— А почему — Евгений? Он же Яков Семенович… — прошептала Наташа, совсем растерявшись. — Я… я пришла просто так… навестить вас… торт вот купила…

— Да вы проходите, Наташа, проходите, — решился наконец Яков (или Евгений?) Семенович. А может, и не Семенович? Что все это значит? — Проходите на кухню, сейчас чайку попьем, Лида как раз свеженький заварила, поговорим.

Проходя на кухню, Наташа засомневалась: да в ту ли квартиру она попала? Может, ошиблась? Хотя и старики те же, и сама квартира знакома. Вон и цветы в горшочках на кухонных полках, они и в прошлый раз были. Она поставила торт на стол, присела на стульчик, ожидая объяснений.

— Какой замечательный торт, спасибо, Наташа. — Хозяин присел рядом. — Это Петр Яковлевич вас послал?

Лидия Ивановна разливала чай в знакомые чашки.

— Нет, я сама решила. Он ничего не знает. Если узнает, разозлится, наверное. Когда я спрашивала, почему он не приглашает своих родителей, начинал сердиться. Тогда я и решила, что это нехорошо, неправильно. Как же это — жить в одном городе и не видеться? И пришла…

— Какое чудное, не испорченное цивилизацией дитя! — улыбнулся Яков Семенович, которого жена почему-то назвала Евгением. — Ты слышишь, Лида? А я ведь говорил, что мы тут регрессируем, впадаем в дикость. Я прав был, не так ли?

— Так, Женя, так. — Лидия Ивановна поставила перед Наташей чашку чая и тоже улыбнулась. — Не удивляйся, Наташа, что называю мужа Евгением. Это его настоящее имя. Евгений Семенович.

— А вы… вы — тоже ненастоящая?.. — прошептала Наташа.

— Ну что ты! Да не бойся, не бойся нас, Наташенька! Меня действительно зовут Лидия Ивановна. А вот Евгения Семеновича решили переименовать, потому что не может быть у Петра Яковлевича родного отца по имени Евгений Семенович, понимаешь?

— Извините, я ничего не понимаю, — покачала головой Наташа.

— Я думаю, теперь все можно объяснить. Как ты считаешь, Лида?

— Почему же нет? Мы сделали все, как просил Петр Яковлевич, о том, что будет дальше, уговору не было.

— Дело в том, Наташа, что мы не родители Петра Яковлевича. И даже не родственники. Наш сын Гена когда-то работал вместе с Петром Яковлевичем в ЦК ВЛКСМ. Они дружили, Петр Яковлевич частенько бывал у нас, иногда жил неделю-другую. Пять лет назад Гена погиб. Несчастный случай. Но Петр Яковлевич не забыл нас, по-прежнему заглядывал, помогал, ты ведь понимаешь, как тяжело жить на пенсию. Благодаря Петру Яковлевичу мы все это безболезненно вынесли.

— Не могу поверить! — возмутилась Наташа. — Вы же обманули меня, вы же… разве можно было так делать?

— Наверное, нельзя, — вздохнула Лидия Ивановна. — Не суди нас строго, дочка. Не могли отказать Петру Яковлевичу, он столько сделал для нас, а за то, что исполнили его просьбу, телевизор импортный подарил, нам теперь только и радость — телевизор смотреть.

— Но зачем ему понадобился этот маскарад? Он что, сирота, у него нет своих родителей, настоящих?

— Почему же? Есть, — вздохнул Евгений Семенович. — Только они живут не в Москве. То ли в Орле, то ли в Курске, где-то там. А маскарад, как ты совершенно правильно сказала, Наташа, ему понадобился для того, чтобы мы вели себя именно так, как он скажет. Петр Яковлевич отличный психолог, он знал, что делает, и не сомневался, что после знакомства с нами ты согласишься выйти за него замуж.

— И не стыдно вам, пожилым людям, обманывать? — всхлипнула Наташа.

— Ну-ну, только не надо плакать, дочка. — Евгений Семенович погладил ее по голове. — Конечно, стыдно было, но ты знаешь, мы и не обманывали тебя. Ты нам так приглянулась, что на душе светло стало. Честно тебе скажу, был бы жив наш Гена, лучшую жену для него трудно вообразить… Верно я говорю, Лида?

— Верно, верно.

