- «Врет! - резко заявил сталинский любимец, Главный маршал авиации А.Е. Голованов. - Он ставил перед Сталиным вопрос о том, чтобы перенести штаб Западного фронта из Перхушково за восточную окраину Москвы, в район Арзамаса. Это означало сдачу Москвы противнику. Я был свидетелем телефонного разговора Сталина с членом Военного совета ВВС Западного фронта генералом Степановым – тот поставил этот вопрос перед Сталиным по поручению командования фронтом. Сталин ответил: «Возьмите лопаты и копайте себе могилы. Штаб Западного фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания». Кроме Степанова об этом знают Василевский и Штеменко. Жуков есть Жуков, но факт есть факт».

- Лично Жукову «Сталин ответил, что, если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то он займет его место». И это – не единичный случай, - продолжил Вячеслав Михайлович. - «В книге Жукова есть не с-совсем объективные места. Там, где на фронте дела шли хорошо, это как будто з-заслуга Жукова и его предложение. Там, где мы терпели п-поражение и допускали ошибки, якобы виноват Сталин.

В Варшаве п-произошло восстание. На улицах этого города лилась кровь п-польских патриотов. О начале и намерении этого в-восстания мы не знали. Оно было спровоцировано Миколайчиком с той целью, чтобы до прихода с-советских войск в Варшаву сформировать правительство и тем самым поставить Советский Союз перед фактом. После того, как мы узнали о в-восстании в Варшаве, была спланирована операция. Операция оказалась н-неудачной. Жуков в своей книге пишет об этой операции, что к ней не имел отношения, что она проводилась по п-предложению Сталина. Прочитав книгу Жукова, я в Генштабе п-поднял материалы. Оказалось, что Жуков грешит искажением истины: там с-стоит его подпись».

- И о твоем, Жуков, моральном облике не мешало бы вспомнить, - влез в разговор Берия. - Я не стану упоминать твоих ППЖ, походно-полевых жен, в этом деле кто из нас, мужчин, без греха... Но вот мародерствовать народному герою, советскому маршалу, коммунисту – стыдно... Послушайте показания твоего дружка. Генерал Крюков, опускаясь все ниже и ниже, ты превратился по существу, в мародера и грабителя. Можно ли считать, что таким же мародером и грабителем был Жуков, который получал от тебя подарки, зная их происхождение?

Крюков: - «Жукову... я отправил дорогие отрезы, ковры, посуду и много чего другого. А также и многим еще генералам».

- При каких обстоятельствах твоя супруга, певица Лидия Русланова преподнесла жене Жукова бриллиантовую брошь, присвоенную ею в Германии?

Крюков: - «В июне 1945 года, на следующий день после парада Победы Жуков устроил банкет на своей подмосковной даче. Русланова произнесла тост за верных жен, восхваляла жену Жукова и преподнесла ей брошь. При этом она сказала: «Вот – правительство не придумало орденов для боевых подруг». И вместо этого преподнесла ей брошь».

- Вы оба раболепствовали перед Жуковым, зная его любовь к лести. И вами было пущено выражение «Георгий Победоносец»! Жаль, товарищ Сталин, что после войны (хорошо хоть на короткий срок) Вы отменили смертную казнь. Благодаря этому Крюков получил только 25 лет лагерей, а Русланова – 10 лет. Не считаешь, что они это заслужили, дав на тебя показания, Георгий Константинович?! - веселился Берия.

Жуков ответил достойно, как подобает великому человеку:

- Я Крюкова простил. Мне не привыкать к вероломству друзей. Узнав о смещении меня с поста Минобороны, я спросил: «Кого назначили вместо меня?» - «Малиновского». - Хотелось выругаться. Ведь он за меня не заступился, наоборот – топил, желая занять мое место. Но я просто пошутил: «Хорошо, что не Фурцеву».

- Откуда такое христианское всепрощенчество? - изумился Ницше.

