К СЛУХАМ О СМЕРТИ СОБИНОВА
Я две весны, две осени, два лета
И три зимы без музыки живу…
Ах, наяву ль давали “Риголетто”?
И Собинов певал ли наяву?
Как будто сон: оркестр и капельмейстер,
Партер, духи, шелка, меха, лорнет.
Склонялся ли к Миньоне нежно Мейстер?
Ах, наяву склонялся или нет?
И для чего приходит дон Пасквале,
Как наяву когда-то, ныне в бред?…
Вернется ль жизнь когда-нибудь? Едва ли…
Как странно молвить: Собинов – скелет…
Узнав о смерти Вертера, несною
В закатный час я шел, тоской гоним,
И соловей, запевший над рекою,
Мне показался жалким перед ним!
О, как тонка особенность оттенка
В неповторимом горле у того,
Кем тронута была демимондэнка,
И соловей смолкал от чар его…
ПОЭЗА НОВИ ПРОЗАИЧЕСКОЙ
Ах, люди живут без стихов,
Без музыки люди живут,
И роскошью злобно зовут
Искусную музыку строф.
Ах, люди живут без икон,
Без Бога в безбожной душе.
Им чуждо оттенков туше,-
Лишь сплетни, обжорство и сон.
И даже – здесь, в доме моем,-
В поэта кумирне святой,-
И здесь тяготятся мечтой,
Стремясь обеззвучить мой дом…
Увы, даже дома и то
Сочувствия мне не найти…
И некуда вовсе уйти;
Ведь грезы не любит никто.
Теперь лишь один спекулянт,-
“Идеец”, мазурик, палач,-
Плоды пожинает удач,
Смотря свысока на талант.
Черствеют и девьи сердца,
Нет больше лиричности в них,-
Наряды, танцульки, жених…
Любовь – пережиток глупца…
Жизнь стала противно-трезва,
И жадность – у всех идеал.
Желудок святыню попрал,
Свои предъявляя права.
Художник для всех – человек
Ленивый, ненужный, пустой,
О, трезвый, рабочий, сухой,
В искусство не верящий век!
ПОЭЗА ДОПОЛНЕНИЯ
Для ободрения ж народа,
Который впал в угрозный сплин…
…Они возможники событий,
Где символом всех прав – кастет.
“Поэза истребления” (т. IV).
В своей “Поэзе истребленья”
Анархию я предсказал.
Прошли три года, как мгновенье,-
И налетел мятежный шквал.
И вот теперь, когда наука
Побита неучем рабом,
Когда завыла чернь, как сука,
Хватив искусство батогом,
Теперь, когда интеллигента
К “буржую” приравнял народ,
И победила кинолента
Театр, прекрасного оплот,
Теперь, когда холопу любо
Мазнуть Рафаэля смолой,-
Не вы ль, о футуристы-кубо,
Происходящего виной?
Не ваши ль гнусные стихозы
И “современья пароход”
Зловонные взрастили розы
И развратили весь народ?
Не ваши ли мерзостные бредни
И сумасшедшая мазня
Забрызгали в Москве последний
Сарай, бездарностью дразня?
Ушли талантливые трусы
А обнаглевшая бездарь,
Как готтентоты и зулусы,
Тлит муз и пакостит алтарь.
А запад – для себя гуманный!..-
С презреньем смотрит сквозь лорнет
На прах ориентальной, странной
Ему культуры в цвете лет.
И смотрит он не без злорадства
На поэтических вампук,
На все республичное царство,
Где президентом царь Бурлюк.
Куда ж деваться вам от срама,
Вы, русские низы и знать?
…Убрав царя, влюбиться в хама,
А гражданина вон изгнать?!..
Влюбиться в хама может хамка,
Бесстыжая в своей гульбе.
Позор стране, в поджоге замка
Нашедшей зрелище себе!
Позор стране, в руинах храма
Чинящей пакостный разврат!
Позор стране, проведшей хама -
Кощунника – меж царских врат!..
III. ТЕРЦИНЫ – КОЛИБРИ
1
Зелено-дымчатое море. Гребни
Молочно-светозарные – во тьме.
Душа к Тебе в восторженном молебне.
Такая ясность в ледяном уме.
В октябрьский вечер, крепкий и суровый
Привет идущей из-за гор зиме,
Предвестнице весны издревле-новой!
2
Мы сходимся у моря под горой.
Там бродим по камням. Потом уходим,
Уходим опечаленно домой
И дома вспоминаем, как мы бродим.
И это – все. И больше – ничего.
Но в этом мы такой восторг находим!
Скажи мне, дорогая, – отчего?
3
Ты все молчишь, как вечер в октябре,
Но плещется душа, как море – в штиле.
Мы в инее, в лиловом серебре.
И я ли – я теперь? и ты – о, ты ли?
Как море в штиле, плещется душа:
Совсем слегка, вся в бирюзе умилий…
Как хороша ты! как ты хороша.
4
Твои уста, покорные моим,
Ласкательны, податливы и влажны.
Я ими упоительно томим.
Исполнены они узывной жажды…
Сквозь них в мои струится сладкий сон,-
И вздрагивает отзвуком нерв каждый.
О, если б ими захлебнуться мог!
5
Ах, взять тебя и трудно, и легко…
Не брать тебя – и сладостно, и трудно…
Хочу тебя безбрежно, глубоко!
О, влей в глаза мне взор свой изумрудный!
Вонзи в уста мне острые уста!
Прости мой жест, в своем бесстыдстве чудный,
Ведь страсть чиста! Пойми: ведь страсть чиста!
6
Ты ждешь весны, как ждет тебя весна.
Вы встретитесь, две девы, две юницы,
И будет ширь природы вам тесна,
И будет вам опять иное сниться:
Вам, две весны, пригрезится мороз,
Его меха, алмазы и денницы,
На окнах лепестки морозных роз…
7
Люби меня, как хочется любить,
Не мысля, не страшась, не рассуждая.
Будь мной, и мне позволь тобою быть.
Теперь зима. Но слышишь поступь мая?
Мелодию сирени? Краски птиц?
Люби меня, натуры не ломая!
Бери меня! Клони скорее ниц!
8
Не избегай того, что быть должно:
Бесцельный труд, напрасные усилья,-
Ведь ты моя, ведь так предрешено!
О, страсть! расправь пылающие крылья
И за собой в безбрежность нас взорли.
И скажем мы, в восторге от воскрылья:
“Да, мы с тобой бороться не могли”.
9
Вот пятый год, как ты мне дорога,
А страсть юна, – как прежде, неизбывна,
И нас влекут по-прежнему луга.
По-прежнему стремлюсь к тебе порывно,
Все нови открываю с каждым днем…
О, наша связь вовеки неразрывна,
И страсть бессмертным зажжена огнем.
10
Тебя провожать, чтобы встретить потом,
С тобою расстаться, чтоб свидеться вновь,
Чтоб в этой разлуке загрезиться сном,
Чтоб в этой разлуке грузиться в любовь.
И чувствовать то, чего нет при тебе…
Когда мы вдвоем, стынет сердце и кровь,
Но если мы врозь, каждый в тайной алчбе.