— Ну, так вот. Мы и обрадовались, когда увидели тебя. Петр Яковлевич-то для нас не чужой. А ну, как привел бы современную фифочку, сейчас их везде много? Тогда и правда пришлось бы обманывать, даже не знаю, как бы нам это удалось…

— А мне от этого разве легче? — Наташа размазывала слезы по щекам. — Я, может быть, согласилась выйти замуж только потому, что вас не хотела огорчать…

— Ничего, Наташенька, ничего, — стала успокаивать ее Лидия Ивановна. — Стерпится — слюбится, так говорят люди. Петр Яковлевич — хороший человек. Недаром же наш Гена так дорожил дружбой с ним. Он, Петр Яковлевич, конечно, сложный человек, личность, но — хороший, уж поверь мне.

Наташа поднялась и стала прощаться. Нигилист был другом покойного сына этих пожилых людей и в какой-то мере заменил им его. Конечно же, они готовы сделать для него все. И без толку объяснять им, что обманули ее, толкнули на неправильный шаг — ведь она бы ни за что не согласилась выйти замуж за Нигилиста, если б не знала их. Казалось, у таких симпатичных стариков не может быть плохого сына, он странный, непонятный — просто она его плохо знает. И сегодня пришла к ним с тайной надеждой узнать побольше о муже, выяснить, почему он никогда не улыбается, почему раздражается, когда смотрит телевизор. А узнала такое…Ох, лучше б она совсем не приходила сюда! Какой же он мерзавец, «отличный психолог»! Все продумал, даже чужих людей проинструктировал, как себя вести. А она-то, дура, и уши развесила!

Старики, чувствуя свою вину, стали уговаривать ее задержаться, попить чайку с тортом, но Наташа и слушать не стала. Их можно понять, но кто же поймет ее? Кто ей посоветует, особенно теперь, когда узнала, что Сергей женился?

Выбежав из подъезда, Наташа поймала себя на том, что повторяет одну лишь фразу: «Какой же он негодяй!»

В комнате было душно, накурено. Сизый дым плавал клубами от пола до потолка. В комнате сидели Ратковский и массивный бритоголовый человек с черной бородкой — ни дать ни взять басмач из старых фильмов.

— Сколько денег пропало, слушай! — в который уж раз говорил Радик. — Такие планы были, такие, понимаешь, перспективы, и все пропало! Ты специально так сделал, Петр Яковлевич? Разорить меня хочешь, да?

— Деньги твои не пропали, Радик, не волнуйся, — дернул носом Нигилист. — Я же сказал: возмещу все твои убытки. С процентами. Но скажи мне, куда твои люди смотрели?

— Куда они должны смотреть? На товар! Сделка состоялась, все замечательно. Из машины позвонили: порядок, понимаешь, едем к тебе, детали обговорили, то, что нам нужно. Куда смотреть должны были? Ходить за этим подлецом следом? Ты зачем подсунул его мне? Такой человек — хуже мента.

— Ты уверен, что он заложил твоих людей?

— Как не уверен, слушай! О чем говоришь? Только и смог узнать: звонили из автомата, с Курского вокзала. Может, ты или кто-то из твоих заложил? Это хочешь сказать?

— Да-а, — опустив голову, вздохнул Нигилист.

— Я бы замял это дело, если б милиция повязала моих людей. Но это — из управления по борьбе с наркобизнесом, понимаешь? Они там совсем борзые, озверевшие! Ничего не могу сделать. Зачем ты меня так подставил, Петр Яковлевич? Что теперь делать будем, а? Как жить дальше будем?

— Я тебя не подставлял, Радик. Мог бы оставить кого-то рядом с продавцом, пока товар будет путешествовать по Москве. Не догадался? Я тебе нашел человека, он привез то, что нужно. Дальше — твое дело. Я надеялся, ты это знаешь.

— Нет, Петр Яковлевич, не так. Если человека рекомендуешь мне ты, я тебе доверяю. Осторожность была во всем. Но чтобы такое случилось — ну, я не знаю. Кто у нас большой специалист по психологии? Я, да?

— Ошибки случаются у каждого, — сердито парировал Нигилист. — Мое дело — вывести тебя на человека, как там будет дальше — твои заботы, Радик.

— Ты вывел меня на человека, у которого не камень — бомба была за пазухой. За такие ошибки, Петр Яковлевич, нужно платить.

— Я же сказал, что согласен возместить твои убытки. С процентами. Что ты еще хочешь? — потерял терпение Нигилист.

— Разве это убытки? Чепуха, мелочь. Я и думать об этом не стал бы. Два человека под следствием сидят. Два моих верных друга, понимаешь? За это как заплатишь? Им дадут по пять лет, я, конечно, их не оставлю. А что родители их подумают обо мне? Что жены их подумают, друзья?