— Пустите меня к начальнику! — С решительным видом Наташа почти вплотную подошла к защитнице дерматиновой двери.

— Девушка, милая, я же объяснила, что запись окончена. Списки составлены с большим запасом. Приезжайте через год, пожалуйста.

— Да я слышала. А вы по новой составьте, время еще есть. Потом поговорите со всеми и отберите самых лучших. Это хоть будет справедливо.

— Верно, правильно! — зашумели вокруг. — Пропустите ее к ректору, пусть выскажет ему наше мнение!

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге показался невысокий лысый мужчина в голубом костюме.

— Что за шум, господа? — строго блеснул очками. — Я профессор Антипов, ректор Народной академии. Что вы имеете мне сказать?

— Что надо всех записать, а потом выбрать самых достойных, — Наташа ближе всех стояла к профессору-ректору.

Он внимательно осмотрел ее, одобрительно кивнул. Потом посторонился, распахнул дверь и сделал галантный приглашающий жест пухлой рукой.

— Вам не повезло, не так ли? Ну что ж, проходите, поговорим. Не стесняйтесь, поговорим, посмотрим, чем можно помочь вам. — Он поискал глазами свою помощницу, вежливо улыбнулся. — Анна Карповна, побудьте, пожалуйста, с народом, а мы пока побеседуем с девушкой. А лучше — пусть подождут на улице, а то очень шумно, трудно, знаете ли, работать. Пожалуйста, господа, освободите помещение, пожалуйста. — Последние слова были адресованы тем, кто, как и Наташа, не попал в заветные списки.

— Нужно помочь не мне, а вашему доброму делу. — Наташу ободрила поддержка товарищей по несчастью и внимание самого ректора.

— О, это очень интересно. Безусловно, интересно, — закивал головой профессор. Он аккуратно закрыл дверь, обогнал Наташу, вежливо распахнул перед ней вторую — в кабинет.

В отличие от с обшарпанными стенами коридора кабинет выглядел очень внушительно: огромный стол с телефонами, кресла, мягкий диван у стены, пышные, пузырчатые шторы на окне. Профессор сел на диван, хлопнул ладонью рядом с собой, приглашая Наташу. Она осторожно присела на край.

— Ну, рассказывай, откуда ты приехала, такая храбрая. — Добрая, отеческая улыбка располагала к откровенности.

— С Кубани, из Гирея, — почему-то смутилась Наташа.

Вдруг вспомнились сцены из старых фильмов, где девушки издалека приезжали в Москву, куда-то не поступали, но потом, благодаря таким вот добрым и понимающим профессорам, достигали своей цели и были счастливы. Наташа почти не сомневалась, что и с ней будет то же самое. Не хотелось уже говорить о других. А вдруг он рассердится и прогонит ее? Зачем же обижать хорошего человека?

— О, Кубань! — одобрительно закивал профессор. — Знаю, знаю, бывал. Не зря говорят в народе: на небе рай, а на земле — Кубань. Чудесное место, благодатнейший край. Значит, хочешь учиться у нас, не так ли?

— Да, — все больше робея, прошептала Наташа.

— Но опоздала и не попала в списки, верно?

— Я не опоздала, это списки были слишком быстро составлены.

— Что поделаешь, что поделаешь, — развел руками профессор и, как бы ненароком, задел Наташину коленку. Она машинально отодвинулась. — Желающих много, но тебе можно помочь, девушка. Кстати, как зовут?

— Наташа. Наталья Колесникова. Вы, конечно, извините меня, но помочь нужно всем. Если уж нет экзаменов, составьте списки всех желающих, а потом отберите достойных. Это же справедливо.

— Ах, Наташа, Наташа! Да где же ты видела справедливость в этом мире? — огорчился профессор. — Нет ее, дорогая, нет и не будет. А твой вопрос решить я могу. Это весьма и весьма непростое дело. Но… если очень уж захотеть… А ты ведь хочешь у нас учиться?

Ладонь профессора уверенно легла на коленку Наташи и медленно поползла вверх. Наташа оцепенела от неожиданности. Что же он делает, этот старый, заботливый профессор? Неужели?..

— Вы что… это… что?.. — И кажется, увидела свое отражение в толстых стеклах профессорских очков. — Ты правильно поняла меня, дорогая. Я получу то, что желаю, и ты получишь то, что желаешь. — Даже сквозь очки заметно было, как нехорошо заблестели его глаза. — Ну иди, иди ко мне, чернобровая казачка… Впрочем, я не требую ответной ласки, это потом, сейчас достаточно будет, если ты не станешь брыкаться… Несколько минут — и ты наша студентка.

