Мы на один день опоздали к массовому взрыву — это было большим разочарованием для моего спутника, вооруженного всяческой съемочной аппаратурой. Однако мы попали на карьер как раз в то время, когда было закончено обуривание глыб и взрывники готовили малый взрыв на рыхление.

Ловкие и быстрые, как горные козы, они лазают по крутой осыпи известняковых глыб, специальной ложечкой засыпают в бурки аммонит, розовый, как клюквенный кисель в порошковом полуфабрикате, вставляют шнур с детонатором… Раздается холостой предупредительный взрыв, похожий на выстрел из ружья. Расходятся в стороны рабочие, прокладывающие колею железной дороги — она наращивается готовыми звеньями при помощи передвигающегося по рельсам крана. Ушла в безопасную зону команда работающего поблизости экскаватора. От нас требуют подальше отвести машину — мы на своем газике подъехали по бугристому днищу карьера к самому забою. Непрерывно звонят в рельсу, предупреждая о взрыве всех, кто мог бы сейчас подходить сюда извне.

Вот все разошлись. Теперь взрывники разбегаются каждый к своим буркам. У каждого в руках подожженный контрольный шнур. Его длина рассчитана таким образом, что, когда он кончится, до взрыва первых подожженных бурок останется одна минута — надо бежать в укрытие. С камня на камень, от шнура к шнуру, быстро, расчетливо, не тратя времени на разгибание, вертко и бесшумно, как ящерицы, снуют по нагромождению белых глыб эти черные фигурки с горящим шнуром в руке, поджигают шнуры, торчащие из бурок. Смотреть на них весело и тревожно: ведь малейший просчет… Что это? Раздается взрыв, а они еще на камнях! Чего же они медлят?!

Но нет, это опять еще только предупредительный взрыв — теперь специально для них, сигнал о том, что пора бежать, на тот случай, если вдруг что-то не поладится с контрольным шнуром. Наконец они бегут. Не идут вразвалку, демонстрируя свою лихость, а действительно бегут со всех ног — тут шутки плохи! И прячутся в маленьком железном блиндаже метрах в тридцати от забоя.

Вот все они укрылись, проходит еще несколько секунд, и начинаются взрывы. Одни громкие, резкие — видно как от них далеко разлетаются небольшие осколки; другие глухие — кажется будто бы даже какие-то замедленные, но после них так и разваливается огромная глыба. Осколки свистят, как на войне, и я, находясь на вполне благоразумном отдалении, инстинктивно поглядываю вокруг, ища укрытия. Мой спутник, пристроившись за большим обломком в зоне, куда достигают осколки, самоотверженно «ведет огонь» своим телеобъективом.

Уже множество глыб рассыпалось, а взрывы еще все продолжаются — поразительно, как эти четверо фигурок успели за такое короткое время поджечь столько шнуров. Наконец все затихло. Взрывники приступают к отпалке новой партии заряженных шнуров. Мы же, простившись с этими представителями одной из самых героических профессий, спешим по своим делам — нас ждут на тракторном заводе.

Главный инженер тракторного завода, очень занятый и очень усталый человек средних лет, скрепя сердце ведет с нами беседу о заводе. Я отлично понимаю его и стараюсь не задерживать дольше необходимого.

Липецкий тракторный завод начали строить в 1943 году, вскоре после того, как район перестал быть прифронтовой полосой. Первые тракторы с бензиновым мотором были выпущены уже в 1944 году. В 1947 году начался серийный выпуск гусеничного трактора средней мощности КД-35. Непрерывно модернизируя его, заводские конструкторы создали модель Т-38. Этот универсально пропашной гусеничный трактор мощностью в 40 лошадиных сил приспособлен для пахоты, боронования, посева, междурядной обработки и уборки пропашных культур.

Расположенный по соседству с Новолипецким металлургическим заводом, ЛТЗ получает от него металл и в своих горячих цехах, кузнечном и литейном, превращает его в заготовки деталей тракторов. Цеха расположены вдоль озелененной главной магистрали завода, тянущейся на добрый километр. Из высокого корпуса доносятся мерные удары тяжелых молотов. Идем туда.

Вот штамповочные молоты. Управление ими за послевоенное время усовершенствовалось. Если раньше у одно-двухтонного молота работала целая бригада — кузнец командовал, подручный подавал заготовки, машинист нажимал на рычаг, то теперь все делает один человек. Небольшие автоматизированные печи для нагрева заготовок расположены близко, заготовки подаются автоматически, кузнец только поправляет их клещами и сам при помощи ножного рычага производит удар. Однако суть технологии не изменилась.

