Словом, надо было кончать с этим разнобоем. И поосновательнее утверждать над Рейхстагом Знамя Военного совета под № 5.
Красный день в календаре
Тем более что дальнейший ход событий прямо-таки требовал принятия срочных мер, дабы в суете радостной победной эйфории страна не забыла тех, кто ставил в ней красивую историческую точку. В ночь с 8 на 9 мая в пригороде Берлина Карлсхорсте был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. А уже на следующий день в Москве сообщили об Указе Президиума Верховного Совета СССР, объявляющего 9 мая днем всенародного торжества – праздником Победы. В этот день по радио с речью к советскому народу обратился Верховный Главнокомандующий И. Сталин. Объявив о капитуляции фашистской Германии, он заявил, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день Великой Победы нашего народа над германским империализмом.
Слово «империализм» вместо более часто употребляемого «фашизм» Сталин использовал отнюдь не случайно. Та игра по стравливанию классовых врагов на международной арене, которую он затеял еще до войны и которая в конце концов обернулась для нашего народа страшными испытаниями, в общем-то, закончилась не так, как ему хотелось. Красный флаг над Берлином, конечно, развевался. Но ведь планировалось, чтобы еще и над Парижем, Лондоном, всем миром…
С другой стороны, все же удалось в лице гитлеровской Германии свалить один из наиболее мощных отрядов империалистического лагеря, вывести СССР в разряд мировых держав, создав в Восточной Европе плацдарм для дальнейшего утверждения этого статуса…
А Москва тем временем отмечала первый праздник Победы. Центром торжества оказалась Красная площадь. Сюда, в исторический центр столицы и всей страны, откуда в ноябре 1941 г . прямо с парада его участники уходили сражаться на подкатившийся почти к городским окраинам фронт, нескончаемым потоком шли москвичи и гости столицы. Люди кричали «Победа!», обнимались, пели песни и приветствовали всех, кто носил военную форму.
И так продолжалось до поздней ночи, когда ровно в 12 часов вместе с боем курантов Спасской башни небо озарилось разноцветными сполохами ракет.
Под раскаты этого праздничного салюта, в атмосфере всеобщего ликования, с лихвой перекрывшего не очень-то видимые миру слезы миллионов овдовевших, осиротевших, потерявших на войне самых дорогих и близких, как-то незаметно отошел в сторону, а потом и вовсе укрылся в архивной тени самый важный вопрос – вопрос об обескураживающе великой цене достигнутого.
Между тем в этот же день в Берлине тот же самый, но одетый исключительно в военную форму народ, чуть-чуть отоспавшись и отдохнув, искренне радовался, что войне конец, что живы, здоровы и скоро отправятся по домам. С самого утра во всех частях и соединениях 3-й ударной армии шли массовые митинги, посвященные празднику Победы. В этой суете уже не столь плотно занятый управлением войсками Переверткин нашел время, чтобы побеспокоиться о правильном хранении имеющейся в его корпусе реликвии. По его распоряжению Знамя было снято с купола и заменено дубликатом. Объясняя свое решение Военному совету армии, генерал в своем донесении от 9 мая сообщал: «Знамя, водруженное над Рейхстагом 30 апреля 1945 г ., я приказал хранить и прошу ходатайства перед Маршалом Советского Союза тов. Жуковым, чтобы делегация 1-го Белорусского фронта, 3-й ударной армии и 79-го ск смогла лично вручить это Знамя Победы в Кремле или другом месте нашему великому вождю, любимому маршалу Иосифу Виссарионовичу Сталину» [119].
Судя по всему, инициатива командира 79-го корпуса наверху положительного отклика не нашла. Сыграла ли здесь тормозящую роль вышестоящая генеральская зависть – «Ишь, высунулся к Верховному со своим трудовым подарком» – или жуковское ощущение сомнительности всей этой истории с водружением – не суть важно. Существенно то, что предложение было отвергнуто.
Однако на статус стяга № 5 как единственного достойного именоваться Знаменем Победы это не повлияло. Во всяком случае, в глазах командования армии.
А как же? Ведь именно Военный совет 3-й ударной его и «родил»!
Первый набросок
После этого на армейском уровне вопрос о первенстве и водрузителях, не успев заостриться, тут же в соответствии с начальственной логикой и решился: кто при главном знамени, тот и герой.
