БОГОБОЯЗНЬ
Но это же, ведь, беспримерность:
Глумясь, святыни топчет в грязь,
Едва исчезла суеверность -
Единственная с небом связь!..
Не зная сущности религий,-
Любви, – боясь одних расплат,
Он веровал, влача вериги,
В чертей, сковороду и ад…
Итак, вся вера – страх пред казнью.
Так вот каков он, пахарь нив!
Воистину богобоязнен,
А думали – боголюбив…
Тойла
193О
ПОЕЗДКА В РИЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ
(В БОЛГАРИИ)
1. ТАВЕРНА В ДУННИЦЕ
Нам захотелось чаю. Мы в корчму
Заехали. Полна простонародья
Она была, и, ясно, никому
Мест не найти в часы чревоугодья…
Тут встал один, а там встает другой,
С улыбками опрастывая стулья,
И вскоре чай мы пили огневой
В затишье человеческого улья.
Благожелательством и теплотой
Кабак проникся не подобострастно,
Не утеряв достоинства, и в той
Среде себя я чувствовал прекрасно.
Я чувствовал, что все здесь наравне,
Что отношенья искренней и кратче
Не могут быть, и знал, что в стороне
Сочувственно на нас глядит кабатчик.
2. УЩЕЛЬЕ РИЛЫ
Была луна, когда в ущелье влез
Автомобиль и вдоль реки, накренясь,
Стал гору брать. И буковый спал лес,
Где паутина – сетки лаун-теннис.
Путь между гор правел и вдруг левел.
Жужжали вверх и с горки тормозили.
Я вспоминал, как долго не говел,
Чтоб поговеть, не делая усилий.
Уже монастырело все вокруг:
Вода в реке, луна и лес из буков.
И крутизна, и лунный плеск, и бук
Все утишало горечь, убаюкав.
Благословен холодный черный час,
Паломнический путь в автомобиле,
И монастырь, призвавший грешных нас,
Кто в похоти о страсти не забыли.
3. В КЕЛЬЕ
В нагорный вечер сердце не хандрит,
Захваченное звездной каруселью.
Нас у ворот встречал архимандрит,
Приведший нас в натопленную келью.
Нам служка подал крепкий сливовиц,
Зеленоватый, ароматный, жгучий,
Слегка зарозовивший бледность лиц,
Поблекших в колыханьи с круч на кручи.
Сто сорок километров за спиной,
Проделанных до Рилы от Софии.
Я у окна. Озарены луной
Олесенные горы голубые.
Бежит река. Покрыто все снежком.
И в большинстве опустошенных келий
Безмолвие. И странно нам вдвоем
На нашем междугорном новосельи.
4. СКИТЫ
По утреннему мы пошли леску
В далекий скит Святого Иоанна.
И сердце, отложившее тоску,
Восторгом горним было осиянно.
Бурлила речка в солнечных стволах,
И металлически листва шуршала.
Сосульки звонко таяли. В горах
Морозило, слепило и дышало.
Вот церковка. Ее Святой Лука
Построил здесь. Уютно и убого.
И голуби, белей чем облака,
Вокруг летают ангелами Бога.
Вот щель в скале. В ней узко и темно.
Тому, кто всю пролезет, не застрянув,
Тому грехов прощение дано.
Тропа уступами в скит Иоаннов.
Здесь неизменно все из года в года.
Здесь время спит. Во всем дыханье Божье.
…И кажется отсюда ваш фокстротт
Чудовищной, невероятной ложью!
Тойла
31 августа – 4 сентября 1932
ТЫРНОВО НАД ЯНТРОЙ
Опоясывает восьмеркою
Высь уступчатую река.
Воду лед покрыл тонкой коркою,
И снежок покрыл берега.
А над Янтрою, в виде мирного
И гористого городка,
Глуховатое дремлет Тырново,
Перевидевшее века.
В плотных домиках, крепко склеенных,
Понадвиснувших над рекой,
Сколько смелых чувств, чувств взлелеянных
Всей историей вековой.
И от каждой-то горной улицы,
И от каждой-то пары глаз,
И от праздничной-то разгулицы
Источается древний сказ.
В маслянистые, злато-карие,
Как их тщательно не таи,
Заглянул я в твои, Болгария,
Взоры дружеские твои…
Тойла
31 января 1932
ОДНОМУ РЕБЕНКУ
О, светлая моя Светлана,
Дитя с недетской душой,
Вообрази: в снегу поляна,
Луна и лес большой, большой…
Здесь от Словении есть что-то:
Такие же сосны и холмы.
И кажется мне отчего-то,
Что поняли б друг друга мы…
Мне жизни не снести несносной,
Мешающей мне жить шутя:
Ты знаешь… Не совсем я взрослый,
А ты… ты не совсем дитя!
Тойла
12 октября 1932
НА ЛЕТНЕМ ЯДРАНЕ
О, сколько радости и света
В живительной голубизне
Адриатического лета
На каменистой крутизне!
Здесь мглится воздух раскаленный,
Колеблет город мгла, и весь
Кирпично-палево-зеленый,
Твердит: “От зноя занавесь”.
Но как и чем? Одно движенье
Забывшейся голубизны,
И – о, какое упоенье
Для изнемогшей крутизны!
Ночь, ветерок ли, дождь ли, этот
Взор к отплывающей корме…
О, сколько радости и света
Во влажной нежной южной тьме!
Дубровник (Рагуза)
Билла “Флора мира”
5 июня 1933
ЗВОН ЛИЛИЙ
Я грусть свою перегрущу -
Я утро в комнату впущу,
И, белой лилией дыша,
Оно, волнуясь и спеша,
Заполнить комнату мою
Всем тем – всем тем, что я люблю:
Прозолоченной белизной
И гор окружных крутизной,
Лазурью неба и волны.
И станут дни мои полны
Стихами, нежностью, и вновь
Неистребимая любовь
К Несуществующей впорхнет,
Как утро – в комнату, в мой гнет,
В нужду мою, в тоску, в мой стон.
О, лилий ароматный звон!
О, Адриатика моя
Я – снова я! Я – снова я!
Дубровник (Рагуза)
Вилла “Флора мира”
5 июня 1933
СЛОВЕНКА ЛИЗА
Словенка Лиза, повара жена,
Веселая красивая шатенка,
Сказала мне, в ручье отражена
(И в этом прелесть главная оттенка!):
“Закажем гуляш, чокнемся вином
В одной из нами встреченных гостилен”.
Мы к столику присели под окном,
И, признаюсь, был этот завтрак стилен…
По черным тропкам, близким ей одной,
Уже с утра мы в замок шли соседний,
И этот путь, мне чуждый, ей родной,
Навеял будоражащие бредни…
И, розовая, стала от вина
Она еще, казалось, розовее,
Словенка Лиза, повара жена,
Все предрассудки смехом поразвеяв…
Кишинев
15 февраля 1934
