Я вошёл в обеденный зал ровно в семь, но родные уже сидели на своих местах, словно специально пришли раньше. От этого я ощутил лёгкую неловкость, будто опоздал.

Отец сидел во главе стола, мать — рядом с ним, сестра — напротив. А вот брата не было, и это меня удивило. Эрлонт всегда занимал место по правую руку от отца и редко пропускал семейные ужины. Ладно, в момент моего приезда его могло не быть дома — дела. Но он не явился и к ужину. Это было странно. Впрочем, память Ари подсказывала: брату уже двадцать пять лет, а значит, у него вполне могли быть какие-то дела, из-за которых он был в отъезде.

Стол уже был накрыт. На нём стояли глиняные миски с какой-то похлёбкой, тарелка с тушёной капустой, блюдо с большими кусками варёного мяса, серый хлеб — всё просто и скромно, без изысков, для дворянского дома даже бедно. Но тут уж ничего не поделаешь.

Я вспомнил, что обучение в академии было платным и весьма недешёвым. Немало золота уходило на то, чтобы Ари мог сидеть за партой рядом с отпрысками богатых родов. Похоже, семья едва сводила концы с концами, чтобы оплатить учёбу младшего сына.

Мои размышления нарушил скрип двери — в зал вошла служанка с подносом. Она быстро подошла к столу и поставила на его середину большое блюдо с пирогом, — явно испечённым в честь моего приезда. Память Ари подсказала, что пирог должен быть с грибами и куропатками, в крайнем случае с курицей — одно из любимых блюд младшего Оливара.

Поставив пирог, служанка слегка преклонила голову и поспешила быстро уйти. Тем не менее я успел её рассмотреть: молодая, лет восемнадцати — двадцати, симпатичная, фигуристая. И что интересно, при её виде внутри у меня что-то ёкнуло — для Ари это была не просто служанка, что-то там было ещё. Неужели молодой Оливар крутил роман с прислугой? Этого мне только не хватало.

Придётся расстроить девушку. Расстроить Нолу — услужливо подсказала память. Но при этом память не выдавала никаких воспоминаний об отношениях Ари и Нолы. Может, эта девушка ему просто нравилась? Если так, то это нормально. Я младшего Оливара очень даже понимал — мне симпатичная и фигуристая служанка тоже приглянулась. Я даже на секунду представил… но тут же одёрнул себя. Нет. Нельзя. Дома — ни-ни. Не стоит давать волю Ферону. На стороне — пожалуйста. Но не здесь, не с теми, кто ежедневно кланяется твоим родителям и накрывает на стол.

Когда за служанкой закрылась дверь, отец подал условный сигнал к началу трапезы — пожелал всем приятного аппетита, а мать принялась нарезать пирог. Я первым делом принялся за похлёбку: зачерпнул ложку и отправил в рот. Вкус оказался неожиданно хорошим. Возможно, с дороги, но тем не менее.

Ну а пирог оказался выше всяких похвал, и тут уж дорога была ни при чём — не зря этот пирог был любимым блюдом Ари. Я навалился на него, будто неделю не ел. И даже не сразу понял, что отец у меня что-то спросил.

— Чем ты планируешь заниматься, пока будешь дома? — повторил отец свой вопрос.

Пока я думал, что ответить, вместо меня это сделала мать.

— Торлин! — громко произнесла она, всплеснув руками. — Мальчику надо хотя бы пару дней дать отдохнуть! А потом уже задавать такие вопросы.

Отец не стал с ней спорить, а я поспешил сменить тему и спросил:

— А где Эрлонт? Почему он не вышел к ужину?

И в ту же секунду я заметил, как все напряглись. Мать отвела взгляд, сестра опустила голову, отец чуть нахмурился, но тем не менее ответил ровным голосом, будто ничего особенного и не случилось:

— Эрлонт в отъезде. По делам уехал в Криндорн. Скоро вернётся. С ним всё хорошо.

Отец сделал особый упор на последнюю фразу, а ведь я просто спросил, где брат. Похоже, до «хорошо» там было далеко, учитывая, как все отреагировали на мой вопрос. Но сейчас тему развивать явно не стоило, поэтому я молча кивнул и продолжил уплетать пирог.

— А ты расскажешь нам про академию? — спросила через некоторое время сестра. — Чему ты ещё научился?

— Расскажет, — снова ответила вместо меня мать. — Но после десерта. Не отвлекайте Ари вопросами, дайте мальчику поесть домашнего.

