Но, с другой стороны, на войне, как и в жизни: не всегда самый прямой путь ведет к удаче.

Бои шли уже в самом центре, когда я получил приказ выдвинуться со своей группой вперед, в район Франкфуртераллее. Задание было обычным: провести разведку возможных целей в полосе первого эшелона атаки подразделений 5-й ударной армии.

Какую-то часть пути – там, где это было возможно, преодолели на своем «додже». А близ линии непосредственного противостояния, где машину без труда могли подбить, спешились. Дальше я решил двигаться в нужном для нас направлении по подземельям. Немецким владел неплохо. Поэтому расспросил местных жителей. Те с несколько неожиданной для меня готовностью довольно толково объяснили, где лучше спуститься.

Спустились. И попали на винный склад – в просторное, с мощными цементными стенами подвальное помещение, уставленное гигантскими, вмещающими по 5 тыс. литров «содержательной» жидкости бочками. Вокруг этого богатства деловито сновала целая толпа наших солдат. Судя по веселому оживлению, многие из них уже начали отмечать неминуемую Победу. Штопором при этом, понятное дело, никто не пользовался. Шлепали из автоматов в бочки – кто одиночным, а кто и очередью. И дружно подставляли котелки.

Вино из бочек, соответственно, струячило не только в котелки и глотки, но и мимо. Причем в таких объемах, что не просто залило пол, а уже захлестывало и за голенища. Шлепая по этому «морю разливанному», у меня даже зародилось нехорошее подозрение, что кое-кто уже оказался и на его дне…

Поэтому, от греха подальше, я поспешил увести своих орлов в длинную, мрачноватую галерею, которая удачно уходила как раз в нужном для нас направлении.

Однако и тут не обошлось без искушений. Галерея также оказалась хранилищем вина, но только в бутылках. И следовавшие за мной разведчики – народ, как известно, уже в силу своей профессии страшно любопытный – принялись на ходу и не очень-то со стороны заметно прихватывать посуду со стеллажей, отбивать горлышки и, прихлебывая, «уточнять», чем ее содержимое отличается друг от друга.

К счастью, их проделку я обнаружил достаточно быстро. И по привычке математически прикинув объемы «уточняемого», «среднюю емкость» личного состава и предполагаемую длину галереи, с ужасом понял: если бы дело пошло так и дальше, на поверхность своими ногами вышел бы я один…

Поэтому мешкать не стал, а всю эту дегустацию алкогольного бесхоза пресек самым решительным образом.

В конце концов группа свое задание выполнила.

А вот для тех, кто застрял в подвале, история с трофейной выпивкой кончилась трагически. То ли от высокой концентрации винных паров и кем-то брошенной спички, то ли по какой другой неведомой причине в подвале произошел мощнейший взрыв и все, в нем находившиеся, погибли…»

Данное свидетельство В. Чернышева любопытно как иллюстрация применения со стороны противника еще одного весьма специфического «тайного оружия». Рассчитывая на то, что легкий доступ к алкоголю деморализует противника и скажется на его боеспособности, германские военные власти распорядились специально не уничтожать склады, где хранились вино и спиртосодержащая продукция, на пути наступающей Красной Армии. Наступления это, конечно, не остановило. Но не принесло ничего хорошего ни тем красноармейцам, которые поддались искушению, ни особенно местному населению женского пола. У некоторых «героев», причем в большинстве случаев, как раз у тех, кто не сильно отличался на передовой, в победном кураже тормоза частенько отказывали…

Но есть и другое чрезвычайно важное для нас в берлинских воспоминаниях старшего лейтенанта.

Начиная с раннего утра 29 апреля его разведгруппа действовала в боевых порядках 5-й ударной армии. В отличие от соединений 3-й ударной армии, передовые части которой уже почти вплотную подошли к Рейхстагу с северо-запада, войска генерала Берзарина продвигались к нему прямо с противоположной юго-восточной стороны. На этом пути им еще предстояло брать штурмом целый ряд сильно укрепленных узлов сопротивления, в том числе Имперскую канцелярию, в глубоком подземелье которой находился личный бункер Гитлера. Таким образом, рассказ Валентина Денисовича дополняет общую картину происходившего на подступах к последнему оплоту и символу фашистской Германии важными деталями, придает ей необходимую для объективного понимания ситуации панорамность и объем.

