Политическая ситуация внутри страны требовала к себе усиленного внимания. «Гражданский мир» трещал по швам. В Первомай 1916 года левый социал-демократ Карл Либкнехт на митинге в Берлине бросил клич: «Долой войну! Долой правительство!» Он был арестован и получил четыре года крепости. Однако строгая рука закона была не в состоянии предотвратить волну политических забастовок. Февральская революция 1917 года в России лишила германское командование главного довода, которым удавалось обеспечить поддержку войне со стороны немецких социалистов, — необходимость противостоять царю-реакционеру. В апреле Бетман-Гольвег выступил с пасхальным посланием, где обещал после окончания войны реформу избирательной системы. Им владел страх перед революцией. Он балансировал на натянутом канате, одновременно пытаясь доказать левым, что войну надо продолжать ради окончательного устранения «русского деспотизма», и убедить правых, что победа будет означать конец британской гегемонии в мире. Убедить Вильгельма было проще: во время прогулки в хомбургском парке канцлер объяснил монарху, что после войны вернувшийся с фронта солдат с Железным крестом I степени не должен иметь меньше прав, чем увильнувший от армии местный богатей. Тот вроде бы не нашелся что возразить.

Помимо проблем с левой оппозицией и крахом «гражданского мира», на Вильгельма обрушились и силы правого лагеря — пангерманцы. Под их давлением он вынужден был 5 июля отправить в отставку Трейтлера. С другой стороны, Вильгельм был готов принять мирную резолюцию рейхстага в качестве основы для переговоров. 31 октября он обратился к Бетман-Гольвегу с просьбой прислать ему текст резолюции и подготовить проект для оформления ее в качестве официального правительственного документа. Правые вновь перечеркнули связанные с этой инициативой надежды на заключение мира. По мнению Рицлера, страна превратилась в «настоящий сумасшедший дом. Повсюду самые дикие слухи. Кайзер в меланхолии, слишком слаб, на грани отречения. Демонстрации в Мюнхене с возмутительными речами. Почва для взятия верховной власти королем Баварии. Для Виттельсбахов главное — не упустить момент». Акцент на событиях в Мюнхене и возможной миссии Виттельсбахов объясняется, видимо, тем обстоятельством, что Рицлер сам был баварцем.

В конце июня — новый кризис, на этот раз в военных верхах. Пресса ведет против Фалькенгайна систематическую кампанию, хотя на посту начальника Генштаба он зарекомендовал себя вполне неплохо, во всяком случае — в том, что касается планирования военных действий на Восточном фронте. На Западном фронте дело обстояло хуже: там его считали ответственным за верденское фиаско. Активнее всех против него выступает Бетман-Гольвег, на сей раз в коалиции с Людендорфом. Канцлера раздражали попытки Фалькенгайна поиграть в политика, и он поддержал идею замены его на Гинденбурга, в лице которого видел спасителя монархии. Против Фалькенгайна была сильно настроена и супруга кайзера Дона. Поначалу Вильгельм согласился лишь несколько расширить полномочия Гинденбурга. Ирония истории — первым, кто предложил Гинденбурга на смену Фалькенгайну, был Валентини. Оба адвоката амбициозного генерала стали первыми его жертвами.

Противоречия в верховном командовании отражали противоборство двух стратегических концепций. Гинденбург и Людендорф были «восточниками» и считали, что прежде всего необходимо одержать победу на Восточном фронте, а затем всеми силами обрушиться на Францию. Фалькенгайн придерживался диаметрально противоположного подхода. Вильгельм поначалу и слышать не хотел о перестановках в верховном командовании. Он симпатизировал Фалькенгайну, чего нельзя сказать о его отношении к Гинденбургу. Еще меньше ему нравился мрачновато-колючий Людендорф. В сентябре, однако, вступление в войну Румынии на стороне Антанты выбило все козыри из рук кайзера. Фалькенгайну пришлось уйти — Вильгельм по этому поводу даже прослезился, и вся полнота власти над армией перешла к Гинденбургу (он не захотел формально принять титул начальника Генштаба, именуя себя «генерал-квартирмейстером») и его помощнику Людендорфу. Они тотчас начали вести совместную борьбу против действующего канцлера. Новые руководители вооруженных сил не пожелали заниматься лишь военными вопросами и сразу обозначили свои политические пристрастия, «с презрением» отвергнув мирную резолюцию рейхстага.

