Именно в Клинцы, родной свой город, вернулся после демобилизации Саша Лисименко. Но как и многие в начале 50-х годов, снова был призван в армию, где в звании капитана служил в политорганах артполка где-то в медвежьем углу на Кольском полуострове.

Что касается майора Н. Иванова – фронтового «крестного» Саши Лисименко и всех остальных «маковцев», то тот и после победы из армии никуда не уходил. Продолжал свою службу кадрового офицера. Занимал должности заместителя командира артиллерийского полка, заместителя командира бригады. В 1960 г . окончил Академию им. М. В. Фрунзе. И вплоть до самой своей отставки в 1992 г . служил в аппарате Главнокомандующего ракетными войсками стратегического назначения (РВСН).

В сентябре 1952 г . – сразу же после присвоения воинского звания лейтенанта запаса, в армию снова призвали и Михаила Минина. До этого он уже успел закончить прерванную войной учебу в техникуме, поработать на Псковщине ответственным секретарем, редактором районной газеты. Потом переехал в Ленинград, трудился мастером на заводе и даже поступил на заочное отделение в институт. Но вот снова армия, 7-й понтонно-мостовой полк, который дислоцировался в предместьях Ленинграда, и офицерская должность заместителя командира роты по политчасти.

Всем бывшим фронтовикам, как оставшимся в армейских рядах после победы, так и вновь в них вернувшимся, скучать не пришлось. В это время в армии появилась новая боевая техника. Возросли требования к войскам. Словом, вкалывать пришлось много: с подъема в шесть утра и до самого отбоя.

За два года службы в понтонно-мостовом полку у Минина окончательно созрело решение продолжить учебу именно по военной специальности. И ни где-нибудь, а в Москве, в академии. Сделать это было непросто. За плечами оказалась не только война, но и неоднократные в течение 13 лет перерывы в учебе. Да и время поджимало. До предельного для поступления в академию возраста – 32 года – оставались считанные месяцы. Но очень уж хотелось учиться. А кроме того, не оставляла надежда, что в столице у него появятся гораздо большие возможности для продолжения активной борьбы за восстановление исторической правды о штурме Рейхстага.

Первую часть поставленной перед собой задачи Михаил Минин выполнил «на ура». Успешно выдержав в июле—августе 1954 г . вступительные конкурсные экзамены, он был зачислен слушателем 1-го курса электромеханического факультета Военно-инженерной академии им. В. Куйбышева.

Со второй все оказалось много сложнее. В кругах бывших участников войны немало людей знало, что и штурм Рейхстага, и водружение знамен проходили совсем не так, как это уже после Победы преподносила официальная пропаганда. И в 40-е, и в 50-е гг. соответствующие отделы ЦК и структуры Минобороны немало потрудились, чтобы заиграть или отфутболить многочисленные ветеранские письма об этом. Так что правдивые свидетельства Минина особых «Америк», может быть, и не открывали. Но дерзко шли против утвержденной властями «официальной» правды, многократно процеженной сквозь идеологические, научно-исторические, патриотические и прочие фильтры. Кроме того, военнослужащий Советской Армии, слушатель военной академии М. Минин прекрасно осознавал, что, открыто выступив против фальсификации, он не просто бросит вызов ее влиятельным создателям из генералитетских рядов. Но и покусится на «священную для них корову» – приказ № 6 за подписью Г. Жукова. Сам маршал после смерти Сталина был вновь возвращен из опалы в Москву. И в июне 1953 г . сильно помог Н. Хрущеву сначала устранить «банду Берии», а потом и противостоять «антипартийной группе» ортодоксальных сталинских соратников. В результате вроде бы наглухо и бесповоротно задвинутый в угол военачальник снова набрал в верхах большую силу: стал заместителем министра, а с 1955 г . и министром обороны СССР, в 1957 г . даже вошел в состав Президиума ЦК КПСС. К сожалению, на этих высоких постах у Жукова, несомненно обладавшего многими незаурядными качествами крупного военачальника и государственного деятеля, снова проявились типичные родимые пятна генерала «сталинской плеяды»: гипертрофированная, переходящая порой в самодурство страсть повелевать и грубая, легко впадающая в жестокость требовательность. «Будучи наслышан о его высокой требовательности и крутом характере, – пояснял мне много лет спустя Михаил Петрович, – я не стал раньше времени искушать судьбу, опасаясь быть исключенным из академии. Но и бесконечно откладывать обнародование истины не мог, о чем мне не раз напоминали знавшие ее мои товарищи по учебе. Кроме того, я уже знал, что Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС вот-вот должен был завершить подготовку к изданию предпоследнего тома шеститомной истории Великой Отечественной войны. И было очень важно не дать в нем закрепиться фальсификации. Поэтому я решил: после окончания 3-го курса, когда уже будут сданы все экзамены по теоретическим и общеобразовательным дисциплинам, прежде всего, написать письмо в газету „Красная Звезда“.