Не случайно тонко чувствующий ситуацию полковник Ф. Зинченко уже на следующий день вдогонку за наградным листом на М. Егорова направил представление и на М. Кантарию. Причем заметим, сделал это, вроде бы дерзко нарушив строго установленный порядок: отправив документ через головы своего начальства – командиров дивизии и корпуса – прямо в штаб армии только за своей личной подписью. Понятно, конечно, что на самом деле такая дерзость была подкреплена звонком сверху.
Единственной закавыкой после этого оставалось лишь место и время водружения. Но тут, так сказать, на самый крайний случай, у командования 3-й ударной армии имелся сильный ход с ими же рожденной датой «14.25, 30.04.45».
Да! Это время «взятия Рейхстага с красным флагом на куполе» не соответствовало действительности. Но жуковского гнева уже можно было не опасаться. Ведь преждевременный доклад был легализован и утвержден в приказе № 6 к войскам 1-го Белорусского фронта.
А под приказом стояла собственноручная маршальская подпись…
Между тем самого Жукова одолевали серьезные сомнения. На столе у него уже лежали представления на добрых три десятка «самых первых». Просмотрев документы, где время водружения «гуляло» от «14.25» до вообще никакого, а знамена прыгали по всему зданию Рейхстага, маршал сурово окаменел лицом и распорядился: к званию «Героя» никого не представлять, пока не разберемся и не будем иметь полную ясность, кто же все-таки действительно достоин.
В результате – до выяснения – приказом войскам 1-го Белорусского фронта от 18 мая 1945 г . всех соискателей наградили орденом Красного Знамени. И надо признать – поступили мудро. Все солдаты и офицеры, задействованные в первом эшелоне, сражались, все рисковали жизнью, проявив мужество и героизм. А кто был первым и кому не довелось, кто был в общей группе героев, а кто отличился особо – вопрос, требующий разбирательства и, стало быть, времени. В результате на первом этапе ни истина, ни справедливость особо не пострадали. Если отбросить нескольких явно сомнительных, в число отмеченных попали почти все, кто отличился, сражаясь в первых рядах, и сыграл особую роль во время штурма. Это были командиры трех наступавших на Рейхстаг батальонов, маковская «четверка» и другие бойцы двух штурмовых групп во главе с их командирами (Маковым и Бондарем), а также разведчики группы Сорокина.
Впрочем, двое особенных проявились уже тогда. Это были М. Егоров и М. Кантария. Ордена Красного Знамени им оформляли на день позже, отдельным приказом, причем не по войскам 1-го Белорусского фронта, а по самой 3-й ударной армии.
Дубликат атакует оригинал
Ничто так не придает мифу правдоподобность, а значит гарантирует ему долгую жизнь, как реальные предметы и люди.
И хотя изначально для властей в таком обществе, как советское, и то и другое относилось примерно к одной и той же степени одушевленности, некоторые сложности возникли даже с предметами.
Довольно резво было запущенный в 3-й ударной армии процесс канонизации Знамени Военного совета с переводом войск на режим мирного времени стал как-то затихать. К тому же со временем хранившийся в штабной тиши оригинал стал все больше заслоняться развевающимся над Рейхстагом дубликатом. Чисто внешне последний от своего «старшего товарища» под номером пять отличался лишь тем, что серп и молот со звездочкой размещались на нем не на левой стороне вверху, возле древка, а в самом центре. По большому счету это, конечно, ничего не меняло, потому что, по сути, они оба были «дубликатами». Но, как мы уже видели, не для высших командиров 3-й ударной и, в частности, Переверткина, по распоряжению которого данная замена была произведена 9 мая. Как раз на следующий день появился приказ командования фронта о передислокации 3-й ударной армии в район Эберсвальде. В его исполнение почти сразу же командиры начали передачу своих участков в Берлине – в том числе и района Рейхстага – соединениям 5-й ударной армии. При передаче в акте было оговорено, что бесценная реликвия, естественно, «уходит» с 3-й ударной. А дубликат остается над Рейхстаговским куполом. В месте новой дислокации Знамя Победы было передано на хранение туда, где находилось еще до водружения, то есть в 756-й стрелковый полк. Но пока оригинал скромно стоял в штабе у Зинченко, гордо реющий дубликат со всех сторон снимали фоторепортеры, которые своими историческими снимками просто усеяли газетные полосы и журнальные страницы. В сознании масс – и соответственно его новых опекунов из 5-й ударной – Знамя Победы стало все больше отрываться от его конкретных водрузителей, на что командованию и политорганам 3-й ударной было, конечно же, больно смотреть.
