Теперь, товарищ Сатана, о Ваших выпадах против р-руководства нашей партии. Это – очень вредная п-политика, мешающая нашему общему делу. Ленин учит, «что сейчас направление нашей политики определяет не масса членов партии, а тончайший слой старой нашей п-партийной гвардии. Если там появится р-раскол, все погибнет. Поэтому надо б-беречь всеми силами единство этого слоя, который имеет громадный, безраздельный авторитет в народе. Этим авторитетом, г-говорит он, определяется политика партии. Если начнется р-раскол, мы ничего не удержим». Поэтому от имени членов нашего Политбюро п-призываю Вас прекратить раскольническую деятельность.
- Глянь, яйца курицу учат, - иронически заявил Повелитель мух.
За «каменную жопу», как он любовно окрестил усидчивого Молотова, вступился Старик (партийное прозвище Ульянова). Не говоря лично о Дьяволе, он обрушился на его Канцелярию в своей обычной манере: ругался и сыпал на собеседника свои любимые выражения «дубовые головы», «умственные недоноски», «митрофаны», - словом, оперировал целым набором оскорблений. Особенно ему не нравилось, что Люцифер отказался приказать, чтобы Адское Управление Делами согласовывало свои действия в коммунистической зоне с партийным и государственным руководством Второго СССР.
- «Да что же это, мил» злой дух, - возбужденно говорил он, - «неужели Вы стоите в государственных делах за бюрократическую систему, за канцелярскую тайну и прочие благоглупости? Вас, очевидно, тоже охватывает, по выражению Достоевского, «административный восторг». Как Вы не понимаете, что мне нужно знать все, что делается» Вашей Канцелярией у нас в зоне?
- Мои черти-бюрократы действуют по моим указаниям...
- «Ха-ха-ха! - с досадой отвечал Ильич, - это значит «прокуль профани!» («полный профан», в переводе с французского), так? А сами вы в тиши канцелярий будете вершить ваше великое дело, господа мои хорошие, бюрократы прореволюционной формации, а там, глядишь, вдруг и облагодетельствуете нас грешных каким-нибудь мероприятием вроде салтыковского помпадура». Это – персонаж сатиры Салтыкова-Щедрина «Помпадуры и помпадурши», если Вы вдруг забыли...
- Давай от теории ближе к делу, - прервал его Сатана. - Когда ты планируешь начать свою революцию в аду?
- «Самая трудная задача при крутых переходах и изменениях общественной жизни – это задача учесть своеобразие всякого перехода... Марксист в учете момента должен исходить не из возможного, а из действительного, ... об исторических событиях надо судить по движениям масс и классов, а не по поведению и заявлениям политических деятелей... Революции не делаются по заказу, не приурочиваются к тому или другому моменту, а созревают в процессе исторического развития и разражаются в момент, обусловленный комплексом целого ряда внутренних и внешних причин... Переворот может назреть, а силы у революционных творцов этого переворота может оказаться недостаточно для его совершения, - тогда общество гниет, и это гниение затягивается иногда на целые десятилетия»...
- Я правильно тебя понял – большевики намерены гнить еще с десяток-другой лет?
- Не мы, а Ваше реакционное адское общество!
- Ну, тогда погнием!
- Как же так, Владимир Ильич, - заныл Жданов, - на что Вы нас обрекаете?
- «Не хныкать, товарищи, мы непременно победим, потому что мы правы!» Мы все равно будем бороться! Вспомните, что я сказал, садясь в опломбированный вагон для поездки через Германию: «Мы должны во что бы то ни стало ехать, хотя бы через ад». Вот мы и едем через ад! Не забывайте главные слова нашего партийного гимна: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья...»
- А зачем? - успел вставить Ницше.
- Не ошибаешься ли ты, Ильич? Мне сдается, что ставка на межмировую войну - это «остров Утопия», только в колоссальном размере, - возразил лукавый.
- «Никакого «острова Утопии» здесь нет, - резко ответил Ленин тоном очень властным. - Дело идет о создании коммунистического государства. Отныне Россия будет первым государством с осуществленным в ней коммунистическим строем... Я люблю повторять: «Сделано неплохо, но может быть сделано лучше...» А, Вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, - это только этап, через который мы проходим к мировой революции...». А потом и к революции на Небе и в аду...
