– Какие у вас тут все послушные; где вы только их берете? – съязвил я.
– Закон не запрещает поощрять сотрудников за соблюдение ими корпоративной тайны. Зачем предавать происшествие огласке, опрашивая всех и каждого? Я думала, мы стараемся не довести дело до таблоидов.
– Это вы стараетесь не довести дело до таблоидов, – отрезал я. – А мы стараемся дело раскрыть. Что подразумевает опрос всех контактировавших с Элкинсом по работе.
Брайан с глубокомысленным видом покачал головой:
– Убийство ведь преднамеренное, не правда ли? Некто имел на Элкинса зуб. Некто выследил Элкинса и задушил. Может, даже сотрудник парка.
– По-моему, убийство было тщательно спланировано, – начал Терри. – Во-первых, место выбрано идеально. Никаких свидетелей. Во-вторых, бумажник с деньгами у жертвы не похищен. В-третьих, убийца оставил книжку с картинками. Мы имеем дело с убийством, совершенным из мести. Элкинс здорово кому-то досадил.
– Убийство, совершенное из мести… – мечтательно произнесла Эми. – Вероятно, следует допросить людей, с которыми Элкинс общался в нерабочее время. Может, у него была подружка, а у подружки – ревнивый муж.
– Какая подружка, Эми? Какой муж? – вмешался Карри. – С каких это пор ревнивые мужья оставляют такие вот книжки? Нет; боюсь, убийце, кем бы он ни был, досадил далеко не Элкинс, а досадил ему «Ламаар», – вот и придушил Кролика Трынтраву. И самое скверное здесь – флипбук. Наверняка этот жест адресован нашей компании.
– А что он означает? – Эми поджала губы и округлила глаза – глубоко запрятанный протестантизм проявляется у таких дамочек на рефлекторном уровне.
– Идите на… угадайте с трех раз, куда именно. Что еще он может означать? – Для большей наглядности Карри оттопырил собственный средний палец, и протестантизм проявился у Эми еще ярче, в виде красных пятен на щеках. – Наверняка мы имеем дело с маньяком, который в эту самую минуту разгуливает по парку и замышляет убийства наших персонажей.
Эми одарила Брайана мрачным взглядом. Ей хотелось, чтобы мы занялись версией рогоносца, а не прочесывали «Фэмилиленд» в поисках маньяка.
– Предположим, Брайан прав, – сказал я. – Кто, по-вашему, столь сильно обижен на компанию, что готов убить первого попавшегося сотрудника?
– Кролик – это вам не первый попавшийся, – не стерпела Эми. – Кролик – символ компании! Он живой, потому что Ламаар вдохнул в него душу. Боже, что я говорю? Ладно, раз уж Брайан открыл эту банку с червями, продолжу: у нас работают шесть тысяч человек, и кто-то из них вполне мог до умопомрачения разозлиться на компанию и убить в гневе сослуживца.
– Я бы сказал, умопомрачение постигло каждого третьего нашего работника, – согласился Брайан. – Мне порой кажется, что я на маскараде в дурдоме.
– Брайан! – Эми простерла к нему руки, будто собираясь задушить, но передумала и обратилась к нам с Терри: – Эти комментарии не предназначены для записи на бумаге, равно как и на аудиодиске.
Мысль о том, что наступает сезон охоты на уток, явно выбила Брайана Карри из колеи.
– Извини, Эмми, я сегодня сам не свой. А вдруг и правда убийцу не интересовало содержимое костюма Кролика? Вдруг за убийством Кролика последует целый ряд этих, как их…
– Террористических актов против персонажей? – подсказал Терри.
Эми снова покраснела, однако Терри не дал ей и рта раскрыть.
– Сколько человек имеют доступ в Кроличью Нору?
– Около шести тысяч, – ответил Брайан. – Все наши сотрудники носят костюмы сказочных персонажей, в том числе и те, кто не участвует в непосредственном развлечении посетителей. Мы даже не называем их сотрудниками. Для официантов, кассиров, операторов аттракционов, уборщиков разработаны соответствующие роду занятий костюмы. Все эти люди переодеваются именно в Кроличьей Норе. К тому же для них тут кафе, репетиционные залы и, конечно, туалеты. Сотрудникам запрещено пользоваться туалетами для посетителей парка.
