– Добрый день, господин! Могу я узнать ваше имя?

– Аристарн Оливар, – ответил я.

Лицо лакея стало ещё более счастливым, словно он всю жизнь только меня и ждал.

– Прошу пройти со мной, – сказал он и на всякий случай ещё и жестом пригласил следовать за собой.

Я проследовал, вошёл в здание и осмотрелся. Красиво, богато, дорого: просторный зал, светящийся отражениями в хрустальных люстрах, ковры цвета старого вина, зеркала в тяжёлых рамах, бронзовые канделябры. По залу скользили безупречно одетые официанты, неся блюда на серебряных подносах. На столах позолоченные вазы с фруктами, дымящиеся блюда, сверкающие бокалы. Воздух был наполнен ароматом изысканных блюд, вин и лёгких благовоний.

За столами сидели состоятельные и знатные господа и дамы в жемчугах и мехах. Где‑то в углу негромко звучала арфа, к ней вплетались лёгкие звуки флейты. Музыка казалась настолько ненавязчивой, будто растворялась в воздухе.

Мы пересекли этот зал, миновали арку, ведущую в боковой коридор, затем лакей открыл передо мной высокую дубовую дверь, за которой начиналась широкая лестница.

– Прошу, за мной, господин. На третий этаж, – сказал он, жестом указал наверх и оправился туда первым.

Я поднялся следом. На каждом пролёте стояли вазы с живыми цветами, пахло розовым маслом и дорогим деревом. Третий этаж представлял собой анфиладу дверей – каждая вела в отдельные комнаты, скорее даже вип‑залы для закрытых встреч – роскошные, уединённые, предназначенные для переговоров и встреч, о которых потом не рассказывают.

Мой провожатый открыл одну из дверей и почтительно произнёс:

– Ваш стол готов, господин Оливар. Прошу.

Я вошёл. Лакей вежливо поклонился и, не издав ни звука, исчез, закрыв за собой дверь. А я осмотрелся. Комната оказалась просторной, с высоким сводчатым потолком и окнами, занавешенными золотистым шёлком. Свет, проходя сквозь ткань, окрашивал воздух в тёплый янтарный тон. В больших фарфоровых вазах по углам стояли букеты роз, наполняя воздух ароматом.

В центре стоял круглый стол, буквально ломившийся от изысканных яств: жареные фазаны с пряными травами, оленина с брусничным соусом, запечённый осётр, фаршированные перепела, ломти какого‑то вяленого мяса, корзины с горячими булочками, от которых тянуло сливочным запахом, подносы с фруктами, сладкий пирог, яблоки в карамели и ещё куча всего по мелочи, пирожки, какие‑то рулетики, кувшины с вином и фруктовой водой.

Накормить этим всем можно было человек десять, а то и двадцать. И глядя на это изобилие, я сразу же понял, что страшно хочу есть. И это было логично: у меня за плечами был энергозатратный поединок, пробежка до города, а последним приёмом пищи был завтрак.

Я присел в тяжёлое кресло с резной спинкой, бросил взгляд на настенные часы. Ровно три. Успел. А потом я снова взглянул на стол. Логично было дождаться Тину, но не брошусь же я жрать сразу, как она придёт. А есть уж очень хотелось. И я решил немного пощипать стол.

Съел пару мясных рулетиков, кусок оленины и пирожок с какой‑то непонятной начинкой, но вкусный. Червячка, как говорится, заморил. Запил это всё водой, выдохнул и понял, что теперь ждать намного веселее. Но ждать не пришлось – дверь тихо отворилась, и в комнату вошла Тина. И как же она была хороша!

На Тине было длинное платье цвета тёмного вина, гладкое, струящееся, полностью открывающее плечи. Оно облегало фигуру, подчёркивая тонкую талию и плавные линии бёдер, а глубокое умопомрачительное декольте оставляло ровно столько для фантазии, чтобы дыхание сбилось, но приличие ещё можно было сохранить. Чтобы взгляд скользнул туда, да там и застрял.

Тонкая цепочка на шее, серьги‑капли, лёгкий совершенно волшебный аромат и просто уводящая в нокаут улыбка. Та самая улыбка, которая встречала меня каждый вечер, когда я приходил к Тине по вечерам – лёгкая, ласковая, пробирающая до мурашек.

И я снова испытал когнитивный диссонанс – уже второй раз за день с этой женщиной. Вся эта роскошная обстановка упорно напоминала мне, что я встречаюсь с госпожой Тианелией Морисаль – грозной проверяющей из столицы, представительницей влиятельнейшего рода. Но на пороге стояла Тина – нежная, хрупкая, до невозможности женственная, та, с которой я проводил волшебные ночи и о которой в последнее время думал слишком часто.

Я поднялся. Она подошла ко мне, улыбнулась. Нежно, с той самой волшебной искоркой, и тихо сказала:

– Поздравляю, мой герой.

И, не дав мне ответить, обняла меня. И поцеловала.

Поцелуй был долгим и горячим. Её руки обвили мою шею, скользнули по моим плечам, я почувствовал запах её духов и страсть, что исходит от неё. Пока ещё скрытую, но готовую вырваться наружу. Я обнял её в ответ и прижал к себе. И поймал себя на мысли, что запах этой женщины, её тепло и улыбка действуют на меня сильнее любых чар.

А может, это и были чары? Вполне возможно, что без них не обошлось. Хотя кто бы говорил – сам начал отношения с Тиной при помощи магии Ферона. Впрочем, какая теперь уже была разница? В минуты близости эта женщина сводила меня с ума, а такое дорого стоит. Поэтому не стоило забивать себе голову всякой ерундой.

В конце концов, всё, что меня в данный момент действительно волновало – это где находится застёжка у её платья.

– Помоги мне, пожалуйста, застегнуть платье.

Тина стояла у окна, спиной ко мне, и мягкий свет, проходивший сквозь золотистую ткань занавесей, ложился на её кожу тонким сиянием. Её волосы были собраны на одну сторону, открывая гладкую, тонкую линию шеи и изящные лопатки. Я подошёл ближе. Шаги по ковру звучали едва слышно, но она уловила их и замерла. Не обернулась, лишь слегка откинула голову, приоткрыв шею.

На мгновение я даже остановился – слишком красиво, чтобы не задержать взгляд. Затем поднял руки и осторожно коснулся ткани – гладкий шёлк был прохладен, а под ним ощущалась её тёплая кожа. Тина стояла неподвижно, только плечи слегка вздрогнули от моего прикосновения.

Застёжка тянулась по спине тонкой цепочкой: крошечные пуговицы, капризные, словно нарочно сделанные, чтобы мужчина возился дольше. Я принялся за дело. Пальцы двигались медленно, пуговицы не слушались. Но одну я таки победил. Вторую, третью… Каждая петля застёгивалась с усилием, но справился я довольно быстро.

На последней пуговице я задержался – ближе к шее, там, где её тонкий изгиб переходил в плечи. Невольно провёл кончиками пальцев по коже: едва заметное движение, но Тина снова вздрогнула, словно была на взводе.

– Готово, – тихо сказал я, непонятно кому: ей или себе.

Тина обернулась, чуть приподняв подбородок. На губах играла улыбка – та самая, с волшебными искорками, из‑за которых моё сердце начинало биться чаще.

Я поднял с ковра свой жилет. Надевая его, бросил короткий взгляд на диванчик у стены и невольно усмехнулся. Удачно поставили. И место выбрано идеальное, и подушки мягкие – явно не для того, чтобы ждать подачи десерта. Всё в этой комнате было продумано заранее, до последнего штриха.

Страсть между нами вспыхнула, как огонь от искры: мгновенно, без промедления, без слов. Всё началось прямо у порога, а закончилось на этом самом диванчике. И вот теперь она стояла передо мной, поправляя волосы и платье. Спокойная, собранная, словно ничего не произошло. Только лёгкий румянец на щеках напоминал о том, что было. Я застегнул жилет, тоже привёл себя в порядок, и когда наши взгляды снова встретились, она, улыбнувшись, сказала:

– Попробуем ещё раз. Поздравляю!

– Ещё раз благодарю, – ответил я.

– Думаю, нам стоит сесть за стол и начать отмечать твою победу. Пока горячее не остыло полностью.

– Горячей еде я всегда предпочту горячую женщину, – заметил я.

На это Тина расхохоталась и сквозь смех произнесла:

– Мне ещё никогда не делали таких комплиментов – в виде сравнения с едой. Ты не перестаёшь меня удивлять.