- Если бы Шариков имел действительно собачье сердце, он был бы никому не опасен: собаки не делают ни революций, ни подлостей! - выказал знакомство с творчеством Булгакова эрзац-Виргилий.

В это время прозвучал женский голос. Последовавший диалог напомнил Ельцину «телемост» или «ток-шоу».

- Герр Гитлер, с Вами говорит Мария Райтер. В молодости я и моя сестра Анни встречались с Вами одно время. Вы еще предлагали мне стать Вашей любовницей, а я, когда поняла, что Вы на мне не намерены жениться, пыталась в 1927 году покончить с собой...

- Да, фройлейн Райтер, слушаю Вас.

- Помните, как-то мы с Анни хотели навестить одну знакомую и позволили Вам и Вашему спутнику Аману сопровождать нас. «По дороге Ваша собака набросилась на нашу собаку. Вы подняли свою плетку и ударили своего пса. Раз, два, три, вновь и вновь, как сумасшедший, Вы били и пинали собаку» так же, как Ваш отец бил и пинал Вас. «Животное взвыло. Незадолго до этого Вы еще рассказывали нам, что собака – самый верный Ваш друг, без которого Вы не можете жить. А тогда Вы схватили животное за ошейник и трясли его чуть не до смерти. Было видно, что Вы возбуждены, едва могли успокоиться. Я испугалась. Я никогда не поверила бы, что такой человек может так грубо и беспощадно обращаться с собакой. Когда Вы немного успокоились, я спросила: «Как можно быть таким грубым и бить свою собаку?» «Это было необходимо», - коротко ответили Вы. Тем самым тема была для Вас закрыта».

Вы же всегда утверждали, что любите животных. Плакали над трупом Блонди. Как же Вы могли так избивать Вашего любимца?

- Собака – стайное животное, как и человек. Самцы и мужчины стремятся захватить власть. Собаки это пытаются сделать примерно в двухлетнем возрасте. При первых попытках бунта или непослушания надо показать, кто хозяин. С собаками это достаточно сделать два-три раза. Людей надо бить постоянно, а если не поможет – убивать! И не беспокойтесь: ни песики, ни людишки от этого меньше вас любить не станут!

Торжество явно было испорчено. Но чета Гитлеров предпочла сделать вид, что ничего не произошло.

- Давайте все же вернемся на свадьбу! - жеманно повела призрачным плечиком Ева.

Эта церемония состоялась 28 апреля. Геббельсу каким-то образом удалось в разбомбленном и разрушенном Берлине найти чиновника, который был уполномочен временно выполнять обязанности сотрудника ЗАГСа: гауамтслейтера (начальника управления гау – областной парторганизации) Вальтера Вагнера. Он относился к тем немцам, которые даже в тот момент, когда повсюду рвались советские снаряды, носили коричневую партийную форму и нарукавную повязку фольксштурма – отрядов народного ополчения. Вагнер поспешил в бункер, находившийся под зданием рейхсканцелярии. Наряду с женихом и невестой там присутствовали в качестве свидетелей Геббельс и Борман.

Жених надел свою обычную одежду, которую носил с сентября 1939 года – полевую форму Верховного Главнокомандующего: серый мундир под белую рубашку с черным галстуком и темно-серые брюки, а вместо нарукавной партийной повязки со свастикой на рукаве мундира – орла вермахта. Из наград Гитлер обычно носил золотой партийный значок, Железный крест 1-й степени (образца 1914 года) и знак за ранение. На невесте было наглухо застегнутое черное шелковое платье, золотой браслет с зелеными турмалинами, ожерелье с подвесками из топаза, а в светлых волосах бриллиантовая заколка.

Вагнер открыл церемонию согласно протоколу словами: «Я начинаю торжественный акт бракосочетания. В присутствии вышеназванных свидетелей... спрашиваю Вас, мой фюрер Адольф Гитлер, согласны ли Вы взять в жены фройлейн Еву Браун. Если это так, то прошу ответить Вас «да».

Гитлер ответил «да», и Вагнер продолжал: «Я спрашиваю Вас, фройлейн Ева Браун, согласны ли Вы вступить в брак с моим фюрером Адольфом Гитлером. Если это так, то я прошу ответить Вас «да».

