Одну за другой доярки пропускают своих подопечных: пользуясь электродоильными аппаратами, можно доить одно временно несколько коров. Доярки в чистых халатах, серьезные и ласковые с «пациентками» — обстановка очень напоминает физиотерапевтический кабинет какого-нибудь санатория.

Розовощекая девушка, ни на минуту не прекращая работы, кивает на коров, ждущих своей очереди:

— Бывает, что додаивать приходится руками, потому что непривычная корова аппарату все не отдает. А молодые наоборот, станешь ее доить руками, уходят, да и все тут. Подайте ей технику — молодежь!

Смеется девушка, смеемся и мы ее веселой шутке…

Мы снова в «Старом свете», на небольшой пристани, не нас ожидает катер. Долго огибаем длинный песчаный выступ «Северной Америки», держась очень далеко от берега, потому что подойти ближе не позволяет мель. Наконец выходим в широкую протоку Курополку, на которой стоят Холмогоры. Но Курополка еще мельче, наш небольшой катерок то и дело чертит килем по песчаному дну. Пожилой моторист доверительно улыбается и подмигивает, что-то объясняет нам, но за ревом мотора не слышно ни единого слова. Вдруг удар в, дно — и мы застываем на месте. Моторист сразу становится серьезным. Он сбрасывает газ, выключает сцепление большим ручным рычагом, снова прибавляет газ, постепенно разгоняет обороты мотора — рев все громче, громче, — затем включает рычаг, и суденышко, покачиваясь и крепясь, нехотя слезает с мели.

Кроме нас и Марии Павловны, на катере едут директор племзавода и с ним новый для нас человек. Оба худощавые, загорелые, приблизительно в равных годах — под тридцать пять, оба скромно одеты: темный костюм да кепка… Они вдвоем стоят на носу катера, где шум мотора не так слышен, и все говорят о своих делах.

Мы сошли на берег на одном из крупнейших островов пинегодвинской дельты, и луговые богатства Холмогорского района предстали перед нами во всем своем великолепии. Не стану описывать луговые запахи: тот, кто никогда не бывал на настоящих заливных лугах, все равно не составит себе с чужих слов никакого представления, а тог, кто бывал, только посмеется над попыткой передать словами этот неповторимый аромат, заставляющий людей глубже дышать, расправлять плечи, улыбаться… Сообщу только, что на некоторых северодвинских лугах более половины травостоя занимает красный клевер, который в эту пору был в разгаре своего цветения.

Поднявшись на крутой берег, идем едва заметной тропинкой. Травяные просторы изборождены продолговатыми впадинами заросших стариц, серповидными впадинками, еще несущими воду, и мелкими сухими ложбинками. Каждый год река разливается по-разному. Иной раз вода зальет лишь наиболее низкие части островной и береговой поймы и держится недолго, а случится дружная весна после многоснежной зимы, и вода покрывает почти сплошь все луга. Вот тогда-то эти сухие ложбинки, которые мы видим, становятся протоками, по ним сходит в основное русло спадающий паводок. Более глубокие и протяженные поросли полосками кустарника, здесь много ивы и черемухи, встречаются шиповник и смородина… Черемуха поспела, ее крупные черные ягоды, терпкие и сладкие, развлекают нас в пути.

Эстетическая сторона часто бывает в конфликте с практической. Все эти живописные кустарнички, особенно ивняк, следовало бы удалить и таким образом расширить полезную площадь лугов.

— Вот и пришли на сенокос, — говорят нам. Но что мы видим? Вокруг длинного прямоугольного стога, пока еще небольшой высоты, в живописном беспорядке стоят пять разноцветных тракторов. Около них ни души, и кажется, будто какие-то диковинные животные, предоставленные самим себе, забрели на луг попастись. На тракторах навешены какие-то орудия, назначение которых нам пока еще не ясно. Директор достает карманные часы: так и есть — обед. В самое жаркое время дня — что же, это разумно. Подождем.

Но не успеваем мы с удобством расположиться на скошенной траве, как вдали показывается автомашина. Двигаясь напрямик через выкошенный луг, ГАЗ-51 быстро приближается, из него выскакивает несколько мужчин. Это и есть звено комплексно-механизированной уборки сена во главе с коммунистом П. Д. Головиным. В течение года члены звена работают кто где — в сельском хозяйстве в зависимости от смены сезонов люди часто меняют специальности. Но когда приходит пора сеноуборки, все они собираются, и каждый занимает свое место.

