Император сидел на троне — высокий, прямой, в тёмном повседневном камзоле без украшений, стянутом у горла простой застёжкой. На лице — строгая непроницаемая маска величия, в уголках глаз — усталость, которую могли заметить лишь те, кто знал Императора много лет.

Советники подошли почти к самому трону и молча поклонились в пояс. Император какое-то время смотрел на них, затем негромко сказал:

— Я тщательно обдумал все ваши доводы. Во многом вы правы.

Затем он выдержал паузу, как будто принимал окончательное решение, и продолжил:

— Хорошо. Я согласен. Начинайте искать.

Морлин едва заметно выдохнул, не меняя выражения лица. Арбеллан улыбнулся. Оба были несказанно удивлены, что всё разрешилось так быстро и так хорошо. И оба понимали: работы теперь предстоит — непочатый край.

В кабинет директора я прибыл к десяти, как договаривались. Целитель Таливир был уже там. Я его видел раньше, но никогда с ним не соприкасался — на занятиях и поединках курсантов работали обычные лекари. Таливира привлекали только в особых случаях: когда случалась нештатная ситуация и кто-либо получал совсем тяжёлые ранения. Ещё он преподавал на факультете лекарей — в академии и такой имелся.

Внешне Таливир мало напоминал целителя: невысокий, коренастый, с крепкой шеей и руками, с суровым лицом он больше был похож на боевого мага — на того, кто калечит и убивает, а вовсе не на того, кто спасает жизни. И выглядел он довольно молодо для своего уровня — лет на тридцать пять, не больше. Хотя, как и у любой другой сильный маг, Таливир вполне мог выглядеть намного моложе, чем он есть на самом деле.

Что там директор ему сказал и как объяснил просьбу — я не знал, но целитель был готов ехать со мной. Директор сообщил, что экипаж нас уже ждёт, протянул Таливиру бумагу — ту самую, которую я накануне написал и не подписал — и напомнил, что вернуться целитель должен с моей подписью. На том и расстались.

До самого госпиталя мы ехали молча. Таливир не задал ни одного вопроса — ни о состоянии брата, ни о характере ранения. Он просто смотрел в окно, и всё. Ну а я не стал лезть первым: приедем — всё увидит сам. Так как теперь я уже знал, в какой проулок нам нужно сворачивать, то кучер довёз нас до самой лечебницы и остановил лошадь прямо у ворот госпиталя Вирена-благодетеля. У самого входа.

Покинув экипаж, мы с целителем вошли на территорию госпиталя и подошли к охраннику.

— Мы в северное крыло, — сказал я ему.

Охранник посмотрел на меня пустым взглядом человека, которому на всё давно наплевать, и молча махнул рукой. И мы с Таливиром направились к нужному нам зданию.

На первом этаже северного крыла нас встретила сестра милосердия. Почти такая же, как была вчера: молоденькая, миленькая, но с очень усталым и грустным лицом.

— Вы к кому? — спросила она, растерянно глядя на моего спутника, явно принимая его за важного человека.

— К Эрлонту Оливару, — ответил я и направился к лестнице.

Целитель пошёл за мной, а сестра милосердия лишь кивнула, давая понять, что она абсолютно не против. Мы поднялись на третий этаж и прошли в палату брата. Когда вошли в неё, и Эрлонт меня увидел, его глаза расширились от удивления: второй день подряд он меня точно не ожидал увидеть.

— Ари?.. — растерянно пробормотал брат. — Ты чего…

Я не дал ему договорить и быстро всё объяснил:

— Моя академия пошла навстречу нашей семье и выделила для тебя лекаря. У уважаемого целителя Таливира — необходимый седьмой уровень, и он сейчас тебе поможет.

После чего я повернулся к лекарю и сказал:

— Это мой брат Эрлонт.

Брат в это время растерянно смотрел то на меня, то на целителя, словно не осознавая до конца, что происходит. А потом улыбнулся — искренне, радостно, будто наконец-то понял, что совсем скоро он будет здоров и отправится домой. Но потом вдруг радость сменилась чем-то другим — какой-то тревогой. Эрлонт опустил взгляд, и мне показалось, что он борется с собой. В итоге брат вздохнул и произнёс:

— Ари… ты даже не представляешь, что это для меня значит, как я ценю твою заботу, и как хочу поехать домой, но…

Брат ненадолго замолчал, было видно, что слова даются ему с огромным трудом.