Для Вильгельма возвышение Гинденбурга и Людендорфа означало поражение. По существу, это был шаг к отречению от престола, «полуотречение», если так можно выразиться. Отныне роль кайзера в войне стала чисто формальной. В ноябре 1916 года кронпринц отправил родителю дерзкое послание, в котором требовал, чтобы тот избавился от «трусливых ничтожеств» в своем окружении. Подразумевались Валентини и Бетман. Вилли Маленький лицемерно заявлял, что его больше всего беспокоит то, что эта «клика» бросает тень на монарха и лишает его популярности.

Вильгельм не сдавался. Он не ответил сыну, у кайзера создалось впечатление, что авторы послания — Гинденбург и Людендорф. В декабре они уже от своего лица обратились к кайзеру с предложением убрать Валентини. Письмо попало как раз к последнему, который, будучи шефом гражданского кабинета кайзера, имел право читать всю направляемую ему официальную корреспонденцию. Валентини сообщил о его содержании Бетман-Гольвегу, не показав письмо кайзеру. Парочка генералов пришла в неистовство — Валентини стал для них чем-то вроде красной тряпки для быка. Кронпринцу пришлось на время прикусить язычок: ему дали понять, что если он не перестанет докучать отцу своей писаниной, то может лишиться права наследования.

Гнев Вильгельма вновь обрушился на американцев: почему они поддерживают Антанту? Его дантист (вспомним, это был американец по фамилии Дэвис) приводит страстный монолог своего пациента-кайзера, относящийся к осени 1916 года:

Впрочем, если верить Дэвису, сам кайзер и ответил на свои вопросы. Трижды воскликнув: «Доллары, доллары, доллары!» и рубанув здоровой правой рукой по безжизненной левой.

Сбывался кошмар Бетман-Гольвега: возможное начало неограниченной подводной войны со стороны Германии спровоцировало бы вступление в войну США. 12 декабря 1916 года Германия объявила о своей «готовности обсудить условия мира». Желающих откликнуться не объявилось. Верховное командование армии (сокращенно — OXJI; к этому времени вошла в обращение эта аббревиатура) требовало возобновления полномасштабной подводной войны. Вильгельм и Бетман чувствовали, что они бессильны противостоять этому давлению. 9 января Вильгельм согласился удовлетворить пожелание военных, отложив, впрочем, его реализацию до 1 февраля. Бетмана не было в замке Плесс, где кайзер принял это решение. Узнав об этом, канцлер пришел в отчаяние и намеревался подать прошение об отставке, но передумал: в конце концов, идея подводной войны чрезвычайно популярна в стране, и чем черт не шутит, вдруг произойдет чудо? В этом смысле понятна запись в дневнике Рицлера от 31 января: «Вильгельм Великий или Вильгельм Последний?» Адмирал Хольцендорф повторил старый довод о том, что Британия умрет голодной смертью, и добавил, что, даже если Америка присоединится к Антанте, ее транспорты с войсками никогда не доберутся до берегов Франции — они все окажутся на дне Атлантики. И если в конечном счете доберутся, то будет уже поздно — война к тому времени окончится. Все, что для этого требуется, заявлял Хольцендорф, — это сотня субмарин.

Все произошло именно так, как и предсказывал Бетман-Гольвег. 6 апреля 1917 года США объявили Германии войну. Аналитические способности канцлера никак не устраивали Гинденбурга и Людендорфа. Они ясно дали понять, что желают отставки Бетмана, которому, на их взгляд, не хватает решительности. Генералы потребовали от Валентини сообщить кайзеру, что не намерены далее иметь никаких дел с канцлером. Вильгельм начал поддаваться натиску правых. 7 апреля он отступил от своей прежней позиции в пользу реформы прусской избирательной системы — она не пользовалась симпатией его военачальников. Рицлер отмечает парадоксальный момент — Вильгельм потерял поддержку тех, кто, казалось бы, должен был его поддерживать прелое всего: «Кайзер страшно непопулярен среди высших классов, как консерваторов, так и либералов. Больше всего за него выступают рабочие, включая социал-демократов».