— Я… Вы… Это Ваше право — решать.

— А у меня есть выбор? — Я разозлился, резко вырывая руку и отворачиваясь. — Если мы попытаемся прорваться, лишь усилим напор. А если пойдем по северным туннелям — приведем армию противника прямо в тыл. У меня есть выбор? — Я дал парню минуту на размышление, а потом схватил за грудки и повторил. — Есть?

— Это Ваше решение! — Упрямо повторил охранник и я, наконец, расслабленно сполз по стене, больше не мешая ему выполнять свою работу.

Пока я, молча, вспоминал свой последний бой, и первый крупный проигрыш, Аваль начал тихо рассказывать и под его прекрасно поставленный голос истинного рассказчика, глядя в огонь, я видел происходящее не словами, а глазами, словно отраженным в пламени. Может, шутку сыграла телепатия, передавая образы, может быть, просто разыгралось воображение, но я был среди первых беженцев, осмелившихся вступить в полуразрушенный, оставленный врагу Альварен. Я слышал плач вдов и матерей по погибшим, а ведь они были в каждой семье без исключений. Я ходил среди могил павших, которых не успевали хоронить. Я следовал за отрядами смертников, осмеливавшихся на вылазки за телами бойцов на территорию, охраняемую врагом. Я разбивался на части, оставляя каждому толику своей боли, чтобы собраться вновь, с тем грузом, что предстоит носить всю оставшуюся жизнь. И я верил, надеялся на что-то лучшее… все еще верил… и надеялся. Ждал, сам не зная чего.

Мы говорили почти всю ночь. Аваль покинул меня перед самым рассветом и не потому, что кто-то из нас устал, а из-за банальной пропажи голоса. Слишком большой оказалась с непривычки нагрузка на старое горло. После ухода слуги, который оказался архивариусом крепости, я еще долго сидел, глядя на зарождающийся рассвет, и думал о прошлом и будущем. Почему-то мне казалось, что этой ночью для меня изменилось слишком многое, собственно, как и во мне. Но вот чем грозят перемены не стоит пока заморачиваться, всему свое время.

В тот день Рэми не появился, а я и не ждал, я вообще провел весь день в постели, отсыпаясь за все путешествие. Обед, я попросту проигнорировал, даже не притронувшись, ужин же, Аваль буквально в меня впихнул, согнав с кровати под предлогом отказа отвечать на вопросы. Естественно я послушался, разве такие угрозы игнорируют? Посмотрев на мою хоть и худую, но вполне нормальную, по сравнению с тем, что было после плена, фигуру, он поцокал языком, покачал головой и выдал непереводимый оборот, используемый чаще всего грузчиками в порту. Но, слава Лароху, говорить ничего не стал.

Нужно ли говорить, что эту ночь я вновь провел не в своей постели? Правда, на этот раз я вспомнил о существовании совести и отпустил старика через пару часов после полуночи, попросив принести мне из библиотеки что-нибудь почитать перед сном. В итоге, солнце уже встало, когда я завернулся в одеяло и крепко заснул. О визите Рэми, которому доложили о моих художествах стражники, я и не подозревал. Будить меня бывший друг на стал, лишь постоял у кресла, и прочитал корешок отложенных «Хроник Алласа», повествующих о годах войны и послевоенного становления.

На этот раз я проснулся четко к ужину, и даже успел помыться в приготовленной ванне. Завернутый в банный халат, чистый, и оттого счастливый, я предложил Авалю разделить со мной ужин, а если ему не помешает, то позвать в компанию Рона. Старик согласился. И этим вечером мы слушали рассказы уже вдвоем, уснув под утро рядышком на кровати. «Что-то я скоро совсем перейду на ночной образ жизни!», — мелькнула каверзная мысль, и я пообещал себе проснуться хотя бы до обеда.

— Рон вставай! Рон, уже обед.

— Не, я спать хочу, ешь сам, — отмахнулся друг, переворачиваясь на другой бок и снова засыпая.

— А, ну и ладно, — я отвернулся и пошел к столу, — будем считать, что ты не голоден. — Ответом мне была тишина.