— Но я могу ещё подождать, — продолжил Эрлонт. — Я дождусь лекарей из столицы, а вот Тиор… он не дотянет. Он со вчерашнего утра без сознания. Ему совсем плохо. Если можно…

Эрлонт замолчал, потом собрался и выдохнул:

— Если можно, пусть целитель, вместо меня вылечит Тиора.

Признаться, я растерялся — такого я не ожидал. При этом я оценил поступок брата — это было достойно, и хоть Эрлонт был мне, по сути, чужим человеком, было приятно понимать, что меня забросило в семью не просто к хорошим людям, а к очень хорошим. Мало кто на месте Эрлонта поступил бы так же.

Но в глубине души, конечно, кольнуло — ведь я знал, что столичный лекарь сюда не приедет никогда. И всё это значит, что Эрлонт, скорее всего, никогда не вернётся домой. А хотелось и брата спасти, и родителей порадовать. И ведь всё для этого сделал… но нет. И по лицу Эрлонта было понятно, что решение он не изменит. И это было достойно уважения.

— Господин целитель, — обратился я к Таливиру. — У нас замена. Вместо моего брата нужно вылечить его товарища. Мы же можем так сделать?

— Можем, — коротко ответил целитель, и это были первые слова, что я от него услышал с того момента, как мы вышли от директора.

После этого Таливир внимательно посмотрел на меня — прямо в глаза. И, похоже, я не успел спрятать свою растерянность, так как целитель покачал головой и произнёс:

— Вылечу обоих, — спокойно сказал он. — Где тяжёлый?

А вот это было неожиданно. И очень приятно.

— Тиор в соседней палате, — ответил тут же Эрлонт и начал подниматься с кровати. — Я отведу. Благодарю вас, господин целитель!

Я помог брату подняться, подал ему костыли, и мы пошли к его товарищу. За нами последовали соседи брата по палате, не скрывая завистливых взглядов.

Тиор лежал в дальнем углу палаты, свернувшись калачиком — неподвижный и бледный, как мел. На грудь и живот его были наложены плотные, пожелтевшие от сукровицы повязки. Вид у бедняги был такой, будто жизнь его держалась в буквальном смысле на волоске. В палате находилось ещё трое больных, которые уставились на нас, не понимая, что происходит.

Таливир подошёл к Тиору, поставил свой лекарский чемоданчик на подоконник, склонился над раненым и поднёс ладонь к его лбу. Несколько мгновений стоял неподвижно, сосредоточенно. Потом медленно повёл руку к груди, к животу. После чего взгляд целителя стал совсем мрачным, и он сказал:

— Стул принесите.

Я быстро подхватил стул, стоявший у двери, и поднёс к Таливиру. Целитель сел на него и произнёс:

— Помоги уложить его ровно на спину. И надо снять повязки. Осторожно.

Обращался он явно ко мне, поэтому я поспешил помочь.

Я осторожно перевернул Тиора и уложил его ровно на спину, помог целителю снять повязки и бинты. Снимали слой за слоем — они липли к коже, пропитанные кровью и чем-то чёрным, каким-то маслом, видимо, лечебным. Когда сняли последний, я отступил на шаг и аж содрогнулся. Зрелище было жутким. Живот — одна сплошная рана. Кожа местами как будто обуглена, а вокруг этой страшной раны — тонкая сеть фиолетовых прожилок, расходящихся во все стороны. То самое магическое заражение. Оно уже добралось до шеи и плеча. И я, глядя на это всё, понял: без Таливира парень не доживёт до утра. И Эрлонт это тоже понимал.

Целитель тем временем опустил руки на колени, закрыл глаза и несколько мгновений просто сидел неподвижно, будто слушал самого себя. Потом медленно провёл ладонями вдоль тела — от плеч до груди, от груди к запястьям — словно очищая их от чего-то невидимого. Воздух вокруг чуть дрогнул, и я почувствовал, как в палате стало будто теснее, стало тяжелее дышать.

А на кончиках пальцев Таливира замерцали тонкие голубоватые искры. Они вспыхивали и гасли, а когда их стало совсем много, целитель выдохнул и поднял руки ладонями вниз. Свечение пошло по рукам — от ладоней к плечам, и лекарь занёс руки над грудью Тиора.