АНТОНЕН АРТО Антонен Арто(1896–1948). — Дебютировал сборником «Мистические сонеты» (1913), написанным под влиянием Рембо и Лотреамона. Сблизился с Андре Бретоном, сотрудничал в журнале «Сюрреалистическая революция», сыграл ряд ролей в театре и кино. В сборниках «Пуп чистилища» (1925) к «Нервометр» (1927) пытался передать ощущения «развоплощеннсй реальности», противопоставить свое «бессмертное бессилие», «безрассудную безнадежность» мыслям и чувствам «толпы». В 1926 г., порвав с кружком сюрреалистов, организовал «Театр Альфреда Жарри», в котором, используя приемы древних религиозных обрядов, старался возродить магическую функцию ароматического зрелища, превратить театр в средство «освобождения от страха перед бытием». Теоретические обоснования своих взглядов изложил в эссе «Театр и его двойник» (1938). Начинания Арто, идущие вразрез с ведениями времени, не имели успеха. МОЛИТВА Перевод А. Ларина О дай нам ярый словно угли мозг Мозг опаленный лезвием зарницы Мозг ясновидца череп чьи глазницы Пронизаны присутствием твоим Дай нам родиться в чреве звездном Чьи бездны шквал изрешетил Чтоб ужас нашу плоть пронзил Когтем каленым смертоносным Насыть нас днесь Нам сводит рот Нам пиром будет грохот шквальный О замени рекой астральной Наш вялый кровооборот Рассыпь рассыпь нас уничтожь Рукою огненной стихии Открой нам своды огневые Где смерть еще страшней чем смерть Наш хилый ум дрожать заставь На лоне собственного знанья И в новой буре мирозданья Нас от сознания избавь ЗАКЛИНАНИЕ МУМИИ Перевод В. Козового И эти ноздри — кости, кожа, — там, где берет начало тьма первооснов, и этих губ тесьма, под краской стянутых до дрожи, И медь, которой жизнь поит во сне тебя, развеяв кости, и взгляда призрачного грозди, где ты, как в сети, ловишь свет, О мумия, и руки-спички, чтоб ворошить тебе нутро, в которых гробовая тень обличье принимает птички, И все, во что рядится смерть, как в прихотливость ритуала, и шепоток теней, и медь, где черное нутро слиняло, — Тебя ловлю я в эти сети средь выжженных венозных троп, и медь твоя, как мой озноб, — вернейший роковой свидетель. ЛУИ АРАГОН Луи Арагон(род. в 1897 г.). — Учился на медицинском факультете. Принадлежал к группе дадаистов, затем сюрреалистов, с которыми порвал в 1930 г. С 1927 г. — член ФКП, основатель коммунистической газеты «Се суар» (запрещена в 1939 г.). Был гостем Первого съезда советских писателей, одним из организаторов конгресса в защиту культуры. После разгрома Франции летом 1940 г. явился одним из инициаторов создания Национального комитета писателей Южной зоны; выпустил подпольно ряд поэтических сборников, вошедших в золотой фонд литературы Сопротивления («Нож в сердце», 1941; «Глаза Эльзы», 1942, и др.). Прославлению антифашистской борьбы посвящен сборник новелл «Рабство и величие французов» (1945). После войны опубликовал книги стихов и поэмы («Глаза и память», 1954; «Неоконченный роман», 1956; «Меджнун Эльзы», 1963), романы («Коммунисты», тт. 1–6, 1949–1951; «Страстная неделя», 1956; «Гибель всерьез», 1965, и др.), эссе и исследования по вопросам литературы и искусства. Много сделал для издания и пропаганды во Франции многонациональной советской литературы. В 1957 г. Арагону была присуждена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Член Центрального комитета Французской коммунистической партии. Стихи Арагона неоднократно издавались в русском переводе; в частности, они составили 9-й том Собрания, сочинений Арагона (М., 1960). ЛЮБОВНИКИ В РАЗЛУКЕ Перевод Э. Линецкой Как двух глухонемых трагический язык В гремящей темноте, в сумятице вокзалов — Прощанье любящих, их молчаливый крик В безмолвной белизне зимы и арсеналов. И если к облакам лучи надежд летят Средь баккара ночей, — их огненные руки, Коснувшись птиц стальных, испуганно дрожат. Не соловей — поверь, Ромео, полный муки, — Не жаворонок вам устроил в небе ад. В сугробах мир поблек, обмяк. Вдруг замерли деревья, зданья, Бесцветные, как воздух, как Бесцветное воспоминанье, Когда пришло — но в нем рвалось Из строчек чувств больших дыханье — Письмо, печальное до слез, Письмо, печальное до слез. Зима похожа на разлуку, Зимой кристаллы льда поют, И холод вин рождает скуку, И звуки медленно текут, Овладевают мной, и плещут, И, как часы, все бьют и бьют, И стрелки времени скрежещут, И стрелки времени скрежещут. Жена, мой луч и мой родник, Зачем в письме такая горечь, Ведь я люблю, зачем же крик, — Так судно, тонущее в море, Зовет и мучит дальний зов, Который ветры на просторе Глушат шуршаньем рифм и строф, Шуршаньем всех своих грехов. Моя любовь, теперь у нас Осталась только слов помада, В них по колена день увяз, Похожий на преддверье ада. Опять воскрес мечты росток У башен Жевра, в недрах сада, Где для меня играл рожок, Где для тебя играл рожок. Я сделаю из слов бесценные букеты — Такие в дар кладут к подножию мадонн — И подарю тебе прозрачность анемон, Вероник синеву, сирень и первоцветы, И пену нежную на ветках миндаля — На майских ярмарках они чуть розовеют, — И чаши ландышей — за ними мы в поля Пойдем, когда… Но тут слова в цвету немеют, От ветра этого ссыхается земля, Цветы теряют цвет, фиалки глаз тускнеют. Но буду для тебя я петь, пока волной Стучится в сердце кровь и наполняет вены. «Все это тру-ля-ля», — мне скажут, но смиренно Я верю: радугой над светлою вселенной Взойдут слова, что я, простой, обыкновенный, Твердил тебе, и ты одна поймешь, — нетленны Лишь потому любовь и солнце над землей, Что осенью, когда весна была мечтой, Я это тру-ля-ля спел, как никто другой. |