Перекусив, я передвинул кресло к окну, поскольку камин еще не горел, и залез в него с ногами, нарушив разом все существующие нормы приличия. «Хроники» написаны оказались отменно, и я читал уже второй том из трех залпом. Полностью уйдя в содержимое, я не сразу заметил наступление вечера. Попробовав вновь растолкать Рона, я получил совет раньше, чем принесут ужин даже не лезть, и задумался чем бы заняться. До ужина оставалось еще часа полтора, читать без света уже стало невозможно, а зажигать камин самостоятельно не хотелось. И тут я вспомнил слова Аваля о неограниченности собственных перемещений и решил их проверить.

Выйдя за дверь, я первым делом встретился глазами с одним из охранников, ожидая распоряжения вернуться назад, но тот молчал. Тогда и я, отвернувшись, поплелся вперед по коридору. Шел я без цели, просто глядя по сторонам, и не обращая внимания на шелест шагов за спиной, кое-где останавливаясь, чтобы что-то рассмотреть, кое-где ускоряясь, чтобы ни с кем не столкнуться, хотя это было сделать проблематично. Крепость, представляющая собой самый настоящий замок, как жильцы ее чаще всего и называли, почти на семьдесят процентов была пуста. Пыльные коридоры, не горящие светильники, захламленные залы… я проходил мимо и с сожалением представлял себе, какими некогда они были.

Кое-где свет был ярче и признаки обжитости становились заметны, там я не задерживался, проходя мимо, за исключением одного раза. Я несколько минут решался подняться по лестнице на крышу, в итоге, победило любопытство. Как ни странно, конвоир за мной не пошел. Пожав плечами, я по старой привычке перевалился через бойницу, рассматривая то, что еще не успела скрыть ночь. Вид отсюда просто поражал воображение. Серпантин, казавшийся столь однообразным снизу, сверху представлял собой идеально симметричную кривую. Долина в чуть красноватом отблеске, казалась сказочной, без единого изъяна. А видная отсюда небольшая речка с кучей впадающих ручейков, производила впечатление листа с прожилками, по которым как по венам течет кровь.

Наверное, я бы мог смотреть и наслаждаться видом вечно, если б не хлопнувшая за спиной дверь, принуждающая обернуться. Позади стоял Рэми. Он был в военной форме, с глубоко опущенными в карман руками и немного ежился под прохладным вечерним ветерком. На мне же, кроме рубашки, по человеческой привычке, заправленной в штаны, больше ничего не было. Руки и живот я вымазал в грязи, когда лазил по стене, на щеке осталась черная линия от неосторожной руки, убиравшей непослушные волосы. Мои лохмы отросли уже чуть ниже плеча, но из-за своей легкости все время летали вокруг головы, попадая, то в глаза, то в рот. В очередной раз смахнув прядь, я оставил еще одну полосу теперь уже на другой щеке, и отвернулся от бывшего друга.

— Что ты решил? — Первым нарушил тишину я.

— Я думал, первым будет другой вопрос…

Я не стал отвечать, поскольку тот самый вопрос «Как?» звучал в голове, и я просто не решился его произнести. Да и что еще я мог сказать не начинающегося со слова «прости», а если это слово будет произнесено — это гарантировано испортит те отношения, что между нами еще остались.

— Значит, тебе не интересно, как я выжил? Хорошо, я расскажу сам. На арене я почти умер, но в тот момент, когда мое тело притащили в загон и бросили на кучу других, я вдруг раскрыл глаза и задышал. Даже люди не могут игнорировать подобные предзнаменования, поэтому я был помилован и отправлен в забой. Там, на каменоломнях, мне удалось сколотить небольшую группу из таких же, и прорваться на свободу. Из девятерых, нас осталось пятеро, но мы выжили и вернулись. А потом… ну, потом было много чего. И теперь я здесь. Скоро уже десять лет, как я стал комендантом… — Рэми бросил на меня странный взгляд и, помолчав, добавил. — Не думал, что доведется тебя встретить.

— Поверь, я тоже, — моя усмешка могла бы напугать и менее стойкого соплеменника.

— Я отправил письмо в Альварен, совету. — Предпочел сменить тему собеседник, подходя к краю и смотря вдаль. Скорее всего, в темноте он видел много больше, чем я. — Ответ будет примерно через неделю. Ты свободен в перемещениях, и я не собираюсь тебя в чем либо ограничивать. Что же касается твоих спутников… я не понимаю, как ты можешь считать их своими друзьями?