Скоро сладкоречивые воспоминания наполнили все папки на столе Торошелидзе. Коба в них представал великим вождем трудящихся уже в начале века, большевиком от рождения, а ленинцем - задолго до знакомства с трудами Ленина и личной встречи с ним.
Внимание Вождя к создаваемой в Тифлисе книге не отвлекло даже убийство Кирова. Погруженный в важнейшие партийные и государственные дела, Сталин не забывал о поручении, данном Берии. Последний, чувствуя нетерпение Хозяина, торопил группу. Наконец, в начале января 1935 года Торошелидзе повез рукопись – 250 страниц – в Москву.
Сталин оставил ее у себя. Через несколько дней он вызвал Торошелидзе и вернул текст со своими пометками. Там, где упоминалось его имя, Хозяин усилил эпитеты: «с блестящей речью», «исключительная принципиальность», «беспощадно боролся» и тому подобное. Много пометок в духе: «по инициативе товарища Сталина», «товарищ Сталин развертывает борьбу»...
В угоду Генсеку автор одного из «воспоминаний» обвинил Авеля Енукидзе в искажении исторических фактов и преувеличении собственной роли в революционном движении. Кобе этого показалось мало, и он перед словом «преувеличил» вписал: «чрезмерно»...
В конце беседы Сам поднялся из-за стола и, будто только что вспомнив, спросил:
- «Слушай, а как быть с авторством? Знаешь что, пусть автором будет Лаврентий Берия. Он молодой, растущий... Ты, Малакия, не обидишься?»
Вождь отечески потрепал Торошелидзе по плечу. Так Лаврентий Павлович стал еще и писателем-историком...
Содержание «своей книги» Берия бодро изложил на собрании актива Тбилисской парторганизации 21 июля 1935 года. Чтение длилось пять часов. Докладчику приходилось то и дело останавливаться и вместе со всеми участвовать в овациях в честь Великого Вождя. Актив поручил тбилисскому комитету начать глубокое изучение доклада товарища Берии во всех парторганизациях, кружках и учебных заведениях. Текст этого сообщения занял два номера журнала «Заря Востока».
Это было только начало. А потом полетели один за другим газетные и журнальные заголовки. «За большевистское изучение истории парторганизаций Закавказья!», «Учиться круглый год!..» Передовица «Правды» от 10 августа 1935 года: «Вклад в летопись большевизма». Вслед за сим выступили «Ленинградская правда» и другие газеты. Затем увидела свет отдельная брошюра.
Чтобы придать фальсифицированной истории видимость достоверности, нашли рабочих-ветеранов. Тенгиз Жгенти рассказал читателям «Зари Востока» о событиях 1903 года, когда в Кутаисской тюрьме Коба бесстрашно предъявил губернатору петицию. Он всегда первым запевал «Марсельезу», а когда его этапировали в Батуми, вся тюрьма протестовала против отправки любимого атамана, простите, вожака...
Другой «очевидец» поведал о Баиловской тюрьме. Перед отправкой из Баку партии осужденных товарищ Коба так напутствовал их: «Берегите кандалы. Они пригодятся нам для царского правительства!»
В. Бибинейшвили описал рыцарское бесстрашие и подавляющую всех эрудицию товарища Кобы. В Баиловской тюрьме (Баку, 1908) Сталин неустанно дискутировал с эсерами и меньшевиками, «то в качестве докладчика, то в роли оппонента разил политических противников своей неумолимой логикой». Джугашвили сумел организовать там нечто вроде тюремной партийной школы...
- Я действительно не писал сам эту книгу, хотя явился ее идейным инициатором и, выражаясь по-современному, лоббистом, - выступила в свою защиту тут же вернувшаяся в ЗТД душенька Лаврентия Павловича. - Но я решил куда более важную проблему: что делать с воспоминаниями и выступлениями таких признанных революционеров, как Филипп Махарадзе, Авель Енукидзе, Мамия Орахелашвили? Их свидетельства никак не вязались с содержанием моего сочинения!
По моему указанию была напечатана статья Н. Горделадзе в «Заре Востока» об «ошибках» М. Орахелашвили.
