– Бяша, ты бараном воняешь.

– Не может быть! Я утром мыл голову.

– Мой не мой, это навсегда.

Сказать ей, что у нее в хате тоже национальный запахец? Не надо.

Час будет доказывать, что забыла что-то недосушить. Девушка критику не переносит, не признает.

На стене в спальне огромная фотография со свадьбы, где Тереза целуется с мужем Валерой. Тереза доносит, что Валера премного недоволен мной. Все из-за того, что Наташенька при гостях несколько раз назвала его моим именем.

– Я ему объясняю, что Бяша просто мой кумир, он не верит. – хохочет Орловски. – Утром я мылась, в ванную заходит Валерка.

Спрашивает, что я там внизу тру мочалкой. Я ему говорю: "Иначе нельзя, а то Бектас убьет меня.".

– Твой Валера мужик взрослый и понимает: чужую жену черт медом мажет,- сказал я.

– Это точно.

– Ты доболтаешься. – сказала Кэт.

– Наташа, а знаешь, там у Кэт седые волосики растут.

– Бяша, не ври!

– Спроси у Кэт.

– Правда, правда, – Кэт высунула изо рта сигарету. – Че тут такого?

– Ни фига себе! – притворно расстроилась Орловски и жалобно спросила. – Катя, ну почему у тебя там седина?

– Я объясню почему, – я ждал этот вопрос.

– Да ну тебя!

По глазам вижу, как ей хочется, чтобы я дал научное толкование начавшейся альбиносизации подруги. В глазах Терезы Орловски смешинки.

– Нет, ты послушай.

– Говори.

– Седина у нее там у проступила потому, что пися у Катьки много страдала.

Орловски захихикала, Кэт ткнула меня в бок.

– Гад такой.

Тик-тик- так, Сталинград…

В газетах сообщения о резне в Сабре и Шатиле, но кто кого конкретно резал, успел позабыть. Отряды Организации Освобождения

Палестины уходят из Бейрута, грузятся на корабли. Ясира Арафата вместе со штабом ООП согласился принять Тунис.

Израиль после июньской войны 1967-го де-факто присоединл к себе вторую половинку Иерусалима и перенес сюда Кнессет. Борьба за передел мира никогда не закончится. Настанет время, это поймут и дети.

В Иерусалиме, по свидетельству Руфы, жил и работал рядовым сутенером Иисус Христос.

Я сижу на скамейке в скверике у Никольской церкви. Скверик проходное место. Лето, студенты разъехались по домам, но все скамейки заняты молодежью. Крест символ христианства, на маковках соборной церкви кресты с двумя поперечинами. У лютеран не так, там просто крест без нижней, скошенной, поперечины. В лютеранской церкви в 70-м году я побывал в Таллине. Никаких икон, в зале скамейки, амвон, алтарь и прочие дела. Тишь да благодать.

Интересно побывать и в нашей, Никольской церкви. Но я боюсь богомольных бабусь. Попрут из храма басурмана.

"Колокольный звон на зорьке…". Никогда не слышал звона колоколов Никольской церкви. Ни на зорьке, ни среди дня..

Воскресенье. Отдал на проходной буфетчице передачу для Джона и пошел к Ситке.

– Братишка пришел! – Ситка соскочил со скамейки. – Газеты принес?

– Принес.

Он немного оклемался. К нему подходили больные,. просили дать что-нибудь поесть. Ситка жевал беляши и быстро говорил: "Юра, возьми беляш… А тебе, Славка не дам. Иди отсюда! Братишка, что в газетах пишут?".

– Про мерзость запустения.

– Ха-ха-ха!

– Ты быстрей рубай.

– Торопишься?

– Ну.

– Сейчас. Чай только допью и отпущу тебя.

Ситка поднес к носу "Известия".

– Ладно, я поканал.

Поиздержался Хаджи Бабаевич на рестораны, да и переехал с

Бахтишкой к нам. Он читает "Советский спорт" и смеется:

– Смотри, на девятое сентября назначен "День бегуна"! Надо не забыть Улана поздравить.

М.н.с лаборатории теплофизики, киргиз, Узак Кулатов в шестидесятых учился в МЭИ, работал на Нововоронежской АЭС, служил в армии. Неторопливый, мягкий, юморной. В его квартире по проспекту

Ленина гостей угощают фисташками, грецкими орехами и тойборсоками.

Кроме Узака из киргизов мало кого знаю. Из тех, кого знаю, плохих людей не встречал. Они не гримасничают. Как некоторые.

