— Какая же ты танцовщица, коль не можешь даже встать? Обычная мерзкая калека! — пропела женщина, брезгливо передёрнув плечами, — Нечего тут валяться! Это зал Повелителей!
Вздрогнув, я осмотрелась внимательней. Магические зеркала навевали жуть, мертвенный свет заставлял дрожать, а ярко-алый блестящий пол под ногами танцующих… Секундочку! Но плиты серые! Значит…
Тихий крик вырвался из моего горла, когда я осознала, что ноги танцующих по щиколотку тонут в громадном кровавом озере. Боги…
Кажется, я застыла надолго. В себя меня привела резкая, хлёсткая пощёчина. Из рассеченной губы тут же потекла кровь.
— Отвечай, мерзавка, когда с тобой говорит Правящая! Ты искала нас — нашла! Теперь пляши, как и должна! Тебя, игрушка, не для того создавали, чтоб ты не отвечала таким, как мы! — прошипела склонившаяся надо мной фигура в маске, блистая матовой чернотой глаз.
Я потрясенно уставилась на неё и прошептала неверяще:
— Ты — та, кого я ищу?! Мать Сита?
И снова — удар. Щека онемела, и кровь из губы хлынула потоком. Я дёрнулась было, чтоб ударить в ответ, но замерла, шепнув только:
— Зачем?
— Ты не поняла ещё, тупая шлюшка? Он — тварь, и ты — тварь. Я прокляла его, потому что это не мой сын. А теперь — танцуй, если хочешь, чтоб я с тобой говорила!
Я сцепила зубы и попыталась встать. Онемение тут же охватило всю правую сторону, и я, сделав несколько ковыляющих шагов, рухнула просто в лужу крови. Она хрипло расхохоталась и, подскочив ко мне, толкнула ногой в бок:
— Жалкая тварь. Сколько ты судеб сгубила за свои жизни?
По толпе Правящих пролетел недовольный ропот. Один из мужчин в масках выступил вперёд.
— Это переходит границы, Литтирри. Как смеешь ты так обращаться с Верховной? Тебе вечно гореть в Бездне за это доведётся!
Из её глотки вырвался смешок:
— Всем Правящим гореть в Великой Бездне! Всем, кроме тех двоих, которые ценой тысяч жизней обманули смерть.
— Литтирри, они заплатили худшую цену! Им не переродиться!
— А мне — плевать! Я мертва, а она — нет! И это всё, что меня волнует! Хочет видеть Темнейшего живым — пусть танцует и в ноги кланяется!
— Ты — сумасшедшая, Литтирри!
— Быть может! Но она пришла ко мне — мне и назначать цену!
— Литтирри, ты заплатишь…
— Довольно, — сказала я хрипло, прерывая бессмысленный спор Правящих, — Тебе нужен мой танец, Литтирри? Я тебе его подарю. Но знай — теперь я запомнила тебя. И там, в своей Бездне, ты ещё встретишься со мной!
Сказав это, я с хриплым смешком лизнула разлитую кровь. Мерзко — быть может, но эта соль чужой жизни на губах, вязкая и раздражающая, всегда придаёт сил…
На миг я прижалась лбом к липкой массе на полу, а потом рывком поднялась.
Выглядела я жутко. Весь мой наряд исчез в одном из предыдущих залов, потому зрители сейчас могли лицезреть полностью обнажённое тело с жуткими, полузажившими ранами на правой ноге, испачканное кровью, своей и чужой, с волосами, сбившимися в колтун, и лихорадочно горящими глазами.
Оскалившись холёным Правящим, невольно отступившим на шаг, я повернулась к своему защитнику и тихо спросила:
— Почему ты ещё не переродился?
— Я ещё потанцую здесь и забуду прошлое. Иначе, боюсь, всё повторится.
— Что ты сделал такого, что коротаешь время в этом зале? Ты ведь сам это выбрал…
— Я тебя предал, — отозвался он, помолчав, — Прости.
— Дождешься от неё… — начала было Литтирри, но тут уж у меня сдали нервы. Резко развернувшись, я с размаху залепила этой твари пощёчину. Она взвыла, её маска треснула.
— Заткнись, — прошипела я, — Я — Верховная Жрица, а ты — неприкаянный дух. Я говорю не с тобой!
Она замерла, а я снова повернулась к Правящему, замершему в двух шагах.
— Предал так предал, чего в жизни не бывает. Иди, перерождайся! Нечего тебе делать в этом дурдоме!
— Ты прощаешь меня?
— Да.
