Широкий размах получает заочное и вечернее обучение. Студенты — заочники КИППа есть во всей пищевой промышленности Советского Союза. Конечно, работать на производстве и учиться дело нелегкое. Не все дотягивают до конца, отсев еще, к сожалению, велик. Но надо продолжать поиски и добиваться, чтобы каждому способному практику стало доступным получение без отрыва от производства полноценного высшего образования.

С «вечерниками» тоже свои проблемы. У вечернего факультета еще не было ни одного выпуска, но студентов уже много. Вопрос об их производственной практике стоит довольно остро. Если студенты-машиностроители могут работать в одном цехе целым курсом, а то и факультетом, то у пищевиков таких возможностей нет. Например, масложировая отрасль — это производство без людей, и чтобы разместить даже небольшую группу студентов, нужно несколько заводов. Очевидно, подобные трудности существуют и у вузов других специальностей, будем преодолевать их сообща.

Поблагодарив Г. В. Стрельникова за беседу, осматриваем лаборатории института. Вот лаборатория процессов и аппаратов. Вы попадаете как бы на миниатюрный завод: в уменьшенном масштабе представлены все основные типы оборудования, применяемые в пищевой промышленности и в химии — теплообменники, автоклавы, дистилляционные и ректификационные аппараты, сушилки.

Богато оборудована и лаборатория автоматики, в которой осваиваются и создаются силами преподавателей и студентов различные виды приборов и устройств, регулирующих расходы, плотности, температуру и другие свойства масс, проходящих через аппаратуру. Студент-дипломник, приняв меня за специалиста, долго объяснял, над какими вопросами работает он и его товарищи в лаборатории. Я половины не понял, но вынес убеждение, что специалисты, прошедшие школу КИППа, принесут в пищевую промышленность широкие знания и неугасимый интерес к прогрессу.

Нас водил по лабораториям Н. Н. Алексеев, декан механического факультета. Алексеевы в КИППе — почти уже династия. Отец декана, профессор Н. Д. Алексеев, один из крупнейших специалистов по оборудованию для пищевой промышленности, был старейшим преподавателем института и одним из его организаторов.

Когда мы были в Краснодаре, он еще работал, несмотря на пенсионный возраст и на нездоровье. Поздней осенью, вернувшись в Москву, я получил известие о его скоропостижной смерти. Это был человек, для которого в труде заключался весь смысл жизни, и умер он за письменным столом.

Припомнив историю его жизни, я снова подумал: сколько вокруг нас ненаписанных романов, которые поучительнее многих написанных! Николай Дмитриевич Алексеев происходил из передовой разночинной интеллигенции. Его отец Дмитрий Гаврилович был другом известного ученого-публициста Н. А. Рубакина. Рубакину трудно было найти издателя для своих научно-популярных книг, обращенных к простому народу: его книги несли знания трудящимся, а издатели-капиталисты вовсе этого не одобряли.

И вот в Петербурге в самом начале нашего века появилось «Издательство Д. Г. Алексеева». Единственным его работником был сам издатель. Он договаривался с типографами, готовил рукописи к набору, вел корректуру, складывал вышедшие из печати книги у себя на квартире и потом на извозчике развозил их по книготорговым агентствам. Трудовая Россия получала дешевые полезные книжки, знаменитые рубакинские рассказы о великих и грозных явлениях природы, великих событиях разных времен и народов, делах в царстве животных и многое другое.

Дмитрий Гаврилович питал отвращение к самому понятию выгоды. Разорившись на издательской деятельности, он уехал из столицы и поселился в Харькове. Там его сын Николай и окончил перед самой Октябрьской революцией Политехнический институт. В первые послереволюционные годы молодой инженер работает в Донбассе и на Кавказе, а в конце 20-х годов окончательно оседает в Краснодаре. Здесь прошли все 30 с лишним лет его научной и педагогической деятельности, о которой многое могли бы рассказать тысячи его учеников.

