– Да, я вас слушаю, – отозвалась Джулиет.

– У меня появились кое-какие идеи. Относительно расшифровки записи.

– Идеи?! – В ее голосе прозвучала надежда.

Джо испугался ее реакции. Он слишком увлек Джулиет своими публикациями, книгами, своим энтузиазмом и верой в достижимость бессмертия. Она поняла все буквально, решила, что он уже добился значительных успехов. И он почувствовал себя жуликом, балаганным шарлатаном, обманувшим и свою семью, и надежды девушки.

Джо задумчиво рассматривал исчерканный конверт и пакет «Джиффи» с терабайтовой лентой на кассете. Вспомнились останки отца, сгнившие в Лос-Анджелесском морге, вспомнилось данное отцу – и невыполненное – обещание. Он смотрел на аккуратные ряды дырочек на телефонной трубке и думал о том, что на другом конце провода бьется в муках угасающая человеческая жизнь, ждущая от него помощи и, возможно, больше, чем кто-либо, способная помочь ему.

Джо понимал, что обязан что-то сделать для Джулиет. Обязан сделать в кратчайшие сроки все возможное, причем на сей раз он должен добиться успеха.

Зажав в руке пакет «Джиффи» и два исчерканных конверта, Джо вышел из своего кабинета и направился в лабораторию криобиологии. Кивнув на ходу инженеру, занятому ремонтом химического анализатора, и двум студентам, он приблизился к двери с надписью: «Стерильная зона. Надеть защитную одежду».

Джо облачился в защитный халат и чулки, быстро прошел через холодное хранилище с рядами морозильников, открыл следующую дверь, миновал узкий тамбур и вошел в жаркое, освещенное красным светом помещение, провонявшее химикатами. Ему повезло: необъятный Генри Венсеслас сидел на своем привычном месте в противоположном конце комнаты, приникнув к микроскопу, с рассыпавшимися по плечам прямыми длинными волосами.

Слева от микроскопа светились два маленьких монитора, на экранах которых яркие точки вычерчивали параллельные зигзагообразные линии. Чуть повыше, над мониторами, два самописца-графопостроителя вычерчивали эти же линии на бумаге.

– Привет, – поздоровался Джо.

Венсеслас не сразу оторвался от микроскопа, но, когда повернулся, вспотевшее лицо его излучало торжество.

– Ха! – воскликнул он, подмигивая. – Мне хочется крикнуть «Эврика!» – Глаза его по-детски округлились. – Смотри сюда! – Он поманил Джо толстым, похожим на сосиску пальцем.

Джо нерешительно приблизился и, глянув в микроскоп, увидел ярко освещенные подрагивающие организмы. По паукообразной звездчатой форме он безошибочно узнал клетки мозга.

– Клетки коры головного мозга человека, – на всякий случай пояснил Венсеслас, улыбаясь во весь рот. – Что ты о них скажешь, Джо?

Джо снова уставился в микроскоп:

– У них прекрасный вид, здоровая активность, нормальная окраска. Ты говоришь, они человеческие? Так?

– Взяты у сорокадвухлетнего мужчины.

Джо еще некоторое время рассматривал клетки, уверенный, что должен увидеть что-то особенное. Однако он ничего не обнаружил.

– Неужели ты не замечаешь разницы, Джо? – с торжествующей улыбкой вопрошал Венсеслас.

– Какой, например?

– Нужно искать пониженный уровень активности, обесцвечивание, изменение окраски, высокий процент мертвых клеток.

Джо приник к микроскопу, но и на сей раз не обнаружил ни одного из перечисленных признаков.

– Почему ты перечислил именно эти признаки? – спросил он.

– Потому что это клетки, которые были заморожены три с половиной года назад, – объявил Венсеслас. – Подобные признаки присущи всем клеткам, замороженным в жидком азоте на длительный срок, а потом размороженным.

Джо поднял на Венсесласа удивленный взгляд, и они хором, на одном выдохе произнесли волшебное слово:

– Витрификация!

– Невероятно! – воскликнул Джо, тут же забыв, зачем пришел.

– Несомненно, старик. Это открытие!

