — Видишь, забегало? Значит, скоро будет сахар. Понял?

— Ничего не понял, — чистосердечно признается Стасеев.

Масса кристалликов, еще плавающих в сиропе, отправляется на центрифуги. Они отбирают сахар, а патока возвращается на переделку до тех пор, пока не остается черная патока, или меласса, идущая на спиртозаводы. Из-под центрифуг сахар-песок поступает в сушильное отделение. Внутри огромного вращающегося барабана, осыпаясь с его лопастей, он теряет влагу и, дойдя до края, ссыпается в бункер, а оттуда в мешки.

Теперь мы возвращаемся с главным инженером в его кабинет, и наша беседа с техники переключается на экономику.

Рамонский завод среднего калибра, тем не менее он перерабатывает огромное количество свеклы. Железнодорожная станция Рамонь, конечный пункт ветки, еще до Октябрьской революции сооруженной для нужд завода, по грузообороту стоит на втором месте в области после станции Воронеж II. Завод обслуживает свеклосеющую зону радиусом около 100 километров.

Как это ни парадоксально, при определении планово-экономических показателей для сахарных заводов и оценке их работы до последнего времени брали за основу не выработку сахара, а переработку свеклы. Правда, выход сахара величина более или менее постоянная и зависит не столько от завода, сколько от качества свеклы. Иными словами, завод не может повысить извлечение больше того, что может дать свекла. Однако понизить его он может очень легко, ускорив переработку ценою отправки в отходы недоиспользованного сырья. Именно на это как будто бы и ориентировала прежняя система. К чести сахарников надо сказать, что они никогда не прибегали к таким методам перевыполнения плана. Лишь в тех случаях, когда в урожайные годы непредвиденно большой приток сырья требовал от них невозможного, они несколько ускоряли процесс, идя на небольшое увеличение потерь.

В Воронежской области девять сахарных заводов, и они дают весьма большую долю продукции совнархоза в ценностном выражении. Поэтому совнархоз, который на первых порах своего существования смотрел на сахарников с некоторым пренебрежением (подумаешь, сахар варят! то ли дело железо), теперь, что называется, повернулся к сахарной промышленности лицом. Создано особое отраслевое управление, и все заказы сахарников машиностроительным заводам на ремонт оборудования выполняются вне очереди.