Филипп Махарадзе, один из старейших социал-демократов, 4 января 1936 года выступил с большой покаянной статьей «В порядке самокритики». Автор воспел великие заслуги товарища Сталина, а заодно и мой скромный вклад. Ведь, по словам Махарадзе, именно я «впервые поставил изучение истории большевиков в Закавказье на настоящие большевистские рельсы», осветил «ту исключительную роль, которую играл товарищ Сталин в закавказских организациях», открыл глаза ему, несмышленому Филиппу, на его ошибочные представления в «Очерках революционного движения в Закавказье»: примиренческое отношение к меньшевикам и замалчивание Сталина как руководителя революционного подполья.
Журнал «Пролетарская революция» в статье «Крупнейший вклад в сокровищницу большевизма» перечислил достоинства моей брошюры, не скупясь на самые восторженные эпитеты и восклицательные знаки, вскрыл и изобличил фальсификацию истории в трудах Махарадзе, Енукидзе и Орахелашвили. Однако главная моя заслуга – показ необычайно значительной и разносторонней деятельности товарища Сталина, «который никогда не расходился с Лениным».
Миллионы экземпляров этой брошюры легли на столы миллионов советских граждан! Отныне за мною была закреплена роль историографа. И когда кто-то из читателей обратился в редакцию «Зари Востока» с просьбой разъяснить то место в книжке товарища Берии, где автор повествует о Пражской конференции, я тотчас откликнулся статьей «К вопросу о Пражской конференции». Не мною, правда, написанной, но это ведь не столь важно. Статья была опубликована в «Правде», затем в «Заре Востока» - дважды!
Прошло совсем немного времени, и цитирование моей книги стало политической модой. Эрик Бедия горячо рекомендовал разъяснять и популяризировать такие мои классические работы, как доклад «О мерах по дальнейшему укреплению колхозов Грузии», статей «Новая Конституция и Закавказская федерация» и «Развеять» в прах врагов социализма!»
Сочинение мое получило невиданно широкую рекламу – на собраниях, конференциях, съездах, в периодической печати, в учебных заведениях, музеях. Повсюду устраивались соответствующие выставки. Одна из них открылась повторно в январе 1937 года в Галерее Союза художников под девизом «К истории большевистских организаций Грузии и Закавказья». Другая - в здании филиала Института Маркса – Энгельса – Ленина. И на каждом шагу, на каждом метре экспозиции - Сталин, Сталин, Сталин. И в центре внимания – книга Берии, боевого соратника Вождя.
- Что ж Вы не догадались картину заказать «Товарищ Сталин принимает у себя в кабинете видных деятелей революционного движения товарищей Маркса и Энгельса»? - с огромным интересом спросил Ницше.
Лаврентий попытался силою мысли стереть философа в лагерную пыль — безуспешно. Тогда он продолжил:
- Вслед за мною все газетные рецензии ставили Сталина в центр самых значительных событий революционного движения Закавказья. А ведь каких-нибудь десять лет назад, в апреле 1924 года, та же «Заря Востока» писала совсем, совсем другое!
Подвожу итог! Все вы, товарищи литераторы, знаете: самое трудное – не написать книгу, а протащить ее через цензуру, напечатать и раскрутить! Что я и сделал, причем блестяще!
- Какой самопиар! - то ли восхитился, то ли поиздевался Ницше.
- Поведай-ка лучше, что ты сделал с истинными авторами книги! - Ельцин оборвал самовосхваление Берии.
... В 1936 году составителей бериевской фальшивки арестовали и обвинили в террористическом заговоре против Сталина. Поскольку разговоры о подлинных авторах книги не прекращались, Лаврентию Павловичу пришлось бросить в подвал Эрика Бедию, того самого, которого ранее он принимал в партию, приблизил к себе. Но на свободе оставалась жена историка, несдержанная на язык, с независимым характером, мингрельская княжна Нина Чичуа. Когда за ней пришли, она достала из-под подушки браунинг и приказала сотрудникам НКВД: «Руки вверх!» Потом засмеялась: «Я в таких не стреляю. Видите, я уже приготовила вещи...»
В камеру ее приводили после допросов избитую, истерзанную. Допрашивал Берия лично, начиная с одного и того же вопроса: «Ну, кто написал книгу о революционном движении в Закавказье?» Нина неизменно отвечала: «Эрик, мой муж». И получала очередную порцию побоев. Однажды она схватила со стола тяжелую, оправленную в металл стеклянную пепельницу и бросила в мучителя... Берия пристрелил ее на месте. Та же учесть постигла всех авторов-составителей «шедевра» о Сталине...
