Раньше в конце смены обмотчицы останавливали машину, чистили ее, снимали катушки, подсчитывали выработку. Следующая смена заправляла машину заново. Теперь смену сдают на ходу, а ухаживают за машиной в процессе работы. Выигрыш равен целому часу рабочего времени, производительность поднялась почти на 10 процентов — это в современном сугубо машинном производстве, где и так все уплотнено до секунд.

Но как же с подсчетом выработки? Ведь невозможно учесть, что сделала одна смена и что другая.

— Да, невозможно. Но кому это нужно? — говорят девушки. — Ведь мы — одна бригада, одна рабочая семья. Будем работать по общему наряду. Заработок? Раз выработка повышается, следовательно, и заработок возрастает, мы его поделим поровну на всех в соответствии с квалификационным разрядом.

Но ведь кое-кто, возможно, на этом прогадает: есть особо способные, умелые руки, которые, работая в одиночку, зарабатывали бы значительно больше других?..

— А мы за этим не гонимся! — запальчиво отвечает одна из работниц, участвующих в нашей беседе. Она несколько постарше других девушек, в ее движениях у машины видна высокая рабочая сноровка. — Вот я раньше больше всех получала, ну и что из этого? Теперь никому не обидно. Говорим: «Работать и жить по-коммунистически». А по-коммунистически — значит сообща!

Раньше каждый отвечал только за себя, поэтому некоторые и думали только о себе. Правила коммунистического труда затронули такую чувствительную струну, как рабочая совесть. «Не себя подведешь, всю бригаду». Эта короткая фраза действует теперь куда сильнее, чем былые многочасовые проработки на собраниях и назидательные беседы мастеров, начальников и комсоргов…

Руководит цехом комсомолец Яков Дарьер. Мы встречаемся с ним у оплеточных машин, на которых быстро крутятся веретена с нитями различного цвета. Непривычно видеть такого молодого человека в роли начальника крупного цеха. Как-то он справляется со своими сложными обязанностями?

— Знаете, когда приходится руководить таким замечательным народом, как наш молодежный коллектив, крылья вырастают. Да, впрочем, тут, если просто не мешать им работать так, как они хотят, и то дело пойдет на славу, — с улыбкой говорит молодой инженер. — Но, конечно, бывает иной раз трудно решать вопросы. Возьмите систему оплаты труда. Вот вы, москвичи, вращаетесь, может быть, в «сферах» — скажите, что вы думаете о работе по общему наряду? Дело в том, что некоторые товарищи смотрят искоса на наши коллективные наряды. Называли уж и отсебятиной и отсталыми настроениями. Им говорят, что это народная инициатива, а они — что мы у кого-то на поводу…

— Но ведь вы, применив эту систему, повысили производительность труда! Что же тут отсталого?

— Вот именно…

Чем могли мы помочь молодому начальнику цеха? Мы только посоветовали ему теснее держать контакт с партийной организацией и быть думами и стремлениями всегда единым с коллективом, который вырастил его и поставил собой руководить.

Долго еще не выходили у меня из головы эти беседы на Рыбинском кабельном заводе. Человек перестает думать о личной выгоде, а помышляет лишь о пользе коллектива — бригады, цеха, завода.

Не есть ли это шаг к тому недалекому будущему, когда мы, живя в обществе, достаточно богатом, чтобы дать каждому все, в чем он нуждается, все до единого поймем, что наше личное благополучие создается через благополучие всего общества и не может быть достигнуто никакими другими путями?

Эти молодые рабочие, парни и девушки — умелые, знающие, серьезные, полные веры в будущее, строят коммунизм для самих себя — «им жить», как говорили в старину. Разве не принадлежит им право самим выбирать пути в коммунистическое завтра? Они делают это не на ощупь, они не слепы, ленинская партия вооружила их знанием основ общественного развития. Они уже в сегодняшнем дне видят, как умножение именно общественного богатства повышает уверенность производителя в том, что общество выдаст ему его справедливую долю. Видят это в миллионах новых квартир, заселенных рабочими семьями, в растущем изобилии продуктов питания и одежды, в небывало широком доступе для трудовой молодежи к высотам образования и культуры, во множестве справедливых мер партии по ликвидации излишеств.