«С пол-оборота» завелись моторы, и все машины пришли в движение. Трудно с первого взгляда заметить порядок в быстрых то длинных, то коротких заездах тракторов: один туда, другой сюда, третий оттуда… Но приглядишься, и становится ясной четкая согласованность операций.

Трактор с косилкой сразу удалился за полкилометра, лишь изредка ветерок доносит стрекотание его мотора. Остальные машины подбирают и стогуют уже высохшее сено.

Трактор ДТ-20 с прицепными граблями сгребает высохшее сено в валки. Сразу же вслед за ним трактор ДТ-54 с навесной волокушей собирает валки в копны и подвозит их к стогу. Тут работает навесной стогометатель. На высоких стальных стойках, которые опираются на шарнирные ролики, позволяющие делать крутые развороты, поднимаются и опускаются гигантские вилы. Все устройство установлено спереди трактора и подключено к его приводу. Тракторист подъезжает вплотную, поднимает кипу наверх, а там двое рабочих ловко расправляют поданное сено. Еще один рабочий с вилами ходит по низу вокруг и оправляет стог.

Работа идет в лихом темпе, споро и слаженно. Однако работники недовольны. Нужен еще трактор, одна волокуша не поспевает ни за граблями, ни за стогометателем, все время то один, то другой агрегат простаивает. Но сейчас лишнего трактора нет.

— Вот уж на будущий год, — говорит директор…

— Да, с двумя волокушами они чудес натворят, — улыбается наш другой спутник, секретарь парторганизации.

— А что в Америке на сеноуборке применяется такая же техника? — спросил я, когда мы тронулись в обратный путь.

— А черт ее знает! — не слишком любезно отозвался директор.

По-видимому, он, как всякий занятой человек, недолюбливал «представителей», с которыми только время теряешь…

— Да что вы все на Америку равняетесь? — нетерпеливо добавил он. — Далеко Америке до нас! До них вон, — поясняя свою мысль, указал он взглядом на звено Головина.

Там резво сновали трактора, все выше взлетали вилы стогометателя и рос на глазах огромный опрятный стог…

С этого острова мы могли, не возвращаясь в Холмогоры, попасть прямо в Ломоносовку, бывшую Денисовку.

Перед нами полоса чистого, бледно-желтого речного песка шириной 700—800 метров. Только у ближнего берега течет узкая и мелкая струйка прозрачной с золотистым отливом воды. Разувшись, мы перебредаем ее: глубина ниже колена. У противоположного берега нам встретится второе, еще более мелкое и узкое руслице, но сейчас мы его не видим, оно теряется в массе песка. Мелкий и нежный на ощупь, но плотный, нехоженый, он приятно щекочет ступни.

Старожилы рассказывают: еще сравнительно недавно, на памяти ныне здравствующих поколений, здесь проходило самое большое русло Северной Двины. Потом появился брод, но он был глубок: еще в предвоенное время не во всякий год его можно было переехать на телеге. А теперь почти сплошной песок, и уже появляется близ ломоносовского берега первое растение на песке, бледно-зеленая мать-и-мачеха с белыми ворсинками на нижней стороне листа, похожего на копытце. Вода пошла через самый правый рукав, описывающим широкую излучину у Сетигор.

Ломоносовка по внешнему облику мало чем отличается от обычных северных деревень. Однако есть у нее замечательный ориентир. Деревня стоит на крутом берегу, и если смотреть на нее издали, прежде всего видишь расположенное особняком высокое здание. Это не старинная церковь с шатровой звонницей, каких много на севере, нет, это здание вполне современной архитектуры — школа, которая носит имя М. В. Ломоносова. Можно ли было придумать более достойный памятник великому северянину и более близкий духу его деятельности? Кстати, есть и памятник в прямом смысле слова. Он установлен недавно тут же на школьном дворе — бронзовая фигура на постаменте из красного полированного гранита. Ломоносов изображен сидящим в задумчивой позе, как бы в размышлении о трудной, но гордой и славной судьбе своего народа. Перед памятником, словно дорожка к нему, — продолговатая грядка цветов, за которой ухаживают юные ломоносовцы.