- Да при моем снятии вообще никто из моих соратников за меня не заступился! Потом во время застолий я всегда их приглашал и произносил тост: «В трудную минуту вы предали меня. Однако вы – мои боевые друзья, других у меня не будет, и я пью за ваше здоровье и успехи». Но это уже потом было, при Брежневе, когда мне режим ослабили, ведь при Хрущеве я фактически сидел под домашним арестом...

- Жаль, что я не сумел уговорить товарища Сталина тебя расстрелять! - пожалел вслух Берия. - Он всего лишь назначил тебя на второстепенный Одесский военный округ. Я доказывал Иосифу Виссарионовичу, что опальный маршал горит местью и готовит вместе с преданными ему офицерами военный заговор. Ряд «заговорщиков» уже отправили в тюрьму...

Сталин вспомнил былое:

- Я, выслушав предложение об аресте, сказал: «Нет, Жукова арестовать не дам. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя».

... Жуков командовал округом, а по всей стране одного за другим брали его бывших подчиненных и людей из его окружения. Арестованных обвиняли в том, что они участвовали в заговоре, во главе которого стоял Георгий Константинович.

Оказавшись в руках бериевских «забойщиков», маршал Новиков подписал показания, в которых говорил, что Жуков «очень хитро и в осторожной форме... пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».

В общей сложности по делу Жукова сидели около сотни генералов – без суда. Новый министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев, принимая после своего арестованного предшественника Абакумова дела, спросил Сталина:

- «Что с ними делать? Может быть, пропустить их через Особое совещание и отправить в лагерь?»

Вождь ответил министру через Лаврентия Павловича. Игнатьев добросовестно записал – товарищ Сталин, как передал товарищ Берия, сказал: «Пусть еще посидят».

Эти генералы были арестованы только на основании материалов прослушивания их разговоров. Аресты среди окружения Жукова шли почти до самой смерти Генсека.

Кобе принесли запись разговора «Георгия Победоносца» с женой. Маршал считал, что на него «капает» министр обороны Булганин:

- «Я раньше думал, что Сталин принципиальный человек, а он слушает, что ему говорят его приближенные. Ему кто-нибудь скажет, и он верит. Вот ему про меня сказали, и я в немилости. Ну, х... с ними, пусть теперь другие повоюют».

На самом деле этот конфликт был связан не столько с ревностью Сталина к военной славе, сколько с его недовольством мародерством: хищением трофейного имущества из Германии, главным образом картин известных мастеров и других ценностей, которые не сдавались в Государственное хранение (Гохран), а присваивались в личную собственность. Даже любимец Хозяина маршал Голованов был уволен из армии за то, что вывез по частям весь загородный дом-виллу Геббельса, причем это было сделано с помощью находящейся под его командованием авиации дальнего действия. Крюков и его жена Русланова украли из побежденной страны 132 подлинных живописных полотна и огромное количество других ценностей. Агенты МГБ, осуществившие по личному распоряжению Сталина тайный обыск квартиры и дачи Жукова, обнаружили там склад трофейных ковров, мехов, золотых часов и прочей «мелочи», «55 ценных картин классической живописи в художественных рамках», часть которых, как было определено, была «вывезена из Потсдамского и других дворцов и домов Германии».

Для Сталина, который украшал стены комнат на даче в Кунцево фотографиями-репродукциями картин, которые он вырезал из журнала «Огонек», этот грабеж трофеев оказался неожиданным. В нем участвовала партийно-государственная элита. Немалое число высших чиновников заменяли в своих квартирах и дачах казенную мебель на роскошные немецкие гарнитуры.

Серьезно наказывались лишь крайние проявления этого мародерства. В умеренных размерах он прощался. Картины известных мастеров, безусловно, приходилось сдавать в разные секретные фонды галерей. В еще большем масштабе германское имущество конфисковывалось без всяких регистраций в резервы государственной казны, и это делалось с согласия Хозяина.

- Нашли в чем меня обвинять – в мародерстве! - возмутился Маршал Победы. - Да все великие полководцы трофеи брали!