После того как жених и невеста ответили согласием на вопрос об их намерении вступить в брак, объявляю вас мужем и женой согласно существующему закону».

В завершение Вагнер попросил пару расписаться. Ева была так взволнована, что чуть было не подписала брачное свидетельство неправильным именем. Она уже написала букву «Б», как ей пришло в голову, что с этого момента ее фамилия Гитлер. Она зачеркнула букву «Б» и поставила правильную подпись. Сотрудник ЗАГСа указал дату и сложил обе бумаги. Слишком рано, как он вскоре заметил: чернила еще не высохли, потому дата смазалась. Вагнер посмотрел на часы. Было уже 00.35, то есть не 28, а 29 апреля. Он исправил дату на документе, так как во всем должен быть порядок.

Адольф дрожал – не от волнения, а потому что страдал болезнью Паркинсона. Ева взяла его под руку, и они направились в свои личные апартаменты. Потом состоялось празднование. Кроме свидетелей были приглашены Магда Геббельс и обе секретарши Гитлера. Это была очень тихая свадьба – одна из самых печальных за всю историю планеты. Подали токайское вино – даже непьющий жених пригубил его. Гости не поднимали бокалы за счастливое будущее молодоженов, а меланхолично вспоминали о прошедших временах. Для всех это было не празднеством, а пыткой. Принесли патефон с единственной пластинкой «Красные розы», и под нее молодожены приняли поздравления.

Затем Гитлер продиктовал свое политическое завещание, и после четырех часов утра молодая пара отправилась в спальню Евы. Еще день они собирались остаться в Берлине, после этого же отправиться в свадебное путешествие, которое увело бы их далеко отсюда, за пределы все более сужающейся границы Третьего рейха. Ева уже какое-то время знала, куда они с женихом отправятся после свадьбы. В загробный мир...

Ева любила Гитлера, хотя он был на 23 года старше ее, частенько пренебрегал ею, из-за чего она дважды покушалась на самоубийство, был жестоким диктатором. Все это она воспринимала как должное, ибо для нее фюрер олицетворял то, что многие немцы воспринимали как мистический идеал: казалось, что от него исходит совершенно особенное очарование. Но секрет его харизмы был на самом деле очень прост: Адольф говорил ей, что хорошо и что плохо, что ей делать, а от чего лучше отказаться. Именно поэтому Гитлер так просто находил общий язык с детьми. Он был отцом, который знал все и имел право руководить их жизнями.

Побелевшая после двух «праздников» - дня рождения и свадьбы – душенька Адольфа пришла в себя.

Шофер Гитлера Кемпке:

- Я увидел фюрера. «Он устало протянул мне слабую, дрожащую руку. Его физическое состояние было ужасным. Он лишь медленно и с трудом смог дойти из жилых комнат бункера в зал заседаний, наклонив вперед вернюю часть туловища и волоча ноги. Он постоянно терял равновесие. Если ему приходилось останавливаться на этом коротком пути в 20-30 метров, то он вынужден был либо садиться на одну из скамеек, которые были специально поставлены вдоль стен, либо держаться за своего собеседника... Глаза были налиты кровью... Из уголков рта постоянно капала слюна. Это была ужасающая и жалкая картина... В духовном отношении Гитлер был по сравнению с физическим состоянием значительно свежее. Правда, порой у него была заметна усталость, но он все еще часто демонстрировал свою достойную удивления память... Из множества сообщений, которые поступали к нему из самых разных источников и зачастую противоречили друг другу, он отбирал самое существенное, каким-то чутьем распознавал грозящие опасности и реагировал на них».

Кемпка и другие работники гитлеровской обслуги, будь то шоферы, секретарши, камердинеры, стенографистки, оставили о фюрере самые добрые воспоминания. Гитлер отнюдь не воспринимался ими как зверь в человеческом облике и умел производить на окружающих самое благоприятное впечатление. К тому же челяди льстила близость к великому человеку, о преступлениях которого они (якобы или взаправду?) узнали только после войны.

Душенька Адольфа собрала последний остаток сил:

- Кавалер Железного креста 1-й степени Борис Ельцин! Вы согласны присоединиться к нам?

- Никогда!