Японкой будет увлечен.
Лишь соловей, вспорхнув на ветку,
И я, такой же, как и он.
Поем равно все то, что видим,
И славословим всех равно.
Мы никого не ненавидим
Да и не любим заодно!
НЕ ОТТОГО ЛЬ?…
Итак, нежданное признанье
Слетело с изумленных уст!..
Не оттого ль мое терзанье?
Не оттого ли мир мне пуст?
Не оттого ли нет мне места,
Взлелеянного мной вполне?
И в каждой девушке невеста
Является невольно мне?
Не оттого ль без оговорок
Я не приемлю ничего?
Не оттого ль так жутко-зорок
Мой взор, вонзенный в Божество?
Не оттого ль мои паденья
Из глуби бездны снова взлет?
Не оттого ль стихотвореньям
Чего-то все недостает?…
И как судить я брата смею,
Когда я недостатков полн,
И, – уподобленный пигмею,-
Барахтаюсь в пучине волн?…
ЧАРЫ СОЛОВЬЯ
Но соловей не величавей
Меня, а все ж он – соловей,
Чья песнь посвящена дубраве
И первым трепетам ветвей!
В его бесцельном распеванье
Не больше смысла, чем в траве,
И все же в нем очарованье,-
В ничтожном этом соловье!
И в пенье бестенденциозном
Не мудрость высшая ль видна?
Не надо вовсе быть серьезным,
Когда томит тебя весна!
Весной упиться всем уменьем
Души безразумной умей!
Так говорим волшебным пеньем
Тебе и я, и соловей!
ВОЗРОЖДЕНИЕ
Величье мира – в самом малом.
Величье песни – в простоте.
Душа того не понимала,
Нераспятая на кресте.
Теперь же, после муки крестной,
Очищенная, возродясь,
Она с мелодией небесной
Вдруг обрела живую связь.
Освободясь от исхищрений
Когтистой моды, ожил стих -
Питомец чистых вдохновений
И вешних радостей живых.
И вот потек он ручейково,
Он бьет струей поверх запруд,
И нет нигде такой оковы:
Зальдить ручей – мой вольный труд!
“ЭТИ” МУЖЧИНЫ
Предвижу критиков ухмылки,
Их перекошенные рты.
Их презирает стих мой пылкий -
Явленье истой красоты!
Огонь святого вдохновенья
Растопит скептицизма лед,
И критиков в одно мгновенье
Закружит мой водоворот.
В нем эти лысые, косые,
Кривые, пошлые и все,
Кем разукрашена Россия,
Вдруг явятся во всей красе.
И взвоют “евнухи Парнаса”,
Кружась передо мной волчком:
“Позволь, о автор «Ананасов»,
Тебя ругнуть… чуть-чуть… бочком:
Ведь при такой дороговизне
Как нам прожить без руготни?”…
Нет, кроме шуток, эти “слизни”
Существовали в оны дни.
Почти что мной напропалую
Меня угодливо браня,
В глаза – чуть руки не целуя
И ремесло свое кляня…
BHE ПОЛИТИКИ
Где ходит море синим шагом
То к берегу, то к островам,
Нет плаца бешеным ватагам,
Нет фразы взбалмошным словам;
Где в зелень берегов одета
Златисто-карая река,
Здесь нет ни одного “кадета”,
Ни одного “большевика”.
И где в растущем изумруде
Лесов и поля дышит Бог,
Здесь братьями живут все люди
И славословят каждый вздох.
И здесь, где лишь от счастья плачет
Живой, где горести чужды,
Здесь нет политики, и значит:
Нет преднамеренной вражды!
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО РАБСТВА
Есть доказательство (бесспорней
Его, пожалуй, не найти!)
Что вы, культурники, покорней
Рабов, чем вас ни возмути!-
Вы все, – почти без исключенья,
И с ранних юношеских лет,-
Познали радость опьяненья
И пьяных грез чаруйный бред.
И что же? Запрещенье водки -
Лишенье вас свободных грез -
Вы, – апатичны, вялы, кротки,-
Перенесли, как жалкий пес!