До этого письма в жизни Минина произошло еще одно событие, которое добавило ему решимости. Летом 1957 г ., то есть как раз после окончания 3-го курса академии, майора разыскал Саша Лисименко. Встретились однополчане в Ленинграде, куда Саша заскочил во время очередного отпуска. И после долгого, обстоятельного разговора твердо решили сделать все, чтобы отстоять правду и честь своих боевых друзей – подлинных героев штурма Рейхстага.

Письмо свое в главную газету Минобороны СССР Минин – как и намечал – отправил в конце сентября 1957 г . И надо ж такому случиться, что в тот же день через четыре часа после его отправки из официальных сообщений по радио и в прессе узнал о том, что маршал Г. Жуков с должности министра обороны СССР снят. О том, за что конкретно, понять по этим сухим, малосодержательным текстам было трудно. Более обстоятельные документы стали доступны только 20 лет спустя. Из них стало ясно, что Жуков, помогая Хрущеву по идейным соображениям, совершил в глазах последнего роковой для своей карьеры проступок. Он не только напугал Хрущева и стоящий за его спиной партаппарат своими намерениями якобы исключительно по собственному усмотрению подпирать (или не подпирать) власть штыками («ни один танк не сдвинется с места без моего приказа»). Но и крайне насторожил номенклатуру тем, что на июньском 1957 г . Пленуме ЦК жестко поставил вопрос о необходимости тщательного изучения массовых репрессий, наказания всех виновных в этих преступлениях и переводе политических дел в разряд «уголовных». При этом, обратив внимание Н. Хрущева на странный принцип избирательности в упоминании имен ретивых кремлевских карателей, маршал вдруг спросил его:

– А вы разве не подписывали бумаги о расстрелах по Украине?

Что же говорить о реакции остальных: ведь все они если не были прямо замараны, то одобряли, хлопали, называли это «поддержкой генеральной линии партии». Так что дальнейших разоблачений опасались все, предпочитая предавать гласности лишь те документы, которые помогали свалить конкурентов в борьбе за посты и привилегии.

Получалось, что сильно политически прозревший Жуков в очередной раз «разворошил муравейник». И его «съели». Что в какой-то мере сняло опасения Минина об исключении из академии за обсуждение приказа № 6. Но зато породило новую тревогу, связанную уже с чехардой в кремлевских покоях, где, судя по всему, «меняли шило на мыло».

Действительно, очень скоро стало ясно, что случившееся ничего не меняло в главном. Просто укрывшись за маской «коллективного руководства» и выступая от имени «широких народных масс», партийно-государственная номенклатура стала действовать несколько тоньше и чуть менее откровенно давить. А так, называя себя «подлинно ленинской», все равно оставалась во многом «истинно сталинской». То есть все равно царила, диктовала и всячески цеплялась за прежние догмы и старую ложь…

За примерами дело не стало. Более шести месяцев Минин ждал ответа от редакции «Красной Звезды». И совершенно бесполезно. Потому что – как узнал много позже – письмо по всем правилам советской бюрократической «спихотехники» переслали в Центральный музей СА и ВМФ. Там в бездонных бумажных недрах оно без всякого движения пролежало многие годы.