По Белгородской черте селились украинские казаки. В 1652 году к месту впадения в Тихую Сосну речки Острогощи пришел полк казаков под командованием полковника Дзиньковского, человека бурной и трагической судьбы. Дзиньковский был одним из боевых сподвижников Богдана Хмельницкого. Порядки на царской службе пришлись ему не по душе, и он перешел в 1670 году на сторону вождя крестьянской вольницы Степана Разина, чьи войска подступали к Острогожску. Однако белгородский воевода князь Ромодановский, сумев быстро перебросить свои силы, захватил мятежную крепость. Полковник Дзиньковский был четвертован на городской площади.

Город, который вырос рядом с Острогожской крепостью, назывался «Рыбным», потому что в Тихой Сосне ловилось множество рыбы, и не какой-нибудь, а громадных белуг и осетров. Рыбой была богата и речка Острогоща, а в особенности озеро, расположенное от города в семи верстах. В память о нем осталась слобода Рыбная, существующая поныне.

Но где само озеро? Где речка Острогоща? Ничего этого не сохранилось. А какая рыба водится теперь в Тихой Сосне, об этом спросите-ка у острогожских любителей-рыболовов.

Когда мы говорим о преобразовании природы человеком, то имеем в виду положительный смысл: мы, советские люди, стремимся улучшить природу и действительно достигаем в этом поразительных результатов. Но веками воздействие на природу со стороны человека шло только в разрушительном направлении. Мы уже говорили о вырубке лесов по Воронежу и Дону в петровскую эпоху и последующие десятилетия. Второй удар по здешним лесным богатствам был нанесен в послереформенное наступление российского капитализма. Как указывает в своих трудах по экономической географии Воронежской области профессор Г. Т. Гришин, за полстолетия здесь было вырублено более одной трети площади лесов.

«Крайне экстенсивные формы ведения сельского хозяйства, — пишет Г. Т. Гришин, — при недопустимо высокой распаханности территории привели к катастрофическому развитию эрозионных процессов».

Так было при капиталистическом хищничестве. Нам досталось тяжелое наследство. Однако давайте признаем, что когда мы, хозяйствуя, забываем о законах природной среды, мы можем и усугубить вредные последствия былого хищничества и некомпетентности.

Итак, спускаемся к Тихой Сосне. Она течет в широкой долине и разделяется здесь, у Острогожска, на несколько рукавов. Мы проехали по четырем мостам, соединенным между собою дамбой. Пойма реки заросла тростниками, камышами, осокой, которые сильно способствуют дальнейшему накоплению наносов. Если не вмешаться, дело кончится полным отмиранием реки. Сколько уже сухих логов в степи напоминают о водотоках, существовавших сравнительно недавно… Или эти реки нам вовсе уж не нужны?

За рекой крутой въезд на коренной берег долины, а там долгий трудный путь, все время немного на подъем среди бескрайней степи. Степь изрезана балками и пересечена зелеными валиками лесополос. Они уже вышли из младенческого возраста, окрепли, стали самостоятельными. Войдешь в такую многорядную полосу из кленов, дубков и акаций с густым травяным покровом и чувствуешь себя, как в настоящем лесу… В долинах, непропорционально глубоких и широких по сравнению с протекающими по ним ручейками, белеют обнажения мела.

Местность приобретает совсем уже украинский облик. Села располагаются не вдоль большой дороги, а в «ярах», дороги же идут главным образом по водоразделам, через холмы. Белые мазанки с соломенной крышей безраздельно преобладают как тип жилых строений, и вся планировка — разбросанная, с садочками — живо напоминает о Полтавщине. Только плетни в большинстве пока еще не украинские, а российские — три горизонтальные жерди, вертикально переплетенные хворостом. Но уже около Россоши появляется типичный украинский «тын» — вертикальные столбики и горизонтальная оплетка ивовыми ветвями. Все это не случайные признаки. Здесь по соседству с Украинской республикой в пределах РСФСР живет немало украинцев, нередки чисто украинские села вперемежку со смешанными или чисто русскими. Точно так же в восточных областях Украины немало русского населения.

