1925 Лермонтов Над Грузией витает скорбный дух — Невозмутимых гор мятежный Демон, Чей лик прекрасен, чья душа — поэма, Чье имя очаровывает слух. В крылатости он, как ущелье, глух К людским скорбям, на них взирая немо. Прикрыв глаза крылом, как из-под шлема, Он в девушках прочувствует старух. Он в свадьбе видит похороны. В свете Находит тьму. Резвящиеся дети Убийцами мерещатся ему. Постигший ужас предопределенья, Цветущее он проклинает тленье, Не разрешив безумствовать уму. 1926 Мирра Лохвицкая Я чувствую, как музыкою дальней В мой лиственный повеяло уют. Что это там? — фиалки ли цветут? Поколебался стих ли музыкальный? Цвет опадает яблони венчальной. В гробу стеклянном спящую несут. Как мало было пробыто минут Здесь, на земле, прекрасной и печальной! Она ушла в лазурь сквозных долин, Где ждал ее мечтанный Ванделин, Кто человеческой не принял плоти, Кто был ей верен многие века, Кто звал ее вселиться в облака, Истаясь обреченные в полете… 1926 Лесков Ее низы — изморина и затерть. Российский бабеизм — ее верхи. Повсюду ничевошные грехи. Осмеркло все: дворец и церкви паперть. Лжет, как историк, даже снега скатерть: Истает он, и обнажатся мхи, И заструят цветы свои духи, Придет весна, светла как божья матерь, И повелит держать пасхальный звон, И выйдет, как священник на амвон, Писатель, в справедливости суровый, И скажет он: «Обжора Шерамур, В больной отчизне дураков и дур Ты самый честный, нежный и здоровый». 1927 Метерлинк В земных телах подземная душа, В своем же доме все они не дома, Тревожит их планет других истома. Дышать им нечем: дышат не дыша. Луч солнечный — угрозней палаша В глубоком преломленье водоема. Жизнь на Юпитере кому знакома, Что жизнь земных дворцов и шалаша? Они глухие здесь, они слепые — Все умирающие неживые, Как с белыми ресницами Малэн. Но зрячи в слепоте и тонкосухи Глухонемые к трепетанью мухи, — Как и они, — попавшей в липкий плен. 1926
Майн Рид Я знаю, в детстве увлекались вы Страной, где тлеет кратера воронка, Где от любви исходит квартеронка И скачут всадники без головы. Где из высокой — в рост людской — травы Следит команч, татуирован тонко, За играми на солнышке тигренка, И вдруг — свистящий промельк тетивы. О той стране, где в грезах вы гостили И о которой в снах своих грустили, Красноречиво с вами говорит Вождь светлых душ, в чьем красочном колчане Таланта стрелы, скромный англичанин, Друг юношества, капитан Майн Рид. 1925 Маргерит Стыдом и гневом грудь моя горит, Когда себя не видя в мальчуганке, Морализирующие поганки Грязь льют на имя — «Виктор Маргерит». От гнева и немой заговорит, Когда амфоры превратив в лоханки, Бездушье безразличной элегантки Грязнит вино помоями корыт… Что ж, торжествуйте, хамы-нувориши, Кто подлостью набил дома под крыши, Чей мозг не более, чем камамбер… «Вселенная в границах. Беспредельна Одна лишь глупость человечья», — дельно Уже давно сказал Густав Флобер. 1926 Маяковский Саженным — в нем посаженным — стихам Сбыт находя в бродяжьем околотке, Где делает бездарь из них колодки, В господском смысле он, конечно, хам. Поет он гимны всем семи грехам, Непревзойденный в митинговой глотке. Историков о нем тоскуют плетки Пройтись по всем стихозопотрохам… В иных условиях и сам, пожалуй, Он стал иным, детина этот шалый, Кощунник, шут и пресненский апаш: В нем слишком много удали и мощи, Какой полны издревле наши рощи, Уж слишком он весь русский, слишком наш! 1926 Мопассан 1 Трагичный юморист, юмористичный трагик, Лукавый гуманист, гуманный ловелас, На Францию смотря прищуром зорких глаз, Он тек по ней, как ключ — в одебренном овраге. Входил ли в форт Beaumonde [10]пред ним спускались флаги. Спускался ли в Разврат — дышал как водолаз, Смотрел, шутил, вздыхал и после вел рассказ Словами между букв, пером не по бумаге. Маркиза ль, нищая, кокотка ль, буржуа, — Но женщина его пленительно свежа, Незримой, изнутри, лазорью осиянна… Художник-ювелир сердец и тела дам, Садовник девьих грез, он зрил в шантане храм, И в этом — творчество Гюи де Мопассана. |
