Нет! Не в безвоздушное пространство бросал свой горький упрек Сталин. За его спиной понуро переминались члены Политбюро: Берия, Маленков, Молотов, Микоян (как раз двое последних, не сговариваясь, описали потом этот эпизод в своих мемуарах). И именно на них, своих самых верных, принадлежащих к так называемому «ближнему кругу» представителей высшего политического руководства страны, возлагал Вождь ответственность за обрушившуюся на страну беду.

Сложнее вопрос: включал ли он в этот ряд безусловно виноватых самого себя?

Судя по ситуации и тону, похоже, что включал.

Но если так – то это был один из редчайших случаев, когда он себе такое позволил…

Если верить официальной (при жизни вождя) советской историографии, Сталин поражений не знал. И до Великой Отечественной войны, и в ходе ее, и уж тем более после Победы он неизменно считался вдохновителем и организатором всех наших побед, в том числе и ратных.

С кончиной Вождя все перевернулось. Тогда и политики, и историки наперебой заговорили о сталинских преступлениях и непростительных промахах. Пошли критические комментарии по поводу его «полководческого таланта». Оказывается, «Вождь всех народов», без которого еще вчера была «невозможна наша Победа в войне», был сугубо гражданским человеком, о войсковых операциях «судил по глобусу» и даже вряд ли мог уверенно, без посторонней подсказки разобрать затвор винтовки-трехлинейки.

Не знаю, как насчет «трехлинейки», но в схватке за власть Сталин был игроком «вышей лиги». Не зря же, заняв в 1924 г . поначалу весьма скромный пост генсека, он в итоге переиграл всех, в том числе самых серьезных соперников. И сосредоточил к середине 30-х годов ХХ века в своих руках невероятную власть. В борьбе за нее Сталину совсем не потребовалось самому передергивать затвор «трехлинейки». Для этой – как и для всякой другой «черновой» работы – у Вождя имелись специалисты. Его же миссия заключалась совсем в другом: указывать мишени. Вершить суд. И определять главные задачи.

В области международной в предшествующие войне полтора десятилетия важнейшим приоритетом для Сталина были отношения с Германией. Еще Лениным эта страна, проигравшая Первую мировую войну и униженная грабительским Версальским договором 1919 г ., рассматривалась как весьма удобный объект для стравливания ее с главными обидчиками на Западе – Францией и Англией. Основатель советского государства видел в такой схватке «империалистических хищников» замечательный шанс для победы «революции мировой». Логика у Ленина была «железной»: сцепившись, они в конце концов обескровят друг друга. А из этой резни «вырастет революция», которая при активной помощи Советской России (в том числе и военной) приведет к победе социализма сразу в нескольких капиталистических государствах Европы[3]. Надо только Германии «помочь».

«Помогать» из Советской России начали сразу же, отказавшись широким жестом от соответствующей части репараций, которые Германия, в соответствии с подписанной ею статьей 116 мирного договора, обязана была выплатить[4]. Потом появилось советско-германское торговое соглашение от 6 мая 1921 г ., по которому из опаленной засухой и охваченной голодом России повезли «братским немецким рабочим» хлеб. Пролетариату Германии от этих поставок, понятное дело, достались крохи. Ведь распределением ведали госчиновники и биржевые спекулянты. 16 апреля 1922 г . в итальянском местечке Рапалло дружеские отношения были закреплены восстановлением дипломатических и консульских соглашений. А главное, в августе усилены секретным соглашением о военно-техническом сотрудничестве[5]. Почему секретным? Да потому, что по условиям Версальского мира Германии запрещалось иметь военную и морскую авиацию, любые дирижабли. А Страна Советов заявляла о своей готовности предоставить в ее распоряжение аэродромы и персонал, необходимый для испытания немецких воздушных судов и авиационного оборудования. Сама родина Ильича в накладе вроде бы не оставалась. Берлин обязался предоставить русским техническую информацию, полученную в ходе этих испытаний, и поделиться достигнутым.