От самого Острогожска мы снова поем «Эх, дороги…» Прошли дожди, черноземно-лёссовый грейдер развезло. Езда по нему — это сплошные зигзаги. Ехать можно только на низшей передаче, и то непрерывно заносит и стаскивает в кювет. Хорошо еще, что кюветы здесь мелкие, и наш могучий ГАЗ-69 при помощи демультипликатора выбирается из них собственными силами. Придорожная полоса специально оставлена широкой, метров по 10 с обеих сторон, чтобы можно было ехать рядом с дорогой: машины с одной ведущей осью по скользкой профилированной дороге двигаться не могут. В распутицу здесь даже запрещают ездить по грейдеру, чтобы его не разрушать.

Помню, в степях Ростовской области, где мне случалось ездить лет семь тому назад, поля засевали до самой дороги и объезды шли по посевам. Здесь догадались оставлять незасеянные полосы. Но хорошую дорогу и здесь не сделали! Бензина уходит вдвое, а ведь это только самое начало осени, еще не выбита колея, а вот когда она врежется и машины будут зарываться в грязь, то и трактора не будут поспевать их вытаскивать… Ах, да что говорить! Дорогу построить нам слишком дорого. А кто подсчитал, какие убытки мы терпим от бездорожья?..

О том, что степь, о том, что юг, говорит и характер полей. Вот в огромную ширь, наверное на многие десятки гектаров, тянется кукурузное поле. Это не силосная кукуруза: она вся покрыта золотистыми свечками спелых початков, уже листья пожухли — пора, пора убирать, товарищи колхозники! Вот поле подсолнечника — северный житель не может себе даже представить, чтобы на таком огромном просторе один к одному многомиллионной массой высились эти чудесные солнечные цветы. Сейчас они уже не вертят головой вслед за солнцем, они поникли, их шляпки заполнены черными сотами семечек. Но подсолнух в этом году уродился плохо — в критическое время было слишком сухо.

У большого села Подгорное, лежащего в широком логу маленькой речушки, опять высятся меловые кручи. На краю села — цементный завод, и все вокруг покрыто тонкой меловой пылью. Наш большак пошел теперь параллельно железной дороге. По ней то и дело проносятся длинные тяжелые поезда: движение здесь оживленное. Это одна из магистралей, связывающих Донбасс с Промышленным Центром.

Смеркается. Дорога нас измучила. Огромный перерасход бензина. В каком-то пристанционном поселке приходится занимать горючее у местных шоферов. Селения здесь — вблизи одновременно и шоссе и железной дороги — тянутся почти непрерывной чередой… Не замечаем, как оказываемся на хорошей булыжной мостовой. По сторонам вырастают двухэтажные здания. Мы видим широкие освещенные окна, а за ними квадратные столики и «Охотников на привале». Только теперь мы соображаем, что мы в Россоши и перед нами столовая.

Вихрем ворвались в нее. Что было дальше, не поддается никакому описанию.

Россошь богата фруктами. Ее имя прославлено яблочным сортом «россошанское полосатое», который вывел местный селекционер-мичуринец М. М. Ульянищев. Направляясь утром в райком партии, мы проходим через базар и набиваем карманы яблоками. Они не из этого несравненного сорта, зато дешевые.

Еще в Воронеже мы узнали о своеобразной форме шефства городских рабочих коллективов над колхозами области: заводы строят колхозам механические ремонтные мастерские и оснащают их оборудованием. В райкоме мы попросили порекомендовать нам недальний колхоз, получивший такую помощь. Нам назвали колхоз имени Ленина, над которым шефствует знакомый нам экскаваторный завод.

Колхозное село Александровка километрах в тридцати от районного центра расположено в крутом яру между высокими меловыми холмами. Впрочем, мел виден лишь редкими белыми пятнышками на склонах наибольшей крутизны. Село протянулось по яру на несколько километров, однако оно по здешним понятиям не большое, а только среднее — 500 дворов.

Прежде всего знакомимся с машинным парком колхоза и с мастерской. Заведующий мастерской, смуглокожий от летнего загара, толково рассказывает нам о своем хозяйстве. Из-за трудностей со строительными материалами мастерская построена с некоторым отступлением от типового проекта. Но все же здание достаточно просторно — в него могут въезжать трактора и даже комбайн. Завод прислал станки с моторами, слесарные верстаки, газосварочный аппарат, кузнечный горн. Шефы взяли на себя и монтаж оборудования, и всю электропроводку делают из своего материала.