17
И бал прекратился к досаде гостей…
С тех пор одинока царица.
Но в чем же загадка игральных костей?
– Да в том, что была единица!
Мыза Ивановка
ОСЕННИЕ МЕЧТЫ
Бодрящей свежестью пахнуло
В окно – я встала на заре.
Лампада трепетно вздохнула.
Вздох отражен на серебре
Старинных образов в киоте…
Задумчиво я вышла в сад;
Он, как и я, рассвету рад,
Однако холодно в капоте,
Вернусь и захвачу платок.
…Как светозарно это утро!
Какой живящий холодок!
А небо – море перламутра!
Струи живительной прохлады
Вплывают в высохшую грудь,
И утром жизнь мне жаль чуть-чуть;
При светлом пробужденьи сада.
Теперь, когда уже не днями
Мне остается жизнь считать,
А лишь минутами, – я с вами
Хочу немного поболтать.
Быть может, вам не “интересно”-
Узнать, что смерть моя близка,
Но пусть же будет вам известно,
Что с сердцем делает тоска
Любимой женщины когда-то
И после брошенной, как хлам.
Да, следует напомнить вам,
Что где-то ждет и вас расплата
За злой удар ее мечтам.
Скажите откровенно мне,
По правде, – вы меня любили?
Ужели что вы говорили
Я только слышала… во сне?!
Ужель “игра воображенья”-
И ваши клятвы, и мольбы,
А незабвенные мгновенья -
Смех иронической судьбы?
Рассейте же мои сомненья,
Сказав, что это был ни сон,
Ни сказка, ни мираж, ни греза,-
Что это жизнь была, что стон
Больного сердца и угроза
Немая за обман, за ложь -
Плоды не фикции страданья,
А сердца страстное стенанье,
Которым равных не найдешь.
Скажите мне: “Да, это было”,-
И я, клянусь, вам все прощу:
Ведь вас я так всегда любила
И вам ли, другу, отомщу?
Какой абсурд! Что за нелепость!
Да вам и кары не сыскать…
Я Господа молю, чтоб крепость
Послал душе моей; страдать
Удел, должно быть, мой печальный,
А я – религии раба,
И буду доживать “опальной”,
Как предназначила судьба.
Итак, я не зову вас в бой,
Не стану льстить, как уж сказала;
Но вот что видеть я б желала
Сейчас в деревьях пред собой:
Чтоб вы, такой красивый, знатный,
Кипящий молодостью весь,
Мучительно кончались здесь,
Вдыхая воздух ароматный,
Смотря на солнечный восход
И восхищаясь птичьей трелью,
Желая жить, вкушать веселье.
Ушли б от жизненных красот.
Мне сладко, чтобы вы страдали,
В сознаньи ожидая смерть,
Я превратила б сердце в твердь,
Которую б не размягчали
Ни ваши муки, ни мольбы,
Мольбы отчаянья, бессилья…
У вашей мысли рвутся крылья,
Мутнеет взор… то – месть судьбы!
Я мстить не стану вам активно,
Но сладко б видеть вас в беде,
Хоть то религии противно.
Но идеала нет нигде.
И я, как человек, конечно,
Эгоистична и слаба
И своего же “я” раба.
А это рабство, к горю, вечно.
…Чахотка точит организм,
Умру на днях, сойдя с “арены”.
Какие грустные рефрены!
Какой насмешливый лиризм!
Гатчина
ЗЛАТА
(ИЗ ДНЕВНИКА ОДНОГО ПОЭТА)
24-го мая 190… г.
Мы десять дней живем уже на даче,
Я не скажу, чтоб очень был я рад,
Но все-таки… У нас есть тощий сад,
И за забором воду возят клячи;
Чухонка нам приносит молоко,
А булочник (как он и должен!) – булки;
Мычат коровы в нашем переулке,
И дама общества – Культура – далеко.
Как водится на дачах, на террасе
Мы “кушаем” и пьем противный чай;
Смежаем взор на травяном матрасе
И проклинаем дачу невзначай.
Мы занимаем симпатичный флигель
С скрипучими полами, с сквозняком;
Мы отдыхаем сердцем и умом;
Естественно, теперь до скучной книги ль.