Н. Д. Алексеев пользовался в институте огромным авторитетом. Маленького роста, слабого сложения, никогда не отличавшийся здоровьем, он был образцом энергии и неутомимости. Некоторые студенты побаивались его: он не знал снисхождения к лени и откровенно презирал бездельников. Будучи по сути дела уже стариком, Николай Дмитриевич вступил в Коммунистическую партию. Старый профессор так объяснял свое решение: он убедился, что партия объединяет не только самых сознательных, но и самых деятельных людей, и он хочет стоять с ними в одном строю.

Шерсть на Северном Кавказе и в Предкавказье собирали давно, однако крупная промышленность по ее переработке в Краснодаре до недавнего времени отсутствовала. В 1951 году вступила в строй первая очередь камвольно-суконного комбината, вторая же очередь, а именно камвольное производство, в 1956 году. Строительство ведется еще и сейчас. Краснодарский камвольно-суконный комбинат — гигант текстильной промышленности: на нем работает более 6 тысяч человек.

Специалист, показывающий нам цеха, рекомендуется как инструктор по производственному обучению школьников. Удивляемся, что за должность. Оказывается, одна из городских средних школ, перешедших на одиннадцатилетний срок обучения, прикреплена к комбинату. Ученики 11-го класса (мы видели главным образом учениц) 3 дня в неделю работают на производстве.

Кому не интересно узнать, как делается материал, из которого сшиты наши брюки? Мы с большим вниманием прислушиваемся к тому, что говорит экскурсовод, однако не везде нам удается что-либо услышать. Сильный шум до сих пор остается бичом некоторых текстильных цехов, в особенности ткацкого. Все же мы усваиваем кое-какие основы.

Главным сырьем служит мытая шерсть, поступающая сюда преимущественно из Невинномысска, Ставропольского края. В приготовительном цехе тюки шерсти и вискозного волокна растрясают и из них приготавливают так называемую «смеску». Работницы берут охапки волокна и бросают его в кучу, потом еще раз перебрасывают, пока не будет достигнута нужная равномерность. Для постороннего человека это довольно потешное зрелище: кажется, будто женщины поссорились между собой и потрошат друг другу матрацы с разноцветной набивкой.

Далее смесь поступает в машины, которые окончательно приводят ее в порядок. Затем смеска идет в аппаратный цех, на чесание. На приемную решетку чесальной машины смеска поступает сплошной бесформенной массой, но, проходя сквозь валики и барабаны с иголками, она выравнивается и сходит уже в виде «ровницы» — неплотной ленты, которая сматывается в катушки.

В прядильном цехе ровницу перематывают на шпули, имеющие форму усеченного конуса. При перемотке происходит натяжение, но лишь следующая операция — собственно прядение — придает нити прочность. В прядильной машине шпули, надетые на множество веретен, быстро вращаются, нить скручивается при помощи «бегунка» и снова наматывается на катушку.

Таков путь пряжи для суконных тканей. Камвольный поток гораздо длиннее. Для камвольных тканей применяется тонкая длинноволокнистая шерсть с добавлением не более 30 процентов искусственного волокна, а для некоторых тканей, как, например, бостона, одна чистая шерсть. Приготовленная смеска проходит длинный путь чесания на разного вида машинах. Ленту запаривают, прежде чем получить из нее ровницу, и только потом начинается прядение, тоже подразделенное на множество переходов. При каждой операции все больше очищается волокно, удаляются всякие примеси, увеличивается прочность и плотность нити.

Когда пряжа готова, из нее делается основа. С множества катушек тянутся нити на сновальные валики, и тут работница вручную продергивает нити через ремизки, создавая определенный порядок переплетения или рисунок. Затем смотанная основа заправляется в ткацкий станок, ремизки ходят вверх-вниз, открывая зев между нитями, и челноки снуют с бешеной скоростью, продевая в этот зев поперечную нить, или уток…