– Мне нужно, чтобы ваш отец, как глава попечительского совета академии, предоставил мне все документы, связанные с суммами, которые меценаты и благотворители жертвовали этому заведению.
Барон откинулся на спинку и, усмехнувшись, сказал:
– Отец на это никогда не согласится.
– Дарис – ваш старший сын и главный наследник. Надежда рода. И явно любимый внук.
– До сегодняшнего позора, – мрачно бросил барон.
– Позор забудется, – напомнила Тианелия. – А документы останутся. Если, конечно, их сейчас правильно и быстро оформить. Вы же понимаете, барон, как важно всё делать вовремя. В том числе и аннулирование результата поединка. Потом, даже если результат отменят, задним числом диплом никто не выдаст. Придётся год учиться. Со всеми вытекающими.
Барон недовольно скрипнул зубами и произнёс:
– Вы на меня давите.
– На вас давят обстоятельства, – мягко сказала проверяющая. – Я думаю, Дарису сегодняшнего урока хватит на всю жизнь, он его надолго запомнит. А ещё год в академии для него точно на пользу не пойдёт.
– Запомнит, – мрачно произнёс барон. – Ещё как запомнит. Такой позор, что мне самому отмыться хочется после этого. Можете не сомневаться, дома он получит по полной. Наказание будет максимальным.
– Проигрыш не повод для наказания, – сказала Тианелия. – А вот другой эпизод – вполне.
– О чём вы?
Вместо ответа, проверяющая достала из сумки три аккуратно сложенных листа и подала Фраллену.
– Что это? – спросил тот.
– Объяснительные Дариса и двух его друзей, в которых они признаются, что в результате некрасивого и опасного розыгрыша чуть не убили курсанта Оливара.
– Чуть не убили?
– Да вы почитайте, думаю, почерк сына вы узнаете.
– Узнаю, – пробурчал Фраллен и принялся читать объяснительные.
Через пару минут он положил их на сидение и заявил:
– Я слышал о конфликте между Дарисом и этим Оливаром, но не знал, что всё было так.
– Теперь знаете, – сказала проверяющая. – А объяснительные можете оставить себе на память. Мне они не нужны, я решила не отражать этот эпизод в своих отчётах.
– Благодарю вас, это очень любезно с вашей стороны, – произнёс барон, аккуратно сложил листы и убрал их в карман. – А с Дарисом будет не просто серьёзный разговор, вы уж мне поверьте.
– Охотно верю, но как бы он ни провинился, думаю, диплом ему стоит вручить в этом году.
– Хорошо, – тяжело вздохнув, сказал Фраллен. – Я поговорю с отцом. Попробую его уговорить.
– Я нисколько не сомневаюсь в том, что у вас всё получится, и завтра к девяти утра я жду от вас нужные документы.
– Вы шутите?
– К сожалению, нет. Выдача дипломов состоится уже послезавтра, у нас с вами очень мало времени.
– Но это мне тогда надо прямо сейчас выезжать в имение отца и гнать лошадей без остановки. А потом сразу назад, в ночь.
– В ночь можно отправить и посыльного, – мягко заметила Тианелия. – У нас с вами нет времени, барон.
– Хорошо, я сделаю всё, что в моих силах, – пробурчал Фраллен.
Тианелия довольно кивнула и сказала:
– Ещё я хотела поговорить о сопернике вашего сына.
– Что именно вас интересует? – уточнил барон.
– Ваши планы относительно него.
– С этим щенком будет особый разговор, – заявил Фраллен.
– Ответ неправильный, – улыбнувшись, произнесла Тианелия. – Курсант Оливар сотрудничал с моим департаментом во время проверки. И не только по этому эпизоду. А ещё по моей личной просьбе он не стал писать жалобу на Дариса в департамент образования.
– Фраллены не прощают такой наглости, которую этот сопляк позволил себе на арене. – мрачно сказал барон. – Если бы он просто победил, у нас не было бы к нему вопросов. Но он нарушил негласный закон выпускников, да ещё и унизил Дариса, хотя мог просто победить. Ему однозначно придётся за это заплатить.
