Кэт. Она и вертит твоим мужем-дураком, и подстрекает его на разрыв.

Не поддавайся на провокации. Враги только и ждут развала семейного счастья.

Подробней других о моем положении осведомлен Дракула, он свой человек и там, и тут, и по его разумению мне бы жить, да радоваться.

В житейском смысле он может и прав, только Дракула не знает, что творится со мной. Я вибрировал. По-настоящему хотел только пошлячку

Кэт, с Айгешат мне сподручней вести умные разговоры. Голова прочно пошла в отказ: перед глазами один лишь Центр мироздания Кэт.

Прошло полтора года с начала нашей с ней связи. У нормальных мужиков давно бы состоялась замена еще в первом тайме, я же все больше и больше распаляюсь от вожделения. Кэт ставит мне рога не только из натуральности ее стремления к новизне ощущений, но и потому что я слабак. И спит со мной всего лишь из опаски, что в случае отказа я ее выживу с работы.

Мне мало обеденных стыковок на квартире ее подруги. В рабочее время мы запираемся во внутренней комнате, и прижав ее голову на стол Руфы, я наспех овладеваю Кэт. Она возмущается, говорит, что мы беклемишимся как животные.

На чердачных оперативках Кэт предрекает мне недееспосбность от уколов семейного врача.

– Она тебя заколет.

Айгешат никаких уколов мне не ставила, шарабан и без иньекций шел циркулем. Чем больше я делал из себя Кугеля, тем чаще просыпался среди ночи и глядя, на спящую рядом Айгешат, думал: "Она запросто может забеременеть, но не страхуется. Это у нее такая целевая программа по созданию в голой степи топливно-энергетического комплекса. Если она забеременеет, мне хана".

Я не хочу от нее ребенка. Она это чувствует, она это знает, и тем не менее готова выносить в себе мое повторение. По идее, мужик должен дорожить честью, оказываемой ему женщиной, какими бы при этом побуждениями она не руководствовалась. Это я хорошо понимал. Как и то, что женщина рожает детей не для мужа, – для себя.

Рассердившись на мою культурность, мама кричит: "Ты – скот!".

Скот не скот, но она сама торопила события. Кто виноват, что я вырос в потребителя? Матушка? Пожалуй, нет. Только я сам. Злясь на меня, мама думала, что когда-нибудь я научусь отдавать долги. Произойдет это, когда я окрепну с помощью Айгешат. Пока, говорила она снохе, надо беречь мужа. Впереди его ждут великие дела.

Скончался Аблай Есентугелов. Накануне вечером разговаривал по телефону с тетей Альмирой, а к утру остановилось сердце. Дяде Аблаю было 68 лет. Матушка вспомнила о поверье, по которому большой труженик уходит из жизни, когда предназначенные ему судьбой, дела завершены. Есентугелов много чего успел, прожил интересную жизнь.

Вдове и детям есть чем гордиться.

"Голос за кадром: "Ты хотел узнать, что такое Вечность? Смотри!".

Х.ф. "Любовники декабря". Постановка Калыкбека Салыкова.

Студия "Скиф", 1991.

Айгешат интересны фильмы и биография режиссера Фассбиндера.

Психологическое, бессюжетное кино ей не надоедает. "Советскому кинематографу, – говорила она, – не хватает смелости проникновения в тайны человеческой психики. Наши фильмы здесь прямолинейны". Не во всем с ней согласен, тем не менее она целиком права в одном: отечественным киношникам присуще привычка сразу брать быка за рога.

Тем не менее, есть советские фильмы для меня совершенно непонятные.

Например, "Парад планет".

Малик ждал меня на углу возле своего дома не один. Бородатый симпатяга в фирменном джинсовом костюме и синей бейсболке, что пришел с ним, внимательно смотрел на меня.

– Костя, – он протянул руку и спросил. – Ты не Бектас?

– Он самый.

У парня мягкие карие глаза, улыбка прячется в усах..

– Ты меня не помнишь?

– Нет.

– Мы с тобой жили по соседству, – сказал бородач и уточнил. – В детстве… Я у тебя дома бывал и ты еще нас на балконе оладьями кормил.

– На Кирова?

– На Кирова.

– Все равно не припоминаю. Ты во дворе Эдьки Дживаго жил?

– Нет. Наш дом примыкал к школьному двору.

– Это где груша росла?

– Что-то там рядом с домом росло… – Костя снял бейсболку, почесал затылок. – Почему ты меня не помнишь?

– Извини… Но… – я развел руками.

– Тогда меня звали Копеш.

Копеш? Имя знакомое. Кажись бегал средь нас такой.

– Малика откуда знаешь?

– Я в микрашах живу. – А-а… Чем занимаешься? – Я кинорежиссер.