Сестра умолкла, а мать позвала прислугу — видимо, хотела сказать, чтобы подавали десерт. Однако сказать она ничего не успела, вошедшая в обеденный зал Нола открыла рот раньше.

— Прибыли люди барона Бильдорна, — сказала служанка. — Стоят у ворот и требуют господина Торлина.

Лицо у Нолы было напряжённым, голос взволнованным: похоже, визит людей барона ничего хорошего не сулил. Это и по моим родным стало понятно: они все напряглись, особенно отец. Он положил ложку, нахмурился и сказал:

— Передай им, что я сейчас подойду.

Голос отца при этом остался спокойным, он не спеша встал из-за стола. Я тоже поднялся, отодвинув стул.

— А ты куда? — резко спросил отец.

— С тобой, — ответил я.

— Позвали только меня. Значит, хотят говорить только со мной.

— Ничего страшного, переживут, — твёрдо сказал я, на корню пресекая попытки отца оставить меня за столом. — Я имею право пойти и посмотреть, кто припёрся к нам домой так поздно и без приглашения.

В глазах отца мелькнуло раздражение, но довольно быстро оно сменилось на другую эмоцию — похоже, даже на уважение. Он понял: спорить бесполезно, и махнул рукой — мол, делай, что хочешь. Однако мать так легко сдаваться не собиралась.

— Останься, сынок, — попросила она. — Не ходи.

Это мне уже совсем не понравилось — сразу же появилось какое-то нехорошее предчувствие, и я окончательно решил, что пойду.

— Мы быстро, — пообещал я, после чего мы с отцом покинули обеденный зал, оставив мать, сестру и служанку в тревожной тишине.

На выходе из дома нас ждал садовник с факелом, готовый проводить нас к воротам, освещая путь, так как было уже темно, а освещение в имении на ночь не включалось даже на главной дорожке. Может, экономили, а может, всё давно вышло из строя. Так или иначе, мы двинули к воротам: впереди шёл Скурт с факелом, за ним — мы с отцом.

Экипаж, на котором прибыли люди барона, стоял у самых ворот — дорогой, лакированный, с фамильным гербом Бильдорнов на дверцах. Лошади были ухоженные, упряжь блестела. Возле экипажа, скрестив руки на груди, стоял мужчина лет тридцати. Лощёный до безобразия: волосы зачёсаны назад с блеском, выбрит идеально, на лице — тонкая ухмылка. Само лицо неприятное: скользкое, с маленькими глазками, похожими на бусины. Одет приехавший был щегольски, с иголочки. Всё это смотрелось вызывающе, как будто всем своим видом этот посланник барона говорил: «смотрите, какой я важный».

— Приветствую вас, господин Торлин, — протянул хлыщ, лицемерно улыбнувшись, и еле заметно склонил голову.

Посланник барона был простолюдином, поэтому ему пришлось выполнять все формальности, обращаясь к дворянину, но в его голосе не было ни капли почтения.

— Что тебе нужно, Фиркан? — спросил отец с явным раздражением, не удостоив хлыща даже приветствием.

— Мне ничего от вас не нужно, господин Торлин, — неприятно ухмыльнувшись, ответил Фиркан. — Я приехал, чтобы передать вам послание барона Бильдорна.

— Что нужно от меня барону?

Хлыщ ухмыльнулся, его неприятная лицемерная улыбка стала ещё шире.

— Завтра в полдень, семья Оливар должна прислать мужчину для суточного дежурства у разлома под владениями барона Бильдорна, — произнёс он, растягивая слова.

Несмотря на плохое освещение факелом, я заметил, как отец после этих слов побледнел.

— Какое ещё дежурство? — спросил он резко. — Три недели назад мой старший сын пострадал во время такого дежурства. Герцог лично освободил нашу семью от этих обязанностей до конца года.

Фиркан театрально развёл руками и произнёс:

— Герцог передумал. Народу мало, все отлынивают, никто не хочет выполнять свой долг, поэтому любые освобождения аннулированы.

— Но как же так… — только и смог произнести отец.

— Род Оливар обязан отправлять своего представителя для дежурства у разлома по первому же зову барона Бильдорна, но не чаще двух раза в месяц. В этом месяце за вами ещё одно дежурство, — сказал Фиркан и, чуть подавшись вперёд и мерзко ухмыльнувшись, добавил: — Иначе барон будет вынужден доложить герцогу, что род Оливар не исполнят приказ его сиятельства.