Тианелия покачала головой и возразила:
– Нет, не придётся. Когда курсант Оливар согласился на сотрудничество, я дала ему слово, что проблем у него из‑за этого не будет. Официально я не могла дать гарантий, поэтому пришлось дать их от имени моей семьи.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил барон.
Госпожа Тианелия посмотрела Фраллену прямо в глаза и ответила:
– Я хочу сказать, что курсант Оливар находится под защитой рода Морисаль. Мне нужно объяснять, что это значит?
Барон скривился и процедил сквозь зубы:
– Не нужно.
После этого он слегка преклонил голову, давая понять, что для него разговор закончен, открыл дверцу экипажа и вышел наружу.
– Завтра к девяти утра жду документы у себя в кабинете! – бросила ему вслед проверяющая.
* * *
– Ари!
Окрик Тины настиг меня в тот самый миг, когда мои пальцы уже легли на холодную металлическую ручку двери. Меня от звука её голоса будто током ударило – я тут же резко обернулся. Тина стояла возле стола, подавшись вперёд, словно хотела броситься за мной.
– Диплом! – сказала она взволнованно. – Я забыла про твой диплом!
Пару секунд я вообще ничего не мог понять, но потом спросил:
– А при чём здесь мой диплом?
– Он у меня, – ответила Тина. – Я совсем забыла, что должна отдать его тебе.
Она открыла один из ящиков стола и достала из него кожаную папку тёмно‑синего цвета с тиснёным золотом гербом Академии.
– Когда я поняла, что мне придётся срочно уезжать, вспомнила, как ты жаловался утром, что надо ещё два дня торчать здесь, ожидая вручения диплома. Вот я и забрала его в администрации, чтобы отдать тебе, – пояснила Тина и, неловко улыбнувшись, добавила: – А потом… перенервничала. И забыла.
Я направился к Тине, а она уже вышла из‑за стола и держала в одной руке диплом, в другой – маленькую визитную карточку из плотного светлого картона, покрытого едва заметным перламутром. Я посмотрел на карточку, и Тина уловила мой взгляд.
– Это просто… на всякий случай, Ари. Мало ли, вдруг ты когда‑нибудь окажешься в столице, – тихо произнесла она. – Это тебя ни к чему не обязывает. Просто… если понадобится какая‑нибудь помощь. Любая мелочь. Ты всегда можешь обратиться.
– Ты уже и так для меня сделала слишком много, – ответил я.
– Вообще ничего я для тебя не делала, – возразила Тина. – Пожалуйста, возьми карточку! Просто на всякий случай. Пусть будет при тебе. Вдруг… вдруг так сложится, что тебе что‑то понадобится, или… ты захочешь меня увидеть.
Она смутилась и улыбнулась – невероятно грустно. Я кивнул, взял диплом, а потом протянул руку за карточкой и коснулся её пальцев. И меня словно прошибло жаром изнутри, и накатила та самая знакомая, опьяняющая, сладкая волна, которая обычно накрывала меня с головой в те минуты, когда я был с Тиной.
И она почувствовала то же самое – это было видно по тому, как Тина взволнованно вдохнула, как в её глазах мелькнула тень растерянности и одновременно радости. Её губы дрогнули, словно она хотела что‑то сказать, но не смогла – замерла, глядя мне прямо в глаза.
Я не отпустил её пальцы. Наоборот – чуть сильнее сжал их, чувствуя лёгкую дрожь её руки. А потом взял её ладонь целиком – мягко, но уверенно, словно боялся, что стоит дать себе секунду на размышления, и я не решусь.
Тина смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и в них опять вспыхнула та смесь нежности, страха и бессильной надежды, которую я уже видел утром. Взгляд, от которого становилось нестерпимо тяжело в груди. Я шагнул к Тине, отпустил ладонь, взял её за талию и уверенно потянул к себе. Она едва успела вдохнуть и вымолвить:
– Что ты де…
Но договорить я не дал ей – бесцеремонно перебил поцелуем. И она замерла в моих руках, будто не веря, что это всё происходит здесь – в её кабинете. А я, целуя её и крепко прижимая к себе одной рукой, второй накинул на дверь воздушную печать – простое, грубое и безотказное заклятие. Густая непрозрачная голубая завеса из уплотнённого воздуха наглухо запечатала дверь.