— Но вы же… вы мне в дедушки годитесь… — растерянно пролепетала Наташа.

Ладонь профессора пробиралась все выше и выше.

— Ты будешь лучшей нашей студенткой… — тяжело дыша, бормотал он. — Продолжишь учебу в Лондоне… весь мир будет твоим… Ну? Это ведь такие мелочи, девочка…

Наконец-то Наташа поняла все. Он, этот старый, лысый уродец, хочет, чтобы она покорилась ему?! Бандит Плешаков, которого все боялись в Гирее, не смел так обращаться с нею, а этот гнусный старикан — смеет? Наташа резко отшвырнула похотливую руку профессора. Но он уже не мог остановиться, придвинулся к ней вплотную, намереваясь обнять, обхватить ее обеими руками. И тогда Наташа, вывернувшись, с силой влепила ему пощечину. Голова профессора дернулась, он ударился затылком о спинку дивана, которая оказалась довольно жесткой. Очки свалились на пол. Но профессор все еще тянул свои руки к Наташе. Ни секунды не думая, она ударила его другой рукой. Пальцы профессора задрожали, ладони потянулись назад, закрывая лицо, жалкое, искаженное страхом лицо с трясущимися губами.

— Хулиганка… — прошипел он. — Наглая дикарка… вон из моего кабинета! Немедленно убирайся, не то я прикажу…

— А вы — старый развратник! — Наташу трясло от гнева. — Как же вам не стыдно?! Небось жена есть, дети, внуки. Видели бы они вас, со стыда бы сквозь землю провалились! Совсем потеряли совесть! — Она встала, торопливо поправила юбку.

— Ты не будешь учиться у нас! — брызгая слюной, по-бабьи завизжал профессор. — Никогда! Маленькая дрянь… Вон, вон, вон отсюда!

— Очень было нужно учиться в вашей паршивой академии! — Наташа поддела носком сапога очки, они врезались в ножку стола, брызнули мелкие осколки. — Это не академия, а болото! Хуже, чем ПТУ!

Она выбежала в коридор и вдруг почувствовала, как силы оставляют ее. Ноги ватные, коленки подгибались, плечи дрожали. Сизый туман плавал перед глазами, размывая очертания коридора. Наташа остановилась, прислонилась плечом к стене. Слезы потекли по ее щекам. И без того мир вокруг был черно-белым, грязным, неуютным, а теперь он стал просто уродливым. Уродливым! Добрый, пожилой профессор в очках, как будто из давнего кинофильма, старик… Сколько в Гирее стариков, добродушных и ворчливых, любящих подтрунить и прихвастнуть былыми подвигами, но представить, чтобы кто-то из них полез к ней, девятнадцатилетней девчонке, под подол — да такое и в кошмарном сне не могло привидеться!

Выходит, этот город — страшнее кошмарного сна?! Что же она здесь делает? Господи, господи, как же муторно на душе!

Сизый туман понемногу таял перед глазами. Наташа заметила в конце коридора пожилую секретаршу профессора Анну Карповну. С высокомерным презрением смотрела она на Наташу — как на куклу, выброшенную на помойку. Очень хотелось крикнуть ей что-то злое, обидное, но сил на это не было — все они остались в кабинете за дерматиновой дверью.

Наташа торопливо пошла по коридору, потом по лестнице, к выходу, потом пробивалась сквозь толпу. Ее о чем-то спрашивали, но, увидев заплаканное лицо, расступались, пропускали, отводили глаза. Выйдя из ворот, Наташа побежала, с трудом удерживая равновесие — под ногами чавкала грязная снеговая каша.

Кто-то топал следом, но Наташа не оборачивалась. Лишь выскочив на широкую улицу, остановилась, с трудом переводя дух.

Высокий парень в джинсовом костюме, тот самый, что смеялся, когда услышал, что Наташа из Гирея, остановился рядом, но, так как было скользко, проехал вперед метра два. Обернулся к Наташе.

— Ну ты и бегаешь, Аксинья! Спортсменка, что ли?

— Тебе чего надо? — огрызнулась она.

— Да вот, понимаешь, увидел, что ты вышла от ректора в расстроенных чувствах, и решил, что нельзя оставлять товарища в беде. Нас же в пионерах как учили? Сам погибай, а товарища выручай.