Вы без малейшего протеста
Позволили вас обокрасть,-
И ваше грезовое место
Взяла разнузданная власть!
Пожалуй, с солнцем и с сиренью
Могли б расстаться без борьбы?!..
Примите ж хлесткое презренье
Мое, культурные рабы!
СОНАТА “ИЗЕЛИНА”
(КНУТ ГАМСУН, "ПАН”)
I. ВСТРЕЧА
Спи, спи! пока ты будешь спать,
Я расскажу тебе о ночи
Моей любви, как не отдать
Себя ему – не стало мочи.
Я дверь ему забыла запереть
Свою шестнадцатой весною:
Ах, веял теплый ветер, ведь,
Ах, что-то делалось со мною!..
Он появился, как орел.
Мы встретились однажды утром
Перед охотой. Он пришел
Из странствий юно-златокудрым.
Со мной по саду он гулял,
И лишь меня рукой коснулся,
Он близким, он родным мне стал.
В нас точно кто-то встрепенулся.
И у него на белом лбу
Два лихорадочных и красных
Пятна явились. Я судьбу
Узрела в них – в желаньях страстных.
II. НАИВНОСТЬ
Потом… Потом я вышла в сад,
Его искала и боялась
Найти. А губы чуть дрожат
Желанным именем. Смеркалось.
Вдруг он выходит из кустов
И шепчет: “Ночью. В час”. Вздыхает.
Вдыхает аромат цветов.
Молчит. Молчит – и исчезает.
Что этим он хотел сказать:
“Сегодня ночью. В час”? – не знаю.
Вы это можете понять?
Я – ничего не понимаю.
Что должен он уехать в час,
Хотел сказать он, вероятно?…
Что мне за дело! вот так раз:
Зачем мне это непонятно?…
III. ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
И вот я забываю дверь
Свою закрыть, и в час он входит…
Как я изумлена теперь,
Что дверь открытою находит!..
– Но разве дверь не заперта?…-
Я спрашиваю. Предо мною
Его глаза, его уста,
В них фраза: “Я ее закрою”…
Но топота его сапог
Боюсь: разбудит он служанку.
И стула скрип, и топот ног…
“Не сесть ли мне на оттоманку?”
– Да, – говорю. Лишь потому,
Что стул скрипел… Ах, оттого лишь!..
Он сел, приблизясь к моему
Плечу. Я – в сторону. Неволишь?…
Глаза я впустила. Он
Сказал: “Ты зябнешь”. Взял за руку,
Своею обнял. Входим в сон.
Петух провозгласил разлуку.
IV. ВКУШЕНИЕ
“Пропел петух, ты слышишь?” Сжал
Меня, – совсем я растерялась.
Я бормотала: ты слыхал?
Ты не ослышался? Металась,
Хотела встать. Но вновь на лбу
Пятна два лихорадно-красных
Увидев, вверила судьбу.
Свою глазам его прекрасным…
Настало утро. Пробудясь,
Я комнаты не узнавала
И даже башмачков. Смеясь,
Себя невольно вопрошала:
Во мне струится что-то. Что ж
Во мне струиться-то могло бы?…
Который час, – как тут поймешь?
И я – одна? и мы – не оба?
V. ВОСТОРГ
Ах, я не знаю ничего…
Лишь помню: дверь закрыть забыла…
Служанка входит. “Отчего
Свои цветы ты не полила?”
– Я их забыла. – Снова та:
“Где платье ты свое измяла?”
Смеется сердце. Та-та-та!
О, если бы я это знала!..
Подъехал к саду фаэтон…
“И ты не накормила кошку”,-
Твердит служанка. “Это он!”
Твердит мне сердце. Я – к окошку!
Проси, проси его ко мне,-
Я жду его: мне надо что-то…
И у меня наедине -
Запрет он дверь? – одна забота…
VI. ВТОРОЕ СВИДАНИЕ
Стучится. Отворяю. И,
Желая оказать услугу,
Дверь вмиг на ключ. В уста мои
Меня целует, как подругу.
– Не посылала за тобой,-
Шепчу… “Так ты не посылала?”
Смущаюсь и кричу душой:
