1926 Поль Бурже Как должного ему я не воздам, Как я пройду своей душою мимо Того, кем нежно, бережно хранима Благая сущность девствуюших дам? Сквернит мужская черствость часто храм Душ, на земле взыскавших серафима, Есть тонкий аромат в удушье дыма Так называемых «мещанских» драм. Как будто обыватель без души?… И как его ты, критик, ни круши, Блажен, в душе найти сумевший душу. И если, кончив том, вздохнешь: «Уже?…» Я думаю, я правды не нарушу, Признав твой возглас честью для Бурже! 1925 Бунин В его стихах — веселая капель, Откосы гор, блестящие слюдою, И спетая березой молодою Песнь солнышку. И вешних вод купель. Прозрачен стих, как северный апрель. То он бежит проточною водою, То теплится студеною звездою, В нем есть какой-то бодрый, трезвый хмель. Уют усадеб в пору листопада. Благая одиночества отрада. Ружье. Собака. Серая Ока. Душа и воздух скованы в кристалле. Камин. Вино. Перо из мягкой стали. По отчужденной женщине тоска. 1925 Белый В пути поэзии, — как бог, простой И романтичный снова в очень близком, — Он высится не то что обелиском, А рядовой коломенской верстой. В заумной глубине своей пустой — Он в сплине философии английском, Дивящий якобы цветущим риском, По существу, бесплодный сухостой… Безумствующий умник ли он или Глупец, что даже умничать не в силе — Вопрос, где нерассеянная мгла. Но куклу заводную в амбразуре Не оживит ни золото лазури, Ни переплеск пенснэйного стекла… 1926 Вербицкая К ней свысока относится Парнас, Ее поставив вне литературы: Ах, Искренность! твоей фюрирутуры Хрусталинки на крыльях — бред для нас… Парнасу вторит Критика: «Она Способна развратить, всмотритесь в туры Ее идей…» И вот для креатуры Читательской она, как грех, нужна… Но несмотря на все ее бессилье (Верней — благодаря ему!), обилье Поклонников — печалящий симптом: Находит в ней охотник за бациллой Разврата то, роднящее с гориллой, Чего она не вкладывала в том… 1926
Верди Поют на маскированном балу Сердца красавиц, склонные к измене. А преданный сердцам певучий гений Подслушивает их, таясь в углу. О сквозь столетья розовую мглу, Впитав исполненную наслаждений Песнь их сердец, пред нами будит тени Мелодий, превратившихся в золу… Пусть эта песнь в огне своем истлела! Ренато, Риголетто и Отелло, Эрнани, Амонасро и Фальстаф, Перепылав, все растворилось в тверди, Взнесенные в нее крылами Верди, Нас и золою греть не перестав. 1926 Верлен Абсент, питавший грубость апаша, В нем ласковые пробуждал оттенки. Телесные изничтожала стенки Полетом опьяненная душа. Он, глубь души вином опустоша, Уподоблял себя демимонддэнке, Кого врач Ужас выбрал в пациентки, И умерщвлял с улыбкой, не спеша. Он веет музыкальною вуалью, Он грезит идеальною печалью, В нем бирюзового тумана плен. В утонченностях непереводимый, Ни в чем глубинный, в чуждости родимый. Ни в ком неповторимый Поль Верлен. 1926 Жюль Верн Он предсказал подводные суда И корабли, плывушие в эфире. Он фантастичней всех фантастов в мире И потому — вне нашего суда. У грез беспроволочны провода, Здесь интуиция доступна лире, И это так, как дважды два — четыре, Как всех стихий прекраснее — вода. Цветок, пронизанный сияньем светов, Для юношества он и для поэтов, Крылатых друг и ползающих враг. Он выше ваших дрязг, вражды и партий. Его мечты на всей всемирной карте Оставили свой животворный знак. 1927 Виснапу В нем есть протест, простор и глубина, И солнце в колыбель ему запало: В цветок огнистый ночи под Купала Поверил он, в чьем имени — весна. Он умудрен, — и песнь его грустна: Мерцанье в ней печального опала. Ах, буря не одна его трепала! Он молчалив. Душа его ясна. Он, патриотом будучи, вселенен, Трудолюбив, но склонен к бодрой лени Благочестивых северных полей. Вот он идет по саду, поливая Возделанный свой сад, а полевая Фиалка за оградой все ж милей… |