Отец Узака человек в Киргизии известный. С 1937 по 1980 год работал Председателем Президиума Верховного Совета республики, никому из президентов других союзных республик не удалось продержаться и десяти лет; старший Кулатов пересидел и Сталина, и

Хрущева, поработал и с Брежневым. Корни Кулатовых в городе Ош.

Оттуда и привозит Узак грецкие орехи с фисташками.

Его жена Рая, русская, полгода как работает в молодежной редакции на радио.

Макс, Марадона, Кальмар часто собираемся у Кулатова. По торжественным случаям Узак просит Раю приготовить плов.

В казане доходит мясо. Рая, Марадона и я перебираем на кухне рис.

Рис у Кулатовых важняковый – узгенский, с бурыми прожилками, мелкий.

Выращивают его не на колхозных полях – у местных узбеков в огородах и на ошском базаре узгенский рис стоит почти как мясо.

Рая забросила в казан морковь, на кухню зашел покурить Макс.

– Макс, ты как там? Выигрываешь? – поинтересовалась Марадона.

В ожидании плова мужики в зале играют в преферанс.

– Кальмар всех чешет, – ответил марадонин ухажер.

Кальмар играет в преферанс со студенческих лет. Он закончил МЭИ в

1957-м, член КПСС, кандидат наук и самый благодарный слушатель баек

Алдоярова.

Максу 26 лет, холост, партийный. Родился и вырос в цэковском дворе, учился в 39-й школе, окончил Алма-Атинский энергетический институт. Отец его когда-то работал в отделе пропаганды ЦК, руководил республиканским обществом "Знание", дружил с нашим дядей

Ануаром Какимжановым.

Рая Кулатова полгода назад работала больше с книгами, не с людьми, и переходу в журналистику рада.

– Скуки нет, интересные люди. – говорит она о работе на радио.

…Узак подал плов на стол. По обычаю трапезу должен освятить самый старший. Сегодня это Кальмар. Он поднялся с рюмкой, но тут его придержала за руку Марадона.

– Эльмар Рахимович, позвольте мне.

Год назад Марадона еще толком не разбиралась в институтских и расспрашивала, кто бы ей помог вступить в партию и ускорил дела с дисером. При этом она говорила о том, как не любит казы и не знает, что с ним делать, когда им дома забит морозильник.

Я показал ей на Кальмара и сказал:

– Тебе нужен именно этот человек. Он тебя и в партию протолкнет, и науку сделает.

В свою очередь настрополил я и Кальмара:

– Знаешь, какая у нас Марадона избалованная?

Не познавшая в детстве нужды, молодежь Кальмару люба, оттого и линзы его близоруких очков засверкали.

– Как избалована?

– Вот вы, я знаю, любите казы, а Марадона выбрасывает его на корм собакам. Нет, чтобы поделиться с людьми…

– Да ты что? – схватился за голову Кальмар.- Это кощунство!

Кощунство кончилось тем, что Марадона принесла Кальмару кольцо свежего казы, и тот смущенно запихал его к себе в сумарь.

Время прошло. Марадона разобралась с институтскими и теперь знала кто чего реально стоит. Про то, что она в растерянности от того, что не знает, как поступать с казы, Марадона немного загнула. Несколько раз я наблюдал, как в гостях она упарывала казы за обе щеки в таком темпе, что другим не досталось.

…Кальмар сел на место и виновато пригнул голову.Макс ничего не сказал, Узак спрятал улыбку в усы, я разбалделся.

Марадона ноль внимания.

– Я хочу выпить за хозяев этого дома… Мы любим Узака и Раю. -

Марадона повернулась ко мне. – Вот Бек не даст соврать…

– Бек как раз и даст соврать, – не выдержал Кальмар.

Узак засмеялся, Макс с Марадоной присоединились к нему.

Марадона знает, кто чего реально стоит, и при всем этом ведет себя без всяких там кылтын-сылтын. Не один Шкрет считает меня первым в лаборатории бездельником. Марадоне не важно, бездельник я или трудяга. Кроме того, что она говорит, что характером я похож на ее отца, так еще Марадона видит во мне надежного товарища. Я пользуюсь ее расположенностью. Надо деньги на опохмелку, я к ней: "Марадона, шланги горят…" и она бежит по институту занимать деньги. В горячности нужен совет и молодка рассудит, подскажет, не даст наломать дров. При ней я еще ни разу не выходил из себя, но она предупреждает Терезу Орловски: "Бека не доводи".