У нас весьма приятные соседи
Maman в знакомстве с ними и в беседе;
Но не для них чинил я карандаш,
Чтоб иступить его без всякой темы;
Нет, господа! Безвестный автор ваш
Вас просит “сделать уши” для поэмы,
Что началась на даче в летний день,
Когда так солнце яростно светило,
Когда цвела, как принято, сирень…
Не правда ли, – я начал очень мило?
7-го июня
Четверг, как пятница, как понедельник-вторник,
И воскресенье, как неделя вся;
Хандрю отчаянно… И если бы не дворник,
С которым мы три дня уже друзья,
Я б утопился, может быть, в болоте…
Но, к счастью, подвернулся инвалид;
Он мне всегда о Боге говорит,
А я ему о черте и… Эроте!..
Как видите, в нас общего – ничуть.
Но я привык в общественном компоте
Свершать свой ультра-эксцентричный путь
И не тужу о разных точках зренья,
И не боюсь различия идей.
И – верить ли? – в подвальном помещеньи
Я нахожу не “хамов”, а людей.
Ах, мама неправа, когда возмущена
Знакомством низменным, бросает сыну:
“Shoking!”
Как часто сердце спит, когда наряден смокинг,
И как оно живет у “выбросков со дна”!
В одном maman права, (я спорить бы не стал!)
– Ты опускаешься… В тебе так много риска.-
О, спорить можно ли! – Я опускаюсь низко,
Когда по лестнице спускаюсь я в подвал.
10-го июня
Пахом Панкратьевич – чудеснейший хохол
И унтер-офицер (не кто-нибудь!) в отставке -
Во мне себе партнера приобрел,
И часто с ним мы любим делать “ставки”.
Читатель, может быть, с презреньем мой дневник
Отбросит, обозвав поэта: “алкоголик!”
Пусть так… Но все-таки к себе нас тянет столик,
А я давно уже красу его постиг.
С Пахомом мы зайдем, случается, в трактир,
Потребуем себе для развлеченья “шкалик”,
В фонографе для нас “запустят” валик;
Мы чокнемся и станем резать сыр.
А как приятен с водкой огурец…
Опять, читатель, хмуришься ты строго?
Но ведь мы пьем “так”… чуточку… немного…
И вовсе же не пьем мы, наконец!
18-го июня
Пахом меня сегодня звал к себе:
– Зашли бы, – говорит, – ко мне вы, право;
Нашли бы мы для Вас веселья и забаву;
Не погнушайтеся, зайдите к “голытьбе”!
Из слов его узнал, что у него есть дочь -
Красавица… работает… портниха,
Живут они и набожно, и тихо,
Но так бедно… я рад бы им помочь.
Зайду, зайду… Делиться с бедняком
Познаньями и средствами – долг брата.
Мне кажется, что дочь Пахома, Злата,
Тут все-таки при чем-то… Но – при чем?
22-го июня
Она – божественна, она, Пахома дочь!
Я познакомился сегодня с нею. Редко
Я увлекаюсь так, но Злата – однолетка -
Очаровательна!.. я рад бы ей… помочь!
Блондинка… стройная… не девушка – мечта!
Фарфоровая куколка, мимоза!
Как говорит Ростан – Принцесса Греза!
Как целомудренна, невинна и чиста!
Она была со мной изысканно-любезна,
Моя корректность ей понравилась вполне.
Я – упоен! я в чувственном огне.
Нет, как прелестна! как прелестна!
Вот, не угодно ли, maman, в такой среде
И ум, и грация, и аттрибуты такта…
Я весь преобразился как-то!..
Мы с нею сблизимся на лодке, на воде,
Мы подружимся с ней, мы будем неразлучны!
Хоть дорогой ценой, но я ее куплю!
Я увидал ее, и вот уже люблю.
Посмейте мне сказать, что жить на свете скучно!
Но я-то Злате, я – хотелось знать бы – люб ль?
Ответ мне время даст, пока же – за сонеты!
Прощаясь с стариком, ему я сунул рубль,
И он сказал: “Народ хороший вы – поэты”.
3-го июля
Вчера я в парке с Златою гулял.
Она была в коричневом костюме.
Ее лицо застыло в тайной думе.
Мне кажется, я тайну отгадал:
