Но Элтор не дал передышки сопернику. Он провёл ещё две атаки: быструю струю пламени и удар жаровой волной. Земляной отразил и их, но держался он уже из последних сил. Его щит был весь в трещинах, камень под ногами раскалился докрасна. В зале все уже понимали, что исход поединка решён – вопрос лишь когда именно упадёт маг земли: во втором раунде или в третьем?

Но огневик, похоже, не хотел переводить решение вопроса в третий раунд и предпринял очередную атаку – финальную в этом раунде вне зависимости от её исхода, так как время подходило к концу. Элтор поднял обе руки и резко выбросил их вперёд, открытыми ладонями в сторону соперника. Удар получился прямой, как удар молота. На арену хлынул поток не пламени, а чистого жара – белого, ослепляющего.

Это уже был не огонь, а перегретая плазма, горящий воздух, от которого всё на арене стало белым и горячим. Щит Ильса смог и этот поток перевести в землю, но сам не выдержал: треснул, рассыпался пылью и исчез. Камень под ногами земляного уже наполовину оплавился, воздух вокруг него дрожал. Дышать стало тяжело даже на трибунах, несмотря на установленные вокруг арены барьеры. Страшно представить, что ощущалось на ней самой. Песок там уже плавился в стекло, зачарованная форма земляного уже дымилась. Казалось, всё, ему конец.

Но Ильс не сдавался, он ударил ногой по своей каменной платформе, та с глухим треском развалилась, и маг земли шагнул прямо на плавящийся песок. Он встал на одно колено, прижал ладони к земле и что‑то быстро прошептал. Тут же раздался глухой, низкий звук, будто по арене снизу ударили гигантским молотом.

Земля под ногами у бойцов задрожала, даже на трибунах ощутилась вибрация. Песок на арене пошёл рябью. Это был «глухой откат» – одно из редких заклятий магии земли, когда вся энергия противника вбирается в толщу грунта, копится там, а потом, при критическом насыщении, вырывается наружу. Причём вырывается там, где укажет земляной маг.

Песок под Элтором начал вспучиваться и… взорвался. Прямо под ногами огневика из пола арены вырвался столб пара, дыма, песка и огня. Беднягу Элтора подкинуло вверх метров на пять. Его прокрутило в этом столбе как тряпичную куклу, и, как по мне, просто чудом не разорвало на части.

Ильс резко поднял руку, и всё мгновенно стихло. Вихрь осел, пламя погасло, а Элтор с грохотом рухнул на арену, прямо на гладкий серый слой блестящего стекловидного камня, ещё недавно бывшего песком. Огневик попытался подняться, но руки дрожали, сил у него не осталось.

А земляной сделал ещё один резкий взмах рукой, и из песка Элторао выстрелили десятки каменных кольев, образовав круг. Никто не сомневался, что в настоящем бою колья вылезли бы в центре – прямо под противником. Судья в этом тоже был уверен, поэтому он поднял руку и объявил конец поединка, фиксируя победу мага земли.

Публика взорвалась аплодисментами. Ильс сразу же резким жестом убрал колья, подошёл к Элтору и подал руку. Тот принял её без лишних слов и поднялся. Хороший получился бой. Достойный старта выпускного турнира.

Арену после первого боя приводили в порядок минут пятнадцать сразу несколько магов земли – их товарищ по стихии хорошенько её разнёс. Толпа всё это время гудела, обсуждая только что закончившийся поединок, а я уже ждал, когда вызовут меня. Морально готовился к бою.

Главное – держать себя в руках, не психануть, не переборщить, не размазать барончика по арене в прямом смысле этого слова. Победить – да. Унизить – обязательно. Убить – крайне нежелательно. Не то чтобы жалко, просто попробуй потом объясни комиссии и семье Фраллена, что это вышло случайно.

Когда арена была готова, на неё снова вышел ведущий, и его голос, усиленный заклинанием, разнёсся по всему амфитеатру:

– Поединок номер два! Дарис Фраллен против Аристарна Оливара!

Тут же последовали аплодисменты, но довольно вялые. Барончика, похоже, в академии не любили, а я для большинства оставался загадкой. Тёмная лошадка: интерес есть, симпатии нет. Чего такому хлопать?

Я поднялся со своего места, прошёл по узкому проходу между рядами и вышел на арену. Под ногами хрустел песок, свет бил прямо в глаза, а шум трибун немного дезориентировал. Внутри всё было иначе, чем казалось снаружи.

С этой точки – с середины арены я вдруг остро ощутил себя не курсантом, а гладиатором, вышедшим биться толпе на потеху. Только вместо цепей – форма, вместо меча – стихия. Очень похоже на самом деле. Хотя, если уж выбирать аналогии, я предпочёл бы сравнение с рыцарем. Звучало благороднее, и дама сердца какая‑никакая на трибуне сидела. Можно было в духе рыцарей ей победу посвятить. Однозначно ощущать себя рыцарем было приятнее, чем рабом‑гладиатором.

Я невольно усмехнулся и посмотрел на вип‑ложу, ища глазами свою даму сердца. Она сидела неподвижно, и её глаза были прикованы ко мне. Она даже не моргала и была заметно напряжена. Переживала. Наши взгляды встретились, я улыбнулся. Тина ответила мне тем же. И я ощутил, как это, оказывается, приятно – знать, что кто‑то в этом огромном зале за тебя волнуется.

Затем я перевёл взгляд на старшего Фраллена. Тот сидел с видом победителя, точнее, с видом отца победителя. С полной уверенностью, что всё будет так, как ему хочется. Он даже не сомневался, что его сын сейчас покажет всем собравшимся, как надо драться. И как же они были похожи с младшим: та же самодовольная ухмылка, тот же взгляд человека, уверенного в исходе задолго до начала.

– Курсанты готовы?

Вопрос судьи вернул меня на арену.

– Да, – ответил я.

А барончик даже не удосужился ответить вслух – просто кивнул.

– Курсант Фраллен перед поединком заявил о желании использовать амулет защиты от ментального воздействия и сдал его на проверку, – объявил судья. – Амулет признан допустимым и может быть использован.

После этих слов ассистент судьи вынес на бархатной подушке серебряную цепочку с массивным кулоном, похожим на чёрную каплю. С трибун послышался свист и смешки – похоже, использование подобных хитростей здесь не одобрялось.

У барончика от такой реакции трибун дёрнулась щека, но он справился с эмоциями и изобразил дежурную ухмылку, будто доказывая всем вокруг, что ему плевать на насмешки. Фраллен взял амулет и нацепил его себе на шею.

Я же, наоборот, свой снял и по правилам на время поединка передал судье. Тот принял его, выдержал пятисекундную паузу и громко произнёс:

– Начать поединок!

И тут же прозвучал гонг, давая старт отсчёту времени.

По правилам мы должны были пожать друг другу руки, но это было формальностью, поэтому никто из нас даже не подумал об этом. Наказания за отказ не предусматривалось, тем более за обоюдный, поэтому мы лишь обменялись презрительными взглядами. Приветственными презрительными взглядами, если уж быть совсем точным.

Перед тем как занять стойку, я ещё раз посмотрел на вип‑ложу и перехватил два взгляда: с одного края ложи – тревожный, полный ожидания взгляд Тины, с другого – холодный, уверенный и тоже, как и у сына, презрительный взгляд старшего Фраллена.

Тина была взволнована, отец барончика – совершенно спокоен. Он ухмылялся и, казалось, уже видел, как его сын стоит с поднятой рукой над поверженным противником. Ну что ж, надо постараться и сделать так, чтобы в течение трёх минут выражение этой холёной морды кардинально поменялось.

Фраллен не стал терять времени, он сразу же поднял обе руки, развернул ладони наружу, и воздух вокруг него быстро потемнел, напитавшись влагой. Из этой влаги почти сразу родился туман, закрутился воронкой и сомкнулся вокруг барончика. За несколько секунд всё это превратилось в плотный водный купол – прозрачный, многослойный, тяжёлый. Фраллен усилил его ещё двумя дополнительными слоями: внешним, чтобы отражал удары, и внутренним, чтобы гасить их силу. По поверхности купола пробежали холодные искры – признак того, что купол насыщен заклинаниями под завязку.