Так что Сталину, ставшему в одночасье «Великим», вместе с ленинской политтехнологией «стравливания и подкармливания» перешла вполне конкретная материальная структура. Начиная с 1924 г . и до начала 1930-х годов в Липецком летном центре прошла подготовку большая часть будущих гитлеровских воздушных асов во главе с Г. Герингом. В основанной в 1926 г . танковой школе «КаМа» в Казани интенсивно поучились будущие мастера германских «бронированных клещей», в том числе генералы Гудериан и Гоппнер. А в сверхсекретном центре химических войск «Томка» в Саратовской области немецкие специалисты настойчиво трудились над новейшими методиками применения боевых отравляющих веществ.

Если добавить к уже названным хотя бы еще несколько фамилий слушателей Академии Генштаба им. Фрунзе – будущих фельдмаршалов Браухича, Кейтеля, Манштейна, Моделя, то станет ясно, кто больше всего извлек пользы из «двустороннего» военно-технического сотрудничества.

Между прочим, им – будущим высокопоставленным разработчикам и исполнителям плана «Барбаросса» – было что подсмотреть у тогдашней Красной Армии. На общевойсковых маневрах 1935 г ., проходивших под названием «Борьба за Киев», присутствующие на них весьма компетентные в военных вопросах иностранные наблюдатели пережили настоящий шок. Они были поражены появлением и четкой слаженностью действий в Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА). И широко раскрыв глаза, наблюдали за невиданно массированным тогда применением танков, а также воздушно-десантных частей и соединений.

Однако самым большим откровением для загранвоенспецов оказалось совсем другое. Абсолютно уверенные доселе в своей гегемонии в области оперативного искусства, они вдруг обнаружили, что советская военная мысль по части стратегии и тактики не только шла в ногу со всей Европой, но и в чем-то ее опережала.

Действительно, основы теории «глубокой операции», заложенные в 20-х годах группой способных стратегов во главе с маршалом Тухачевским, на многие годы вперед стали необходимым элементом организации и управления наступательными операциями сильнейших армий мира.

Не менее ценной, как показало время, оказалась теоретическая работа преподавателя Военной академии А. Свечина. Прозорливо предугадав, что будущая война будет войной тотальной, требующей предельного напряжения всех сил, Свечин детально разработал принципы стратегической обороны. Ее суть заключалась в том, чтобы с наименьшими для себя потерями измотать противника на промежуточных оборонительных рубежах. А затем, сохранив силы для решающего массированного удара, в удобный момент бросить их в контратаку. Именно так на уже упомянутых маневрах 1935 г . действовал командующий войсками Киевского военного округа, видный практик отечественного военного строительства И. Якир. Действовавшие под его командованием соединения «красных» с минимальным для себя уроном вымотали рвавшегося к Киеву условного противника. А затем, «перемолов» его основные силы, нанесли «агрессору» сокрушительное поражение.

Дальнейшее, к сожалению, подтвердило, что нет пророков в родном Отечестве. И когда в июле 1941 г . грянула настоящая война, всеми этими замечательными разработками воспользовалась не Красная Армия, а гитлеровский вермахт. В начале военных действий немцы эффективно применили тактику, обкатанную еще Тухачевским, – стремительное наступление с максимальной концентрацией сил на главном направлении и энергичным вводом на оперативную глубину обороны противника бронированных механизированных корпусов. А в 1943 г ., когда сложившаяся обстановка вынудила вермахт перейти к стратегической обороне, его командование весьма эффективно воспользовалось теоретическими наработками репрессированного и потому всеми в родной стране забытого Свечина. Особенно убедительно это «работало» там, где ширина и глубина фронта соответствовала имеющимся у немецкого командования силам. В этом случае они успешно отражали удары, несмотря на шестикратное, а иногда и двенадцатикратное превосходство противника. Не случайно, воюя, по существу, в одиночку с превосходящими силами союзников, вермахт ухитрился продержаться целых два года. Наша же армия в схожих условиях лета 1941-го оказалась лишенной организации, воли и военной мысли. В результате чего всего за несколько месяцев откатилась до рубежа Москва – Ленинград.