Джо склонился над микроскопом, наблюдая за клетками. Витрификация! Мечта Блейка Хьюлетта! То, к чему Блейк стремился много лет. При сверхбыстром замораживании можно преодолеть критическую точку кристаллизации в ходе процесса, однако если клетки начать снова нагревать, то при достижении температуры кристаллизации они вздуются, что приведет к еще большим разрушениям… Значит, как минимум необходим еще и сверхбыстрый нагрев, чтобы избежать кристаллизации в обоих процессах. До сих пор это практически не удавалось.

– Положи любой из этих нейронов рядом с теми, которые никогда не подвергались замораживанию, – проговорил Венсеслас, – и я ни за что не отличу, где какие. – Он указал на мониторы, по экранам которых пробежали ряды импульсов. – Тот, что справа, записывает активность нормального здорового нейрона, а тот, что слева, – одного из этих малюток.

Джо понаблюдал за экранами. Между нейронами или синапсами не было никакой разницы.

– Как, черт побери, ты их оттаивал?

– Вот здесь. – Генри Венсеслас кивнул на стоявшую на полке микроволновую печь, применявшуюся обычно для оттаивания. – Только я ее немного усовершенствовал. Дело в том, что для безопасного пользования в домашних условиях на них устанавливают ограничитель мощности. На днях меня осенило. Все, что я сделал, – это поднял волновод и прибавил частоту. Теперь яйцо варится вкрутую менее чем за четверть секунды.

– Это нейроны реагируют на электрические заряды?

Венсеслас указал на распечатки:

– Одна – настоящая, другая – контрольная. Хочу, чтобы ты определил, где какая.

Скрывая свое недоумение, Джо внимательно просмотрел распечатки, а затем снова прильнул к резиновым колечкам микроскопа и подрегулировал фокус. Он ужасно волновался, понимая, что видит то, чего до сих пор никто не видел. Да, это случилось! Успех очевиден. При всем своем прохладном отношении к Блейку сейчас Джо готов был бежать к нему, чтобы обнять.

Достижение являлось свидетельством упорной работы Блейка. Тот всегда утверждал, что подобные результаты достижимы, но Джо не предполагал, что это случится так скоро. Впрочем, Блейк о многом умалчивал.

– Давно они разморожены?

– Вчера ночью.

– Только что я играл в сквош с Блейком, и он ни словом не обмолвился! Сказал только, что есть некоторый прогресс.

– Думаю, он хотел провести дополнительные тестирования, прежде чем обнародовать результаты. В ближайшие дни. Размороженные после жидкого азота клетки тоже иногда день-два выглядят прекрасно, а потом гибнут.

– Наверное, – согласился Джо, глядя в микроскоп и возбужденно потирая руки. Да, свершилось! Из мозга умершего человека взяли клетки, заморозили на три с половиной года, а сейчас они снова активные, целые и невредимые. Впервые!

Витрификация.

– Вы проводили тесты с искусственным возбуждением клеток? – спросил Джо, не отрываясь от микроскопа.

– Никакой разницы между этими и клетками живого человеческого мозга.

Джо задумчиво посмотрел на Венсесласа. Всего несколько клеток. Как мало – и как много. Настоящее открытие. Он улыбнулся. В науке часто крошечный шаг ведет к фантастическому броску вперед. Да, после затянувшегося штиля подул свежий ветер!

– Полагаю, твое имя войдет в историю, – улыбнулся Джо.

Венсеслас с задумчивым видом теребил свою бороду.

– Не знаю, Джо. Не только мы ставим эксперименты в этой области. В Мериленде над этим же бьется Грег Фахи, в Гейдельберге – Гюнтер Вос, а Дэвид Пегг – здесь, в «Белком фаундейшн». Меня беспокоит, что ларчик открывался так просто.

– Тот парень, что изобрел колесо, вероятно, рассуждал как и ты, Генри.

– Думаю, по поводу колеса было бы меньше споров.

Джо рассмеялся:

– Блейк говорил мне, что ты применяешь интеллектуальные препараты. Для чего, Генри?

Венсеслас немного смутился.

– Я попробовал кое-что на себе и на Аманде, – сказал он, кивнув в сторону металлического цилиндра со стеклянным верхом, в котором помещался человеческий мозг.

– Какие тесты вы проводили в последнее время? Больше всего меня интересуют нейротрансмиттеры.