– Ты что? – повертела у виска пальцем Кэт.

Шастри весело, его другу Руфе Сюндюкову не нравятся непроизводственные страсти.

– Марьяш у тебя больная, – сказал Руфа.

– Что поделаешь, – вздохнул шалунишка.

– Ты тоже больной, – успокоил друга Сюндюков.

Непосредственность Шастри лабораторных женщин не смешит. Мало того, Таня Ушанова не считает шалуна сильным по мужской части. "Да никакой он не этот…". – говорит Ушка. Того же мнения и Кэт. Из опыта тесного общения с Токсанбаевым и другими сотрудниками КазНИИ энергетики она делала скоропалительные выводы.

– Среди ученых злое…чих мужиков нет, – сокрушается экономист.

Страсть к поисковой работе вспыхнула с новой силой – помимо Кэт

Лал Бахадур мастырится и к Умке. Он оглядывает с головы до ног бывшую аспирантку Каспакова, особо топорщится Шастри взглядом, когда взор задерживается на попке Умки.

У Умки все на месте. Глаза, холеная кожа и все же попка у нее выбивается из общего ряда. Она у нее, как картинка – высоко приподнятая, упругая. Трудно представить, что с такой попкой можно ночи напролет читать "Капитал" Карла Маркса. Трудно представить, но, тем не менее, с такими данными Умка умудряется часто превращаться в левую эсерку Марию Александровну Спиридонову.

В последнее время Умка жалуется на головные боли. Шастри знает, от чего у цветущей женщины бывает мигрень, в свою очередь до Умки плохо доходит, что как раз простоватенький, не ведающий за собой страха опозориться, торопыжка, может лучше всех и подходит для любовных утех, какими только и возможно снять вместе с головным недомоганием и думы о Карле Марксе.

Таня Ушанова и Надя Копытова наперебой объясняют Марьяш:

– Успокойся. Катя ни за какие коврижки не позарится на Нурхана. У нее молодой и красивый муж. Твой Нурхан Кате даром не нужен.

В микрашах муж экономиста планового отдела Гапур человек уважаемый. Мало того, что хорошо дерется, так еще и мясник, который не только под себя гребет. Все, что ни зарабатывает, пропивает с кентами.

Кэт под присмотром лабораторных мужиков разглядывала фотографии голых мужчин в журнале "Плейгел". Внимание ее привлек белокурый парень с органом, напоминавшим бивень мамонта.

– Шланг, как у моего Гапура, – покачала головой Кэт.

– Ты – королева бензоколонки! – откликнулся Хаки.

Кэт ничего не сказала и вновь покачала головой.

– И ты, имея при себе такое, недовольна мужем? – удивился я.

– Одно и то же мясо надоедает, – апатично ответила Кэт.

"Тут подошел Киндзюлис".

– Нужна еще и колбаса, – подтягивая штаны, поддержал ее Шастри.

Два года назад, к пятидесятилетию первого всесоюзного съезда писателей звание Героя Социалистического труда дали двадцати литераторам. Среди награжденных и Г.М.

Писатель недавно развелся с Раей и женился на старушке папиного возраста.

В народе Г.М. имеет большую популярность, про то, кто он такой, знают и на селе и в городе.

Г.М. позвал Валеру порыбачить на реку Или. Папа никакой не рыбак, но отказаться от приглашения мэтра не посмел. Наловить ничего не удалось, отдыхающим надоело глазеть на пустые сети и они уселись за преферанс. Отец подумал-подумал и пошел искать, чем покормить старшего товарища. На станционном разъезде набрел на старика-казаха.

– В ста метрах отсюда сидит голодный Г.М., – сообщил папа.

Железнодорожник позвал жену и побежал резать барана.

Когда отец рассказал о рыбалке, то я сказал:

– Писатель может легко обходиться без денег.

– Такой как Г.М.- да.

Когда папа ездил в Москву, Г.М. просил зайти к его родственнику

Ильгизу. Родственник Г.М. работал в институте ядерной энергии. В институтском буфете раз в неделю выбрасывали сигареты "Филипп

Моррис" и "Парламент"; к приезду отца Ильгиз держал для Г.М. наготове коробку с сигаретами и растворимым кофе. Несколько блоков сигарет доставалось и мне.

– Пап, по-моему, Г.М. забыл, что он народный писатель, – сказал я, осматривая кофейные банки и сигареты из института ядерной энергии.