К тому же с оперативной точки зрения взятие расположенных вдоль Геринг-штрассе узлов сопротивления в зданиях гестапо, министерства авиации и, наконец, самой Имперской канцелярии было не менее важно, чем захват Рейхстага. Вот почему командование 322-го артиллерийского дивизиона особой мощности сочло необходимым срочно перебросить свою разведку к этим объектам, дабы та «осветила» их для успешного поражения.

Правда, в отличие от предыдущих рейдов, пробираться к ним пришлось не столько по подземельям, сколько по верхним этажам, чердачным помещениям и крышам. К министерству авиации, например, разведчики подобрались почти вплотную, заняв позицию на чердаке соседнего дома. Все остальные здания вокруг буквально кишели немцами. А это вроде ничье. Да и обзор открывался оттуда хороший. Так что данные по цели ушли в дивизион точнейшие. Да и результат, можно сказать, наблюдали собственными глазами. Благо по мощи взрыва ни с чем не перепутаешь: там, где «русская граната» легла, – сразу видно…

Правда, наших разведчиков гитлеровцы довольно быстро обнаружили. И не вступая в схватку, ограничились тем, что в доме, где те себе временный НП обустроили, подожгли нижние этажи.

По этой причине группе пришлось отходить по крышам соседних домов. С «фейерверками», шумом, стрельбой. Сложно, одним словом.

Зато с Имперской канцелярией все обошлось и без суперпушек особого дивизиона. Во всяком случае, когда через день к вечеру Чернышев выдвинулся туда со своей группой, объект уже был взят…

К концу дня границы «тысячелетнего рейха» скукожились всего до нескольких объектов, находящихся внутри «квадрата 105». Важнейшими из них были Рейхстаг и Имперская канцелярия. До нее от здания министерства авиации, к которому несколько часов назад подобралась группа лейтенанта Чернышева, было всего несколько сот метров. Конечно, на четвертом году войны такое с трудом укладывалось в сознании, но уже не километры, а именно метры отделяли теперь советского солдата от Имперской канцелярии, от заглубленного под ней бетонного логова Адольфа Гитлера. О том, что происходило в бункере в эти часы и минуты, рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер вспоминал так: «Потолок прямо-таки сотрясался от взрывающихся поблизости мощных авиабомб – песчаная берлинская почва создавала почти идеальные условия для распространения взрывной волны. В эти минуты Гитлер, дрожа всем телом, плотно прижимался к спинке кресла. Какая разительная перемена произошла с бесстрашно сражавшимся на фронтах Первой мировой войны ефрейтором кайзеровской армии! Гитлер разваливался буквально на глазах. Он превратился в один сплошной комок нервов и полностью перестал владеть собой» [80].

Очевидно, именно в эти минуты Гитлер осознал, что это убежище, в которое он окончательно переселился еще в феврале и железобетонные стены которого, казалось, надежно оберегали от разыгрывающейся наверху трагедии обманутого им народа, вот-вот станут ему склепом. Во всяком случае, об этом свидетельствуют показания начальника его личной охраны группен-фюрера СС Ганса Раттенхубера, данные сотрудникам СМЕРШ сразу же после ареста 11 мая 1945 г . «Около 10 часов вечера (29 апреля) Гитлер приказал собраться всем сотрудникам штаба и сказал: „Я решил уйти из жизни. Благодарю вас за добросовестную службу. Постарайтесь вместе с войсками вырваться из Берлина“. Обращаясь к Г. Ланге (камердинер, штурмбаннфюрер СС) и О. Гюнше (адъютант, тоже штурмбаннфюрер), Гитлер выразил им свою просьбу сжечь трупы его и Евы Браун, на которой он женился за два дня перед этим» [81].