Сатана сардонически улыбнулся. Ильич скосил на повелителя преисподней свои узенькие маленькие глаза монгольского типа с горевшим в них злым ироническим огоньком и сказал:
- «Вы улыбаетесь! Дескать, все это – бесплодные фантазии. Я знаю все, что Вы можете сказать, знаю весь арсенал тех трафаретных, избитых... в сущности, буржуазно-меньшевистских ненужностей, от которых Вы не в силах отойти даже на расстояние куриного носа... Вы торжествуете, Вы думаете, что вот, наконец-то Вам ясна закулисная сторона в наших стремлениях сохранить единство партии, ее цельность и проводить в ней железную дисциплину!.. Ну, мне плевать на Ваши сардоническую улыбку и прочее, просто наплевать...»
- Вот что, Ульянов, - не выдержал, наконец, владыка пекла, - молчи, я не хочу больше разговаривать с тобой... Мне это скучно и надоело, и вообще будем считать вопрос конченым. Я удовлетворен и притом вполне всеми твоими пояснениями, теперь мне все ясно... Точка и довольно!
- «Да, но я неудовлетворен, - запальчиво бросил Ильич, - мне хочется знать, мне нужно знать, - подчеркнул он «мне», - что скрывается в этом Вашем саркастическом «удовлетворен и притом вполне», и Вы должны мне это пояснить, слышите! И вообще меня раздражает Ваш дипломатический или, вернее, парламентский тон!.. Говорите же, ругайтесь, возражайте!..»
- Я сказал «довольно», - ответил Сатана, - и ты более слова от меня не услышишь по этому поводу. Мне это надоело и вновь повторяю, мне теперь ясна ваша роль и ваша политика - от квалификации я воздерживаюсь... И давай беседовать на другие темы...
- На другие? Извольте! Зачем своим вмешательством и дурацкими действиями Вашей Канцелярии Вы мешаете нам вести идеологическую работу в наших советских народных массах? Ваши черти – слабаки против нас! Кто придумал термин «враги народа»?
- Вообще-то я, Максимилиан Робеспьер, вождь Великой французской революции! - на мгновение в кабинете Сталина появился якобинец по прозвищу Неподкупный с головой под мышкой.
- Кто пустил? - заорал Сталин.
- Я разрешил, - бросил ему Дьявол, - за его революционные заслуги!
Ленин ничуть не смутился:
- Допустим! Но только большевики сделали борьбу с этими самыми врагами поистине массовой и длительной. Вы, товарищ Робеспьер, убрали тысяч сто контриков за пару лет, а товарищ Сталин – больше десятка миллионов за четверть века. Ладно, вопрос не к Вам!
Максимилиан исчез.
- Товарищ Сатана, Ваши приспешники пробовали вербовать души в обмен на взятых в заложники родичей? - продолжил Ильич.
- Не додумались...
- А наша партия миллионы людей так приобрела – и более половины Красной Армии из них сформировала в Гражданскую войну! А как неуклюже, по дилетантски Вы охотитесь за грешниками! Дурачки-эсеры и народовольцы гонялись за отдельными угнетателями, словно умственно отсталый мужик за тараканами – с тапком в руке. Примерно так и Ваши рогатые неумехи ловят заблудших... А надо всего-то закрыть окна и двери, законопатить щели, включить газовую плиту, не зажигая огня, - и выйти из квартиры на полдня, чтобы вообще все насекомые - и тараканы, и комары, и клопы, и мухи – окочурились. Вот мы, большевики, так и поступаем!
Так что видите, мы наше общее дело, сатанинско-ленинско-сталинское, лучше Вас делаем! А Вы на это совершенно неправильно реагируете! «Да-а, батенька, с такой идеосинкразией публичные выступления Вам абсолютно противопоказаны!»
- С чем? - не понял Ельцин.
- Идеосинкразия — болезненная реакция, возникающая у некоторых людей на раздражители, которые у большинства других не вызывают подобных явлений, - объяснил его гид.
Тем временем Ильич завершил словесную порку Дьявола: