Стоило завесе встать, как Тина обхватила моё лицо ладонями, словно боялась, что я исчезну, и прижалась ко мне всем телом – горячо, голодно, будто держала в себе этот пожар из последних сил и теперь наконец позволила ему вырваться. Её пальцы скользнули по моим щекам, по шее к плечам, запутались в вороте кителя, она схватила меня за шею, потянула вниз – и я ощутил на губах голод, от которого в висках застучала кровь.

Никаких сомнений, никаких стеснений – только желание. Честное, прямое, всесокрушающее. Мои пальцы нащупали пуговицы её жакета, первая поддалась не сразу, но поддалась. Я поцеловал Тину в шею, и в этот момент меня накрыло… дежавю. Настоящее. Жёсткое. Пугающее.

Первая наша встреча. Этот кабинет. Её строгий, холодный взгляд, официальный тон. И мои мысли – наглые, откровенные фантазии, что я выплеснул ей в голову: как я держу её тело в своих руках; как раздеваю её; как целую; как она тянется ко мне, выгибается, взволнованно дышит…

Тогда это была просто фантазия, а сейчас это всё происходило по‑настоящему, и всё, что было тогда, почти полностью совпадало с тем, что сейчас. Настолько было похоже, что меня на миг пробрало аж до мурашек. Будто это и не совпадение вовсе, и я тогда не фантазировал, а видел будущее: эту комнату, эту женщину, эти поцелуи.

Неужели то, что я увидел тогда, было не результатом моего воображения, а неизбежностью, которая ждала своего момента, чтобы случиться? Я на какое‑то время замер, прижавшись лбом к виску Тины – мой мозг отчаянно пытался понять: как такое возможно?

– Ари?.. – прошептала она с лёгкой ноткой тревожности. – Что с тобой?

Я не стал ничего объяснять. Просто снова прижал Тину к себе покрепче и поцеловал. А потом обхватил её за талию и приподнял. А она посмотрела на меня сверху вниз и улыбнулась – так как я люблю, так как умеет улыбаться только моя нежная и хрупкая Тина: с ямочками на щеках и с искорками в глазах.

Она улыбалась, а я краем глаза косился на её массивный стол. С виду крепкий. Должен выдержать.

– Это огромные деньги!

Здоровенный мужик крайне неприятной наружности навис надо мной так, что мне пришлось задрать голову. Злобное лицо с тяжёлыми надбровными дугами, выдающейся вперёд нижней челюстью и маленькими, глубоко посаженными, чёрными глазами подходило скорее разбойнику или портовому грузчику, но мужик был одет прилично, и, я бы даже сказал, с иголочки. На нём был дорогой тёмно‑серый кафтан, наглухо застёгнутый под горло, такого же цвета штаны, дорогой ремень с серебряной пряжкой и до зеркального блеска начищенные дорогие сапоги – очень похоже на форму какой‑то секретной имперской спецслужбы.

Мужик смотрел мне в глаза, не моргая, с откровенной неприязнью во взгляде и ждал. Через некоторое время ему надоело ждать, и он с раздражением произнёс:

– Мы и так слишком щедры: даём тебе такую гигантскую сумму там, где можно вообще не платить.

Я пожал плечами и заметил:

– Раз вы платите, значит, понимаете, что не заплатить не получится.

Мужик нервно дёрнул щекой и сжал кулаки так, что хрустнули костяшки.

– Будь моя воля, – прорычал он, – я бы вообще сдал тебя Императору, чтобы он тебя казнил!

– Твой удел – исполнять чужую волю, – ответил я спокойно. – Так что не умничай.

Мужика аж перекосило. Казалось, ещё секунда, и он бросится прямо на меня. Но нет, сдержался, лишь заорал:

– Да я тебе сейчас шею сверну за такие слова!

– Мне надоело смотреть, как ты пытаешься казаться страшным, – сказал я. – Давай уже определимся: или обсуждаем нормальную сумму, или расходимся. Выбирай.

Мужик покраснел, выпучил на меня свои маленькие глазки, немного попыхтел, но в итоге процедил сквозь зубы:

– Сколько ты хочешь?

– За такой риск? Не менее трёх миллионов золотых риалов.

У мужика аж глаза увеличились. Он выпучился на меня и, похоже, пытался понять, шучу я или нет, но потом до него всё же дошло, что не шучу, и он заявил:

– Таких денег ты не получишь.

– Тогда ищите другого исполнителя, за меньшую сумму я этот контракт не заключу.

И тут мужика переклинило окончательно. Он взревел, и голос у него стал низким, рвущимся, совершенно не человеческим. И почти сразу же его лицо начало меняться: кожа потемнела, сморщилась; челюсть вытянулась вперёд ещё сильнее, обнажая кривые заострённые зубы; глаза вспыхнули огнём в прямом смысле этого слова – внутри зрачков заплясали огненные языки. Руки его исказились и вытянулись, превратившись в костлявые лапы с чёрными изогнутыми когтями. И это жуткое существо вытянуло свои лапы к моему лицу и взревело:

– Тебе конец, Ферон!

Я подскочил как ошпаренный и сел в кровати, глубоко дыша и пытаясь понять, где нахожусь. Сердце билось глухо и тяжело, глаза потихоньку привыкали к полумраку.

Всё хорошо, я дома, в своей комнате. Вокруг темно, тихо и спокойно. И главное – запах. Привычный с детства лёгкий запах старого дерева, запах моего дома, моей спальни. Потихоньку я вернулся в реальность.

– Прекрасно, – пробормотал я. – Первая ночь дома, надеялся нормально выспаться… и нате вам.

Я провёл руками по лицу, пытаясь окончательно прийти в себя. Голова звенела после такого сна, как после удара кувалдой. Сны, в которых я был Фероном, снились мне довольно часто. Но обычно всякая ерунда: какие‑то обрывки, нелепые сцены, которые я забывал уже через минуту после пробуждения. Один раз приснилось, будто разговариваю с Виалорой, но наутро я уже даже её лица не мог вспомнить. В другой – от кого‑то убегал и прятался. Неясно от кого, неясно где. Пустые отголоски чужой жизни, чужой памяти.

Да и сейчас примерно та же картина: какой‑то мужик в непонятной форме, странный разговор, торг. Но ни где мы находились, ни что обсуждали – это всё было непонятно. Не назвал бы он меня в конце Фероном, я бы вообще подумал, что со мной тот мужик общается и мне за что‑то обещает дать денег.

Но нет, он общался не со мной. Впрочем, в том, что мне снились сны, где я Ферон, ничего необычного я не видел. Соблазнитель императрицы Виалоры был рядом – в этом же теле. Какая‑то связь у меня с ним точно имелась. Хранта же мне удавалось вызвать на подмогу у разлома и ранее в академии. Да и сразу после переноса в тело Разрушителя я же каким‑то образом назвал номер контракта Ферона.

Значит, имел я доступ к его памяти, просто не мог туда залезть просто по своему желанию. На стрессе как‑то один раз получилось, а потом, как отрезало. Может, он сам тогда помог и подсказал, а потом закрылся. Хотя… если это так, то что же получается, он всё видит и слышит, что я делаю? И Хрант тоже? Как я живу, что ем, с кем дерусь, как с Тиной…

И тут мне впервые захотелось избавиться от подселенцев. Очень неприятной оказалась мысль, что они видят и слышат всё, что я проживаю, словно смотрят непрерываемое реалити‑шоу. Но как от них избавиться, я не знал. Оставалось радоваться, что хотя бы не снятся сны Разрушителя. Вот где, наверное, полноценные кошмары были бы.

Я лёг обратно и уставился в потолок. После того как я встану, я почти сразу же забуду половину деталей нового сна – так было всегда. Но пока ещё память держала ощущения свежими, будто всё это произошло действительно со мной. И особо крепко в эту память врезалась услышанная сумма: три миллиона золотых риалов. Слишком уж внушительная цифра, чтобы её сразу забыть.

Интересно, если это был сон на основе реально пережитых Фероном событий, то о каком контракте шла речь? Неужели о том самом? В принципе логично. За что ещё можно требовать такие деньги, кроме как за соблазнение императрицы? Скорее всего, именно о том контракте и говорили.

Но вот заплатили ли Ферону эту сумму? Контракт он выполнил – это факт. Но получил ли он деньги? Должен был. Номер контракта ведь у меня не просто так спрашивали… Значит, был он. На какую сумму – это уже вопрос. Может, меньше, но всё равно немало – неприятный мужик изначально во сне говорил о больших деньгах.