Над воюющими в здании германского парламента нависла угроза оказаться «в мышеловке». Но батальоны Давыдова и Самсонова, без чьей грамотной, самоотверженной поддержки батальон Неустроева вряд ли закрепился бы в Рейхстаге, сделали свое дело. Автоматно-пулеметным огнем и буквально собственными телами бойцы этих подразделений прикрыли сражающихся в здании солдат от опасных фланговых контратак.
Видимо, осознав, что прорваться к Рейхстагу и соединиться с его гарнизоном не удастся, где-то около четырех часов ночи противник ослабил огонь, а затем и вовсе затих. Далее перестрелки на Королевской площади возникали лишь эпизодически. Изредка над Рейхстагом пролетал и разрывался где-то в стороне наш или немецкий снаряд.
К этому времени основная часть батальонов Давыдова и Самсонова переместилась в Рейхстаг. Вместе с бойцами Неустроева это была довольно внушительная сила. А в здание через парадный подъезд входили все новые и новые подразделения. Всем при этом хотелось как-то по-особому обозначить свое присутствие и даже участие. Многие стали доставать и на всех более или менее заметных местах прикреплять свои знамена и штурмовые флажки – так их потом назовут историки.
А новые пехотные подразделения – и с ними представители других родов войск и частей 79-го корпуса – все прибывали и прибывали. В результате боевые порядки подразделений опять стали смешиваться. Создавалась опасная скученность, неразбериха.
Неустроев, находясь по этой причине в крайне возбужденном состоянии, метался по Рейхстагу с маузером в руке и на правах неформального коменданта пытался восстановить порядок. Для него было абсолютно ясно, что для обороны Рейхстага и отражения возможных фашистских контратак вполне достаточно оставить в здании один полк или боеспособный усиленный батальон. Свои соображения капитан доложил по телефону Зинченко. А уж с подачи последнего комдив Шатилов срочно связался со штабом корпуса. Переверткин с приказом не замешкался. Потому что не прошло и часа, как из Рейхстага были выведены все подразделения, кроме батальона Неустроева.
Очень скоро стало ясно, что командование при этом впало в другую крайность. Ведь в процессе штурма батальон Неустроева уменьшился на треть. Но в тот момент уже многим казалось: самое тяжелое позади. Так что столь решительное устранение из Рейхстага всех лишних вроде бы было вполне оправданно…
В начале шестого утра группа капитана Макова, как выполнившая свою задачу, получила из штаба корпуса приказ «на выход». Первые лучи солнца хоть и с трудом, но пробивались сквозь дым пожарищ, когда, сняв охранение у знамени, капитан и четверо разведчиков вышли на пустынную Королевскую площадь. Задержавшись около одной из колонн, Маков выдохнул: «Конец, ребятки!» Похоже, говорил он это не только скучковавшимся около него четверым разведчикам. Но и всем тем солдатам, кому не довелось дойти до Берлина, дожить до этого долгожданного дня. Потому что вытащил из кармана огрызок карандаша и медленно вывел на колонне: «Мы за все отомстили!»
Вот такая вышла очень большая и очень грустная радость. Из радиовоспоминаний В. Макова: «Конечно, счастье переполняло наши сердца. Оглянувшись, мы увидели, что закопченное, почти черное от копоти здание Рейхстага во многих местах расцвечено красными полотнищами и флажками. Флагов было много. Они алели, как маки в саду… »
Впрочем, был в это время в группе еще один человек, которому было совсем не до красот. Речь идет о младшем сержанте М. Минине. Дело в том, что на исходе ночи осматривавшие здание разведчики из батальона Неустроева обнаружили в стене первого этажа дверь. Они открыли ее и увидели широкую, уходящую куда-то вниз мраморную лестницу с массивными чугунными перилами. Настороженно спустившись по ней в подвальное помещение, бойцы оказались в большом бетонном зале. И тут же попали под пулеметный огонь. Пятеро убиты сразу. А трое чудом уцелевших принесли в штаб батальона малоприятную весть.