С тихим стуком его маска упала на пол. Я увидела красивое лицо с зелёными живыми глазами:
— Спасибо, мама, — шепнул он и растаял, а у меня всё сжалось внутри. Приказав себе ни о чём не думать, я снова повернулась к Литтирри:
— Теперь ты, Правящая, предавшая свою семью. Смотри, как я танцую для тебя!
Сказав это, я картинно улыбнулась разбитыми губами и, отогнав боль куда-то вглубь, встала в танцевальную позицию, чуть согнув левую ногу, на которую перенесла вес тела, и поставив правую на носок. В таком положении я могла стоять вполне нормально, без особого дискомфорта. Что ж, Киннирра, пришло время твоей ученице доказать, что она чего-то, да стоила!
Прикрыв глаза, я приподняла вверх руки, как на начале любой тренировки, и соединила кончики пальцев. В голове набатом зазвучал голос Киннирры: «Двигать телом могут многие, девочка моя. Танцуй сейчас душой — вот что главное!»
Для чего танцовщице сердце? Для ритма.
Раз-два-три. Бой барабанов — и бой пульса. Раз-два-три. В душе нет уже больше ничего, кроме ритма и свободы. Даже боль пока отступила, а значит — пора!
Итак, начать стоит с раненой ноги, ведь боль — лучшая прелюдия. Медленно вывести ногу вперёд, натянув носок, и начертить кончиками пальцев на крови руну предательства. Резко ударить по кровавой глади, сцепив до судорог зубы, и поднять волну брызг. Прокрутиться и выгнуться, сделать волны руками, завертеться волчком и наклониться резко, низко-низко, так, что кончики волос резко бьют по алой луже под ногами. Волна — и на колени, ведь ноги после прокруток просто не держат, и стоять нет сил. Боль застилает глаза, я, к бесам грёбаным, не вижу уже вообще ничего, мне аплодируют Правящие — но я не могу закончить танец сейчас. Снова делаю упор на здоровое колено, закрываю глаза, которые видят теперь лишь алую пелену боли, и, подчиняясь барабанам, бью по крови, выгибаюсь над ней дико, по-звериному, размазываю алую жидкость по телу, как сироп, ни о чем не думая. Вижу лишь тьму, а чувствую — лишь боль. И знаю, что, чтоб продолжить танец, я должна подняться!
Но… у меня… просто не хватит сил!
Внезапно перед моим мысленным взором возникла Ниа. «Она танцует во тьме…»
Ни на что не надеясь, я, приподнявшись и выгнувшись из последних сил, протянула в пустоту дрожащую руку…
И ощутила, что её сжали тонкие тёплые пальцы. Мгновение — и я вишу в воздухе, не касаясь ногами пола, и кто-то легко кружит меня по залу, повинуясь мелодии ррата.
Боль сразу начала утихать, а тьма перед глазами — расступаться. Пара мгновений — и я смогла лицезреть перед собой того самого парня, который назвал меня мамой.
— Что ты…
— Спокойно! Уйти из этого милого местечка я всегда успею, но для начала — помогу тебе. Не думала ж ты, что я тебя оставлю одну, правда? Мне хватило тех ошибок…
Бой барабанов — и танец кончился. Меня осторожно поставили на пол, но я даже не заметила этого, продолжая заворожено смотреть на него.
— Я не помню тебя, — шепнула я виновато, — Прости…
Он прижал меня к себе:
— Ты и не должна. Скоро я перерожусь, и у меня будет другая мама. Ты только пообещай, что найдёшь мою сестру, хорошо?
— Она потерялась?
— Да, и я виноват в этом.
— Я найду, не переживай!
Он кивнул, осторожно поцеловал меня в нос и повернулся, чтоб уйти, но замер на полушаге:
— Мама.
— Что?
— Знаешь, на месте отца вот за это, — кивок на моё перепачканное в кровь тело, едва стоящее на ногах, — Я б тебя просто убил!
Услышав это, я расхохоталась. Я смеялась, когда в глазах потемнело, хохотала, когда колени подломились, и я мешком рухнула в кровавую лужу. Я просто ржала, как идиотка, пока смех не перешёл в кашель.
Похохотав несколько минут, я соизволила поднять голову. Оказалось, что все Правящие, кроме сумасшедшей мамаши Сита, куда-то смылись. Вздохнув, я тихо спросила:
— Ну, красавица! Поговорим?
— Зачем мне это? — прошипела она, — Проклятие не сниму, и не надейся!
Я ухмыльнулась и слизнула с губ кровь, после чего хрипло прошептала:
