Замок Hrastovec Slovenija 22-IX-1933 Гамсун Мечта его — что воск, и дух — как сталь. Он чувствовать природу удостоен. Его родил безвестный миру Лоэн — Лесной гористый север Гудбрансталь. Норвежских зим губительный хрусталь, Который так божественно спокоен. Дитя и зверь. Анахорет и воин. Фиорда лед и оттепели таль. Его натуре северного Барда Изменнически-верная Эдварда, Пленительная в смутности, ясна. А город ему кажется мещанкой, «С фантазиею, вскормленной овсянкой», Что в клетку навсегда заключена. 1925 Гиппиус Ее лорнет надменно-беспощаден, Пронзительно-блестящ ее лорнет. В ее устах равно проклятью «нет» И «да» благословляюще, как складень. Здесь творчество, которое не на день, И женский здесь не дамствен кабинет… Лью лесть ей в предназначенный сонет, Как льют в фужер броженье виноградин. И если в лирике она слаба (Лишь издевательство — ее судьба!) — В уменье видеть слабость нет ей равной. Кровь скандинавская прозрачней льда, И скован шторм на море навсегда Ее поверхностью самодержавной. 1926 Глинка В те дни, когда уже, казалось, тмила Родную музу муза чуждых стран, Любимую по-русски звал Руслан И откликалась русская Людмила. Мелодию их чувств любовь вскормила. Об их любви поведал нам Баян, Кому был дар народной речи дан, Чье вдохновенье души истомило. Нелепую страну боготворя, Не пожалел он жизни за царя, Высоконареченного Профаном, Кто, гениальность Глинки освистав, Чужой в России учредил устав: Новатора именовать болваном. 1926–1931 Гоголь Мог выйти архитектор из него: Он в стилях знал извилины различий. Но рассмешил при встрече городничий, И смеху отдал он себя всего. Смех Гоголя нам ценен оттого, — Смех нутряной, спазмический, язычий, — Что в смехе древний кроется обычай: Высмеивать свое же существо. В своем бессмертье мертвых душ мы души, Свиные хари и свиные туши, И человек, и мертвовекий Вий — Частица смертного материала… Вот, чтобы дольше жизнь не замирала, Нам нужен смех, как двигатель крови… 1926
Гончаров Рассказчику обыденных историй Сужден в удел оригинальный дар, Врученный одному из русских бар, Кто взял свой кабинет с собою в море… Размеренная жизнь — иному горе, Но не тому, кому претит угар, Кто, сидя у стола, был духом яр, Обрыв страстей в чьем отграничен взоре… Сам, как Обломов, не любя шагов, Качаясь у японских берегов, Он встретил жизнь совсем иного склада, Отличную от родственных громад, Игрушечную жизнь, чей аромат Впитал в свои борта фрегат «Паллада». 1926 Горький Талант смеялся… Бирюзовый штиль, Сияющий прозрачностью зеркальной, Сменялся в нем вспененностью сверкальной, Морской травой и солью пахнул стиль. Сласть слез соленых знала Изергиль, И сладость волн соленых впита Мальвой. Под каждой кофточкой, под каждой тальмой — Цветов сердец зиждительная пыль. Всю жизнь ничьих сокровищ не наследник, Живописал высокий исповедник Души, смотря на мир не свысока. Прислушайтесь: в Сорренто, как на Капри, Еще хрустальные сочатся капли Ключистого таланта босяка. 1926 Т.А. Гофман Вокруг нас жуть: в трагичном и смешном, В сопутнике живом таится призрак. Фарфор бездушный часто больше близок, Чем человек. И стерта грань меж сном. Иным заранее предрешено Могущество ничтожного карниза. Во всем таится месть, вражда и вызов. Любить Мечту и то порой грешно. Как прорицательна болезнь фантаста, Ведущая здоровых к бездне часто, Сокрытой их здоровьем от очей. Провидец в лике отблесков столиких, Не величайший ли из всех великих Поэтов Гофман в ужасе речей? 1926 Григ Тяжелой поступью проходят гномы. Все ближе. Здесь. Вот затихает топ В причудливых узорах дальних троп Лесов в горах, куда мечты влекомы, Студеные в фиордах водоемы. Глядят цветы глазами антилоп. Чьи слезы капают ко мне на лоб? Не знаю, чьи, но как они знакомы! Прозрачно капли отбивают дробь, В них серебристо-радостная скорбь, А капли прядают и замерзают. Сверкает в ледяных сосульках звук. Сосулька сверху падает на луг, Меж пальцев пастуха певуче тает. |
