Пока наша, так сказать, светская литература занималась обработкою вопросов об общине, о мирском самоуправлении и т. п., духовная литература возбуждала вопрос о братствах, вопрос чисто русский и необыкновенно интересный. В симпатиях русского духовенства к братствам мы видим общее русское желание жить миром и миром стоять за себя и за брата: “друг о друге, а Бог обо всех”. Духовные журналы довольно настойчиво хлопочут о заведении братств, и братства эти в зародышах появились разом в нескольких местах. Доказать пользу соединения сил, труда и капитала очень легко всякому; а как братство есть не что иное, как христианская ассоциация, то и смешно было бы доказывать пользу братств для народа, получившего возможность воскресить в своей жизни некоторые родные обычаи и приноровить их к требованиям современной жизни. Но при возгласах: “братчина”, “братство” самая сущность понятия, выражаемого этими словами, остается для многих вовсе неизвестною. Наконец “Киевские епархиальные ведомости”, возлагающие огромные надежды на христианские братства, очень благоразумно вздумали познакомить своих читателей с значением братского союза в древней Руси, с историею братств и с остатками их, живущими кое-где в народе и до сих пор без всякой поддержки извне. “Киевские епархиальные ведомости” могут говорить о христианских братчинах тверже многих, потому что остатки этого учреждения в юго-западной России сохранились гораздо сильнее, чем в серединной полосе империи и на севере (исключая мест, заселенных раскольниками некоторых братских согласий). На юге России и поныне живет это учреждение, но прежде записывались в братства все высшие и низшие классы юго-западного русского общества, и предмет их деятельности составляли самые высшие интересы церкви и отчизны, а теперь это учреждение находит себе приют только в одном простом народе, и круг его деятельности значительно сузился. Братства в южной России подавлены теми же историческими обстоятельствами, которые вызвали их к существованию, то есть гонениями на православие со стороны католиков, и теперь остатки братств можно примечать только в селах и деревнях губерний Киевской, Подольской, Волынской, Минской, Могилевской и других.

Начало церковных братств относится к отдаленным временам жизни нашего народа. Во времена глубокой древности, когда предки наши были язычниками, у них, как и у всех вообще славян, были так называемые законные обеды, или трапезы в урочные дни, в честь того или другого божества или на память умершим. Христианство изменило этот обычай и дало ему другое направление. Явились общие пиры в дни праздников христианских, например в Троицын день, преимущественно же в так называемые храмовые праздники. Пиры или обеды устраивались складчиною: складчина же производилась не деньгами, а натурою: варили где пиво, где мед, а для этого принимавшие участие в складчине приносили солод, овсяную муку, мед, яйца и т. п., — приносили не в определенной мере, но кто сколько мог. Сторонние лица были приглашаемы на такие пиры в качестве гостей; охотники из окрестностей являлись сами и также были принимаемы за гостей. В иных местах являвшиеся на праздничный пир без приглашения должны были сделать какой-либо денежный вклад, в других — даже такие гости, как архиерей и настоятели монастырей, приглашались на служение в храмовой праздник и, получая за это денежное вознаграждение, должны были, в свою очередь, давать определенное число пудов меду на подсыту, то есть на сварение медового питья для праздника. Общество лиц, устраивавших праздничные обеды, называлось братчиною, или, что то же, братством; самое пированье, устраиваемое таким способом, носило также название братчины. Полагают, что, когда являлись постоянные участники церковных празднеств или пирований, то из ряда учредителей пиров были выбираемы и особые распорядители, заведывавшие как угощением, так и деньгами, вырученными от продажи пива или меду, внесенными в складчину или другим путем полученными. В иных местах братчины имели вид постоянного и притом правильно организованного общества, с особыми источниками доходов, главная часть которых назначалась на содержание церкви и причта церковного. Главные члены такого общества назывались старостами; в их заведывании находилась казна братская, они распоряжались всем, в том числе и пиром в храмовой праздник. Где такого общества не было, там обыкновенным распорядителем являлся староста церковный; и здесь, и там деньги, выручаемые от продажи пива или меду, а также от складчины, употребляются на пользу храма. Братчины в таком смысле — явление общее как на юге, так и на севере России. Ясные указания на их существование восходят к древнейшим временам нашей истории. В 1134 г. новгородский князь Всеволод Мстиславлович построил в Новегороде церковь во имя св. Иоанна Предтечи и, желая обеспечить на вечные времена содержание как церкви, так и причта ее, назначил в пользу их сбор за вес воска в Торжке и самом Новегороде; попечителями же церкви и причта и распорядителями доходов, на содержание их назначенных, избрал 4-х почетных жителей Новагорода. Трое из них названы старостами, а четвертый тысяцким. Под надзором этих главных блюстителей, для постоянного попечения о храме, устрояется из торговых людей купечество, или, что то же, купеческое братство, совершенно изъятое от суда посадника княжего и бояр новгородских. В это братство мог вписаться всякий, но должен был дать братству единовременного вклада 50 гривен серебром. Братство в храмовый праздник имело право варить и продавать мед по старине, как сказано в грамоте, данной на учреждение братства, а грамота дана в 1134 г.[56] Это самое древнейшее и довольно обстоятельное свидетельство о существовании братств. Другое содержит в себе одно голое указание. Так, в 1159 г. полочане звали своего князя Ростиславича на братчину ко святой Богородице на Петров день.[57] Приведем и еще одно свидетельство из древнейшей русской песни. В ней говорится следующее:

Поговорка: “с ним пива не сваришь” говорит, без сомнения, о том же предмете и относится также к древнейшему времени. Она указывает на ссоры, происходившие на братчинных пирах, указывает на людей своекорыстных, сварливых и придирчивых, с которыми трудно было идти в братчинную складку. Для предотвращения этих ссор положено было незваных гостей выпроваживать вон, а если бы кто из них упорствовал остаться на пиру, шумел и дрался, такой платил пеню, вдвое большую против обыкновенного вклада, — “без суда и без исправы”, следовательно, по определению одной братчины. Это постановление относится к позднейшему времени, именно к половине XV века. В одной псковской судной грамоте того же времени говорится: “братчина судит как судьи”. Таким образом, к этому времени и на севере России братчины выработали себе некоторые определенные формы своего существования, имели свой суд и самоуправление. Но что они и прежде считались явлением законным, существование которого признано было официально, видно из того, что с давних пор братчины обязаны были от своих пиров давать известную пошлину волостелю, или тиуну, — натурою или деньгами (ведро питья, какое случится, да хлеб, да курицу, или по деньге особо за хлеб, за курицу и за питье). В монастырских имениях пошлина платилась монастырскому приказчику или игумену, когда тот приежал на братчину.[58]