ИТОГ Перевод П. Грушко Когда остался втуне шум дня, — в ночном тумане ты к памяти-молчунье приходишь на свиданье. Малейший вздох былого теперь подобен крику, и в бездне ищешь снова далекую улику. Утрачены детали, но память-чаровница еще сильней мытарит тем, что смогло продлиться. Опять я нежным зельем разбужен в каждом слоге, опять дышу апрелем, и роза — свет мой строгий. Когда была ты рядом, все было — восхожденьем, итогом, верным ладом, нелживым наслажденьем. Любовь, как башня, встала в пустынной этой были, вся — трепет от подвала до флюгера на шпиле. Пусть на руинах вьется трава, но так знакомо — смотреть со дна колодца на завитки подъема. Я — пища для былого. Хоть и под новым небом заговорило слово, — я без былого — небыль. Не тусклая оглядка, не сонное занятье, — оно двукратно сладко в немеркнущем объятье. Все достается ветру. Но я люблю. Тоскую. Слова, несите к свету любовь мою живую! СМЕРТЬ И МОЛОДОСТЬ Перевод П. Грушко Жизнь молодая была — как бесконечная милость, юным бессмертьем богов гордо в движеньях струилась, просто и трудно текла, тропы и улицы полня, в неомрачимую даль, в светлые площади полдня. Сплавил единый сюжет будущее с настоящим, чистых страниц белизна чудом дразнила манящим. Но незаметно рука мрака бесплодного вяло вывела свой приговор. Все прервалось и пропало, смерклось во мраке глухом, в неощутимых тенетах, в тесном безмолвье, в земле, в самых ничейных пустотах… Юность — соблазн для слепых лезвий!.. Вы скажете — дико! Хуже, — бессмыслица, бред. Низость от веку безлика… СМЕРТЬ БАШМАКОВ Перевод П. Грушко Скоро им конец наступит! Словно слуги-христиане, верно мне они служили, без надежд на состраданье. Угождали господину, постаревшему в дороге и готовому покоем душу наградить и ноги. Эти мудрые подошвы пять за пядью изучили путь по чавкающей топи, по булыжнику и пыли. Блеклая пожухла кожа. Стало спекшеюся раной то, что прежде было чистой новизною первозданной. Все пророчит мне погибель, и уже устали тяжи. Вечер. В смерть меня уводят шаркающие миражи… ДАМAСO АЛОНСО Перевод П. Грушко Дамасо Алонсо(род. в 1898 г.). — Поэт и филолог. Автор таких известных исследований, как «Поэтический язык Гонгоры», «Очерки испанской поэзии», «Комментарий к „Одиночествам“ Луиса де Гонгоры» и др. Читал лекции по истории испанской литературы в университетах Мадрида, Берлина, Лондона, Лейпцига. С 1948 г. — член, а в настоящее время — президент Испанской Академии наук. В первый период творчества исповедовал идеалы «чистой поэзии». О принципиальном изменении его эстетической позиции свидетельствуют такие строки поэта (написано в 1969 г.): «Ныне я более всего на свете ненавижу бесплодный эстетизм… Меня теперь интересует только человеческое сердце». Основные поэтические книги: «Чистая поэзия. Городские стишки» (1921), «Темная весть» (1944), «Дети гнева» (1944), «Человек и бог» (1955). БЕССОННИЦА Мадрид — это город, где громоздится чуть ли не миллион трупов (согласно последним данным). Иногда по ночам я ворочаюсь в склепе, где гнию заживо вот уже сорок пять лет, и долгими часами слушаю, как хрипит ураган, воют псы, и смотрю, как робко струится мерцание луны. Долгими часами я хриплю, как ураган, вою, как бешеный пес, молоком струюсь из горячего вымени большой желтой коровы. Долгими часами я спрашиваю бога, почему гниет заживо моя душа, почему гниет чуть ли не миллион трупов в городе Мадриде, почему миллионы трупов гниют заживо в мире? Господи, какой сад ты хочешь удобрить нашим гниением? Боишься, что увянет большой розарий твоего дня, мертвенные лилии твоих печальных ночей?! ОСЛЕПШИЙ ПОРТ Угнали море. Но крайний дом еще хранит его вымпелы. Коровы (барки на поле отмели) плывут на закат, рассекая тучную землю, — крошат золотые раковины, в которых завиты морские напевы. Но ветру об этом неведомо. Безлунными ночами он прилетает целовать хребты волн, которые дремлют, не разбиваясь. Царапается о верхушки мачт. Брюхатит полотнища парусов. Потом трещит на иссохших сваях причала и, как слепой, ощупывает растрескавшийся парапет. Высовывает длинный язык и пядь за пядью вылизывает раскаленный песок. Летит (как измочаленный равниной парус) и чешется о скорбные дома поселка, — протяжный свист, пугающий зарю. |