– Почему так думаешь?

– Вместо того, чтобы пить кумыс или айран, он налегает на кофе.

– Балам, у тебя нехорошая привычка шутить над заслуженными людьми.

– Что я такого сказал?

– Я имею в виду не только Габена, – сказал папа,- Когда я тебе говорю, что надо знать родной язык, ты говоришь, что иностранный знать тебе необязательно. Теперь… Сам с удовольствием куришь американские сигареты, пьешь кофе и говоришь, что Габену следует пить кумыс. Что за фасон? Чтобы говорить так, как ты говоришь, надо заслужить право так говорить.

…За три или четыре года до развода с Г.М. Рая пришла за советом к маме.

– Шаку-апай, – говорила жена писателя, – подруги говорят, что стыдно быть замужем за стариком, советуют развестись с Габеном.

– Хорошие у тебя подруги, – ответила Ситок, – Ты не догадываешься? Они хотят занять твое место! Я понимаю… Ты молодая… Все может быть, – предостерегала мама, – Но если уж гулять, то с умом… Не позорь мужа… Тогда у тебя будет все. Ты знаешь, что хотят сделать с тобой твои подруги? Они прекрасно понимают, быть женой большого писателя – трудная, но счастливая судьба. И толкают тебя на большую глупость. Выкинь из головы всех подруг. Они – твои враги.

Мама знала, что говорила – главным в привлекательности для женщин

Г.М. она ставила редчайшую для большого писателя щедрость. Деньги легко приходили к Г.М., так же легко и быстро и уходили от него. В затратности Рая не отставала от мужа. С ее именем гости дома живого классика связывали заслуги превращения жилища литератора в самое притягательное место для людей литературы и искусства республики.

Рая хорошо принимала гостей, была со всеми проста и естественна, впервые переступившие порог дома Г.М., переставали робеть, раскрепощались. Само по себе созерцаниемолодой, красивой хозяйки доставляло радость завсегдатаям застолий в доме классика. Закусив и выпив, мужчины садились за преферанс, женщины – в девятку или в кинг.

Частенько играл здесь и знаменитый Мажикен Бутин. Рассказывали, что замминистра пищевой промышленности республики Бутина приглашали сыгрануть корифеи преферанса из Москвы, Ленинграда, Одессы, Праги.

Среди серьезных картежников страны слыл он одним из самых рисковых, самых искусных.

"Нет денег – не садись". Папа в доме Г.М., если и выигрывал, то немного, – не больше четвертака, а то и вовсе заканчивал игру при своих, или, хоть и немного, но проигрывал.

– Пап, что действительно Бутин такой непобедимый? – спросил я.

– Такой же непобедимый как и все.

– Тогда почему он всех подряд чешет?

– Кого это всех? – отец не разделял всеобщего восторга игрой замминистра. – У него в кармане всегда полно денег. Потому и играет уверенно. Твоя мать дает мне пять-десять рублей. С такими деньгами я не могу рисковать.

Нравилось папе играть с Геннадием Толмачевым. Перший друг Олжаса

Сулейменова, по словам отца, играл легко, любил рисковать. Про преферанс мог рассказывать часами и мечтал написать о пульках и мизерах книгу для простого народа. Толмачева я не видел, знал его по рассказам Валеры.

– Такой же, как и Олжас, высокий, и такой же бесхитростный.

В доме Г.М. матушка оставалась верной себе. В девятку никогда не проигрывала, всегда возвращалась домой с приварком.

Жены других живых классиков поначалу не могли понять с чего это матушке постоянно прет масть. Пока одна из них не сказала прямо:

"Шакен, вы мухлюете".

– Тебе показалось, – Ситок шутя перевела мяч на угловой.

… Развод Г.М. и Раи состоялся. Писатель пошел к Кунаеву. Первый секретарь ЦК дал Рае двухкомнатную квартиру. Предстояло перевезти бывшую жену с двумя маленькми дочерьми. Г.М. позвонил Валере:

"Абдрашит, сделай культурно".

Все и вышло культурно, без слез и попреков, но уж больно мрачно.

Рабочие заносили мебель в новое жилье Раи. Бывшая жена писателя стояла молча в коридоре, не решаясь зайти в маленькую, непристойно стандартных размеров, кухню. Притихли и дети. Папа оглядел квартиру и не удержался от злорадства: "Рая, теперь ты узнаешь, как живут простые советские люди".