– Почему? – удивился я.
– Потому что Восторженный Щенок, который мочится рядом с вашим сыном, разрушает у последнего ощущение сказочной атмосферы.
– У вас есть система, не допускающая в Кроличью Нору посторонних? – спросил Терри.
Казалось бы, простой вопрос, требующий однозначного ответа. Есть или нет? Однако Карри потребовалось провести в позе Наполеона целых пять секунд, чтобы облечь свою мысль в слова. Подобные задержки у нас с Терри фигурируют под названием «процесс подвешивания языка».
– Представьте, что парк – это огромный корабль. – Карри начал издалека. При изложении полуправды метафоры просто незаменимы. Затуманивают все, что можно, да еще позволяют блеснуть интеллектом. – На корабле постороннему ни за что не попасть ни в машинное отделение, ни в рубку, ни на капитанский мостик. – Карри помолчал, то ли желая убедиться, что нам понятен его тезис, то ли выигрывая время для формулирования следующей труднодоступной мысли. – Однако поставить охрану в каждом коридоре и у каждой каюты невозможно. То же самое у нас. В «Фэмилиленде» столько коридоров и дверей, которые ведут в служебные помещения, что мы просто не в состоянии их контролировать.
– Выходит, каждый, кто купил входной билет, может забрести в Кроличью Нору? – уточнил Терри.
– Все не так просто. – Карри продолжал защищать родную плавучую базу. – Более-менее важные входы в Кроличью Нору оборудованы камерами слежения, которые транслируют изображение на мониторы. Наши охранники – настоящие профессионалы. Они без труда отличат члена труппы от любопытного посетителя.
– Но ведь убийцей может быть и сотрудник, – не отставал Терри. – И вообще любой, кто напялит костюм Утенка Дональда.
– Не Дональда, а Декстера, – поправила Эми.
Терри всю душу вложил в свою фирменную ухмылку под названием «не держите меня за идиота». Карри кивнул:
– Действительно, система слежения была рассчитана на любопытных посетителей, а не на маньяков-убийц. Однако после одиннадцатого сентября мы снабдили каждого члена труппы – так мы называем своих сотрудников – магнитной картой. Убийце, чтобы проникнуть в парк, пришлось бы ее украсть.
– А насколько трудно злоумышленнику, который не является сотрудником парка, украсть магнитную карту?
– Видите ли, у нас парк развлечений, а не Форт-Нокс. Всякий, кто задался целью проникнуть сюда, при определенном старании это сделает. Но теперь мы усовершенствуем систему, даже не сомневайтесь.
Зазвонил мой мобильник, чем немало меня удивил.
– Надо же, у вас тут и мобильники ловят!
– У нас мобильная связь лучше, чем в «Спаго»,[4] – приосанился Карри. – Многие члены труппы – актеры, активно делающие карьеру. Если выйдет из строя система кондиционирования, они будут доставать нас жалобами, а вот если перестанут ловить мобильники, они просто поувольняются.
Я нажал «ОК.». Звонил Большой Джим, мой отец.
– Привет, Майк, – загрохотало в трубке. – Как поживает мой мальчик?
Я живо вообразил, как раздувается, словно кузнечные мехи, его грудная клетка объемом пятьдесят шесть дюймов, а глаза цвета кобальта начинают поблескивать, – такое обычно происходит с Большим Джимом, когда он называет меня своим мальчиком.
– Хорошо поживает, Джим. – Я не называю его папой, если стараюсь впечатлить окружающих во время расследования убийства. – Извини, я сейчас занят.
– Тогда в двух словах. Энджел спрашивает, что ты хочешь на ужин – курицу или рыбу.
– А что у нас намечается – семейное торжество или смотрины? – Я отошел на несколько шагов, а то некоторые уже успели навострить уши. – Передай Энджел, я съем все, что она приготовит.
– Отлично, – отвечал Большой Джим. – Значит, в полвосьмого ровно.
– Ясно. Это у тебя такой окольный путь узнавать, не забыл ли я про ужин и приду ли я вообще. Меню – просто предлог.
– Ты напал на неверный след, – заявил Большой Джим, окончательно убедив меня в правильности моей версии. – Хреновый из тебя детектив, сынок. До вечера.