Прекрасен молодой завод, прекрасен его молодой коллектив. Он насыщает живой плотью затверженную фразу, часто повторяемую без проникновения в смысл: молодежь — наше будущее.

Давайте же больше ей доверять!

Уже простившись с кабельным заводом, мы еще раз любуемся им издалека, с высоты огромных башен волжского шлюза, расположенного в нескольких километрах дальше на северо-запад. Новые заводы, такие, как Рыбинский кабельный или Череповецкий металлургический, по своему внешнему облику воспринимаются не просто как промышленные сооружения. Обозревая их стройные, выдержанные в строгих пропорциях корпуса, размещенные в рациональном, глубоко продуманном порядке, получаешь эстетическое наслаждение, как от произведений искусства.

Что же касается сооружений канала имени Москвы — а Рыбинский район гидросооружения входит административно в систему этого канала, — то их не раз называли как образец архитектурных излишеств. Спорить с этим не приходится. Но если говорить о башнях шлюза у села Переборы под Рыбинском, то они при всей своей величине не производят впечатления несоразмерности, ибо эти башни очень удачно, хочется даже сказать естественно вписаны в окружающую местность.

Видеть их начинаешь издалека. Еще неясные в контурах, еще окутанные туманной дымкой, они манят к себе могучим для человеческой души магнитом громадности и загадочности. Глядя на них, начинаешь понимать, чем привлекает пирамида Хеопса, сооружение рекордной бесполезности и тем не менее одно из популярнейших на земле. Ничто вокруг не притягивает взор с такой интенсивностью. Вы привыкаете к этим башням и, оказавшись перед ними, уже не спрашиваете, нужны ли они. Раз попавшись на глаза, они стали вам необходимы.

А для тех, кто приближается к башням Переборского шлюза по воде, они выглядят воистину, как геркулесовы столбы, воздвигнутые не мифическим, а реально существующим великаном — строящим советским человеком — в память о своем не сказочном, а действительном подвиге[11].

Шлюз у Переборов — это водная ступенька, помогающая судам шагнуть из Волги в Рыбинское море и обратно. Он уникален по своим габаритам. Разность уровней составляет 18 метров — это высота шестиэтажного дома. Емкость каждой из двух параллельных камер — 165 тысяч кубических метров. Несмотря на такие громадные размеры, заполнение камер продолжается всего 7 минут — на радость и удивление всем судоводителям. Капитаны говорят, что шлюзоваться в Переборах одно удовольствие. И дело не только в скорости, но и в том, что вода поступает в камеру очень равномерно, судно стоит спокойно, его не бросает и не бьет о бетонные стенки шлюза.

Эта плавность заполнения достигнута устройством шестнадцати водопусков, равномерно распределенных по всей площади камеры, а к ним вода подводится по двум параллельным подземным галереям.

На Рыбинском гидроузле, как обычно на внутренних водных путях, жизнь течет в спокойном, на взгляд горожанина, медлительном темпе. На самом деле труд работников гидросооружения полон высокого накала. Кроме пропуска судов, они заняты широким комплексом работ по «поддержанию обстановки». В это понятие входит и обслуживание судоходства, и обеспечение работы турбин гидроэлектростанции, и соблюдение безопасного уровня воды.

С балкона шлюзовой башни нам показывают, где проходило старое русло Волги до сооружения плотины. Вон там тянулось оно, где сейчас плещется широкий искусственный рукав водохранилища, и было в межень таким узким и мелким, что его можно было переехать на телеге.

Гидроузел сыграл огромную роль в развитии прилегающего района: весь Переборский промышленный комплекс возник благодаря гидроузлу. Нам виден поодаль красавец кабельный завод, вон на берегу Волги завод гидромеханизации… А там, у шекснинского устья, высится мощная Рыбинская гидроэлектростанция, питающая током не только рыбинский промышленный узел, но и Череповец и даже более дальние районы. Захудалое село Переборы превратилось в крупный пригород Рыбинска и скоро, вероятно, срастется о ним воедино.