– Фамилия? – Салыков. Салыков? Костина физия лычит для режиссера и одет он джазово. Но про киношников с такой фамилией ничего не слышал. Мы поднялись домой к Малику. Костя парень словоохотливый.

Рассказал: кино временно не снимает. В прошлом году попал с

Айтматовым в аварию, полгода пролежал в больнице, сейчас ходит с пластиной в черепе. – Кроме Айтматова кого еще знаешь? – с ехидцей спросил я.

– Сережа мой друг.

– Какой Сережа? – Параджанов. Айтматов еще куда ни шло, но про дружбу с Параджановым сосед мой заливает. – Звиздишь пацан. – Нан урсын. – Не клянись на хлебе, голодным останешься. – Почему ты мне не веришь? В разговор вмешался Малик. Он мацевал в ладони башик ручника и говорил за Костю. – Прикинь, неделю назад Параджанов ему с

Джигой звонил… На "Мосфильме" они для Кота сценарий нашли. -

Джига? Это еще кто такой? – Джигу не знаешь? – Малик рассмеялся. -

Джигарханян! Ему тоже понравилась "Дыня" Кота.

Джига еще что! Югославов Малик называет и вовсе югами. – Какая дыня? – Фильм Кота так называется. Еще один звиздун. Костя говорит

Малику, что он человек глубоко творческий и что когда-нибудь он его обязательно снимет. Это когда он окончательно придет в себя после аварии. – Костя, пойдем ко мне домой, – водку мы допили, косяк они спалили. Надо продолжить. – С мамой познакомишься. Только не распространяйся, что ты какой-то там режиссер. Я скажу, что ты племянник первого секретаря Каракалпакского обкома партии Салыкова.

Какимбек Салыков кокчетавский казах. Работал вторым секретарем

Джезказганского обкома, побыл в Москве инспектором оргпартотдела ЦК

КПСС, недавно сменил проштрафившегося каракалпака Камалова. Маме будет приятно узнать, что бывший сосед родственник перспективного человека. – Хоп. – Кот не обиделся за кинематограф. Кот был пьян, но не вызвал подозрений у матушки. Рассказал, что ВГИКов не заканчивал, служил в армии, в Москве три года играл в ансамбле "Самоцветы", учился в театральном институте в Алма-Ате, пахал в Чимкентском областном театре и недавно в срочном порядке попер в кинематограф.

Айгешат он тоже понравился. Ей он не удержался сказать, что его задумки способен осуществить только Тарковский. Еще Костя ей и мне сообщил по секрету: "Перед вами самый красивый казах. Вот почему я был пять раз женат и у меня семеро детей". – Зачем тебе столько детей? – спросил я. – Женщины хотят от меня иметь ребенка. Не могу же им отказывать. – Понятно. Кот ушел, Айгешат сказала: "Костя действительно очень красив". – Одухотворенно красив, – уточнил я и добавил. – Только врет много. – Скорее, фантазирует, – поправила меня жена, – Он художник. – Какой он художник? Гусогон он. Было бы неплохо, если бы Костя хоть чуточку не врал и что-то из себя представлял. С нашего двора так никто и никуда не пробился. Какие-то мы все простые. – Интересно, он меня помнит, я его – нет. – Старшие не помнят младших. – сказала Айгешат. "Да-а…? подумал я. – Костя помнит а и?ы оладьи. Надо ие". Копеш, Копеш… Постой… Понемногу я стал припоминать. Был такой малек среди нас. Жил он в доме-развалюхе, за штакетником, подпиравшим школьный двор. А-а…

Вспомнил. Мы играли в войну и Совет назначил его своим ординарцем.

Было это 7 ноября 1957 года.

Глава 13 Я открыл отчет лаборатории ядерных процессов и прочел заглавие: "Экситонная модель ядерных взаимодействий". Атомщики не стоят в стороне от поветрий. Моделями заражены производственники, социологи, спортсмены. Дошло до выездной модели Лобановского и

Базилевича. Авлур тщательный мужик и зря ничего не говорит. – Физика атомного ядра терра инкогнита – сказал он.. По нему, описывать ядерные процессы математическими моделями некоторым образом легкомысленно. Модель работает лишь при определенных ограничениях, из рассмотрения убираются ряд существенных показателей – иначе искомые величины не поддаются исчислению. Эмипирики это понимают и тем не менее ничего поделать не могут – других методов счета показателей на сегодняшний день нет. Объединение моделей в одну большую тоже мало что дает. Большая модель содержит те же ограничения, или, если выразиться точнее, допущения, условности, какие в любом случае дают всего лишь приблизительную картину происходящих внутри ядра процессов. Это все равно как по уговору с