Хотя из подвала вроде бы никто не показывался и не контратаковал, комбат Неустроев приказал на всякий случай закидать этот подозрительный вход гранатами. По команде капитана вместе с остальными Минин успел с лестничной площадки вниз бросить одну гранату Ф-1. И выдернув предохранительную чеку, уже было примерился швырнуть вслед вторую, как вдруг последовало неустроевское: «Отставить!»
Выдержав паузу и убедившись, что противник отошел в глубь подземных лабиринтов, Неустроев отправил туда новую группу разведчиков. А большую часть остальных бойцов стянул вокруг самого выхода. Находясь в плотном окружении сослуживцев и не имея по этой причине возможности освободиться от опасной ноши, Минин довольно долгое время так и перемещался по Рейхстагу, крепко зажав в правой руке гранату с уже выдернутой чекой. И не без усилия разжал совершенно затекшие пальцы только тогда, когда, выбравшись с ребятами на притихшую Королевскую площадь, с облегчением швырнул смертельно опасную и совершенно ему очертеневшую «железку» в затопленный водой канал…
И еще из воспоминаний Минина: «При выходе из Рейхстага мы внимательно осмотрели всю местность, прилегающую к этому зданию с запада, юга и севера. Утро было солнечным и тихим. На Королевской площади – ни одного человека. Одинокие и искореженные немецкие зенитные орудия, вкопанные в землю, напоминали о том, что здесь вчера поздним вечером шло ожесточенное сражение. Наших танков и артиллерии в районе площади было не видно… »
По пути в штаб Маков, Минин, Бобров и Лисименко зашли в находившийся в «доме Гиммлера» медсанбат и захватили с собой Загитова. Зия, после краткого отдыха, уже немного пришел в себя и, как уверял, чувствовал себя «вполне нормально». Минин закинул за спину его автомат, а Саша Лисименко, взяв друга под руку, помог тому двигаться. Так без особых происшествий – только на мосту Мольтке неизвестно откуда по ним были выпущены две короткие пулеметные очереди, но, к счастью, все мимо – добрались до командного пункта 79-го стрелкового корпуса, где сделали небольшую остановку. По прибытии в штаб Маков сразу же отправился докладывать Переверткину. Генерал во время рассказа капитана своих чувств не скрывал. Из радиорассказа В. Макова: «Командир корпуса сразу при мне позвонил командиру 136-й артбригады полковнику Писареву и приказал не мешкая приготовить на оставшихся в живых четырех разведчиков представление к присвоению звания Героя Советского Союза. Ну и на меня начальнику штаба сказал, чтобы подготовили материал. Конечно, было очень приятно, что оценили. Но ведь когда согласились стать добровольцами и шли на штурм Рейхстага, никто не думал ни о славе, ни о наградах. Просто нужно было выполнить приказ. Понимали при этом, что войне вот-вот конец, что Победа – вопрос дней. Но кому-то надо было. Предложили нам. Если не мы, пошли бы другие… »
Вернувшись от Переверткина к разведчикам, капитан сразу же сообщил: «Командир корпуса очень доволен боевыми действиями группы. И за проявленный героизм при водружении первого Знамени Победы приказал всех нас пятерых представить к званию „Героев“, а остальных участников штурмовой группы – к ордену Ленина».
После этого пути четверки разведчиков и капитана Макова на время разошлись. Капитан остался по месту своей службы на КП корпуса. А Минин, Загитов, Бобров и Лисименко часам к восьми утра прибыли в расположение своей родной артбригады, где были по-отечески приняты начальником штаба подполковником А. Бумагиным. По его приказу всех четверых сфотографировали и представили известному советскому писателю, а тогда военному корреспонденту «Правды» Борису Горбатову. Он буквально засыпал разведчиков вопросами. А те хоть и падали с ног от усталости, обстоятельно, в деталях рассказали ему о штурме, не скрыв при этом своего недоумения и по поводу приказа по фронту № 6, и указанного в нем ложного времени взятия Рейхстага. Корреспондент несколько раз переспрашивал ребят об этих злосчастных «14.25». Но, получив еще и еще раз обстоятельный ответ от каждого, что в названное время в Рейхстаге ни одного советского воина не было, почему-то записывать это в свой рабочий блокнот не стал.