Мы бываем разочарованы, когда в какой-то отрасли производства не находим коренных новшеств, отметающих старые приемы. В этом выражается наша страстная приверженность к прогрессу, радостный признак расцвета наших творческих сил, молодости нашего общества. Но не следует думать, что все старые способы плохи. И не нужно забывать, что хотя мы пашем тракторами и сеем многорядными сеялками, мы так же бросаем в землю зерно, как делали люди за многие тысячелетия до нас.

В сталелитейном цехе, как и в кузнечном, преобладают темно-серые тона. Это цвет окалины металла, цвет формовочной земли, цвет стен, на которых оседает гарь, неизбежная в горячем производстве. Но ни грязи, ни хлама нигде не увидишь, дышать легко — непрерывно гудят мощные вентиляторы. Здесь мы долго любуемся работой литейного конвейера.

По железной бесконечной ленте движутся опоки — чугунные формовочные ящики из двух половин, верхней и нижней, — со вложенными в них моделями. При помощи крана рабочий по отдельности снимает их с ленты, ставит на формовочную машину. В ящик сыплется нужное количество земли, землю трамбуют, встряхивая опоку на пневматическом устройстве. Готовую к заливке опоку опять ставят на движущуюся ленту, и она отправляется в литейное отделение.

А там в пятитонных электропечах, огромных металлических, выложенных огнеупором чашах с погруженными в них графитовыми электродами, плавится сталь. С интервалами в час или два то одна, то другая печь накреняется, и по желобу, похожему на хобот, сталь стекает в большой ковш, подвешенный на мостовом кране. Из большого ковша сталь переливают в маленький, разливочный. Вот из него-то литейщики, прямо на движущемся конвейере, заполняют жидким металлом формы. Сверкнула над опокой огненная струйка, сталь заполнила форму, литейщики закрывают на мгновение отверстие ковша, чтобы снова открыть его над следующей подоспевшей опокой.

А заполненные металлом опоки движутся дальше, остывают по пути, и когда они доходят до следующей операции, металл уже достаточно остыл для выемки отлитой детали. Делает это машина, находящаяся в особом помещении, отделенном от остального цеха капитальной стеной, потому что операция сопровождается сильным грохотом. Машина сталкивает опоки с ленты, ставит на вибратор, тот безжалостно встряхивает все сооружение, и от этой бешеной встряски земля осыпается сквозь решетку. Опорожненная опока возвращается на ленту и остается деталь, еще красноватая, пышущая жаром. Но вот и она проваливается в предназначенное для нее отверстие и теперь по подземной галерее направится в обрубочный цех, где с нее удалят все лишнее. А земля по другой ленте движется в то отделение, где приготовляется формовочная смесь.

Во всем этом потоке руки человека прикасаются только к рычагам машин.

В сборочном цехе у большого конвейера просторно и малолюдно. Сюда поступают готовые узлы для окончательной сборки. Слесари укрепляют мотор на шасси, присоединяют маслопроводы, электропроводку, ставят кабину и в заключение «обувают» трактор, то есть надевают гусеницы. Трактор, медленно передвигаясь на конвейере, проходит сквозь крытые галереи, в которых автоматически происходит окраска и сушка. В конце конвейера в бак заливается горючее, и машина готова. Остается только испытать новорожденный трактор под нагрузкой.

Они выходят на обширную площадку за цехом и здесь, прежде чем отправиться к потребителю, проходят обкатку. Сначала работает вхолостую один мотор, а затем трактор въезжает на специальный стенд. Своими гусеницами он становится на другие гусеницы, которые помешены в специальном углублении. Они движутся в сцеплении с гусеницами трактора, проходящего испытания, оказывая определенное сопротивление. Трактор, неподвижно закрепленный на стенде, работает, как взаправду, отчаянно крутит гусеницами, и вертятся гусеницы в яме, и становится жалко обманутый трактор, который едет изо всех сил, а сам ни с места, и приходят на ум всякие сравнения — про сизифов труд, про черпание воды решетом… Обкатка есть обкатка, а все-таки обидно за трактор-работягу, ему, наверное, хочется уже на поля, работать с пользой для людей…