Дети стояли передо мной, пришибленные моим омертвевшим, обесцвеченный голосом.

— А ведь я ещё колебалась. Думала, это слишком жестоко — просить от вас сторону выбрать. А на самом деле оказалось, что всё проще простого. Вы давно всё решили. Ну или отец решил всё за вас. Разницы особой не вижу.

— Мам! — в отчаянии воскликнул сын. — Ну ты же понимаешь, что без поддержки отца у нас с Никой нет никаких перспектив!

— Чушь собачья! — крикнула я. — Так ты всего лишь оправдываешь своё нежелание делать что-то самостоятельно! Вы привыкли сидеть на папочкиных деньгах. Вы, оба! Настолько привыкли, что ради сохранения своих тёплых местечек отвернётесь от матери. Что ж… ваш выбор. Вам за него и ответственность в итоге нести.

Дети таращились на меня, явно ожидая какой-то конкретики. Они действительно привыкли, что всё решалось за них.

— Больше вас не держу, — добавила я. — Семейный обед официально окончен. Или я вам десерт задолжала?

— Идём, — шепнула Вероника брату и потянула его за локоть.

Сын ещё порывался что-то сказать, но слова не шли на язык. Так и не сумев подобрать нужные, он пробормотал какие-то дежурные сожаления, которые тут же вылетели у меня из головы, и поддался уговорам сестры.

Спустя несколько минут возни в прихожей дверь за ними закрылась, и я наконец осталась одна.

Одна наедине с ужасами пережитого. Скандал наконец-то закончился, но битва продолжалась у меня в голове.

Чувствуя, как слабеет тело, я поспешила опуститься на стул, за спинку которого всё это время держалась.

И стоило мне на него опуститься, как меня тут же сложило пополам, и из груди вместе с воздухом вытолкнулись первые уродливые рыдания.

— Да, — хрипло выдохнула я в телефонную трубку.

— Даш?.. — с опаской прозвучал в трубке голос коллеги. — С тобой всё в порядке?

Я приняла сидячее положение и отёрла лицо. Кожу немилосердно стянуло от частично высохших слёз.

— Да. Да, Марин, всё в порядке. Что-то в приюте случилось?

— А? А, нет. Нет, ничего не случилось. Я просто решила тебе позвонить, чтобы порадовать.

Мне вдруг стало неимоверно смешно. Не потому что подруга действительно сказала что-то смешное, а от одного безумного предположения, что сейчас, после всего произошедшего, хоть что-то в этом жестоком мире могло меня порадовать. Потому что нет, не могло.

— Чем?

— Да вот… к вечеру нам на счёт от какого-то анонимного благодетеля такая сумма упала... что я просто руками развела. Надеюсь, это никто номером карты и суммой перевода не ошибся. Впечатление, знаешь, такое, что у кого-то палец на кнопке «0» застрял.

У меня не было сил похихикать над шуткой подруги.

— Надо же, — заставила я себя отреагировать. — Это же… это замечательно. Но только в том случае, если не ошибка, конечно.

Слова сейчас полегче шли на язык, и я обрадовалась, что почти не приходилось хватать ртом воздух. Я столько рыдала, что на какое-то время ни вдохнуть, ни выдохнуть нормально не могла.

Сейчас я сидела на жёстком диванчике у не зашторенного окна и слепым взглядом блуждала по окунувшемуся в сиреневые сумерки городу.

Моя жизнь сегодня закончилась. А Марина сейчас напоминала, чтобы я с выводами не спешила.

Возможно, она закончилась для меня как для жены и даже в чём-то как для матери, но в том, что касалось приюта… Как бы ни было мне больно, страшно и тяжело, я не могла бросить приют. Нашим питомцам больше не на кого рассчитывать. Скольких из них мы буквально с того света вытаскивали. Сколькие из них благодаря нам обрели собственный дом и любящую семью.

Я вовремя напомнила себе обо всём этом и снова, уже куда увереннее, отёрла щёки пока ещё подрагивавшей от пережитого ладонью.

— Ты… поручи кому-нибудь следить за корреспонденцией. Вдруг и правда ошиблись.

— Да, конечно. Но, господи-бое. Я надеюсь, что нет!

И Марина похихикала, чуточку согрев мне сердце своим неизменно хорошим настроением. У неё, кстати, в жизни тоже всё было далеко от идеала, но она никогда не позволяла себе унывать.

— Держи руку на пульсе.

— Ага. Ты… завтра приедешь?

Я закусила губу, не позволяя себе спешить с ответом. Но если завтра я останусь наедине с собой и собственными мыслями, я просто чокнусь.

— Обязательно. Наверное, с утра.

— Отлично! — обрадовалась Марина. — Кстати, завтра обещали прислать черновой материал по тому репортажу, который у нас снимали. Как раз оценим и при необходимости правки внесём.

— Договорились, — согласилась я, с благодарностью ухватившись за эту уважительную причину действительно не запираться со своей скорбью наедине.

Но испугалась, что переоценила себя, когда наутро разлепила свинцовые веки.

Никогда ещё в жизни я не испытывала такого отчаяния от необходимости встречать новый день…

Отключив будильник, откинула одеяло и какое-то время просто лежала пластом, таращась в безразличный к моим страданиям потолок.

Всё вокруг ощущалось зыбким и нереальным. Мёртвая тишина большой опустевшей квартиры сводила с ума.

Воспоминания вчерашнего дня наползали на меня угрожающей тенью, хватали за обнажённые нервы и скручивали всё внутри меня в тугие узлы.

Но вот так и куются алмазы, верно ведь? Под неимоверным, нечеловеческим напряжением. Если сумеешь выжить сейчас, станешь сильней... Может, даже выработаешь какой-никакой антидот…

Я оторвала гудящую голову от подушки и, шатаясь, пошлёпала в душ. А уже спустя пару часов, как броню надев на себя строгое серое платье, входила в офис нашего приюта.

Я была уверена, что никто вокруг ничего не заметит. Что для всех я буду выглядеть так, как обычно. Но войдя в кабинет к Марине, осознала ошибку.

Взглянув на меня, она, кажется, и сама побледнела.

— Батюшки… — пробормотала. — А ну-ка, входи! Входи и закрой за собой дверь.

— Марин, прошу тебя. Не смотри на меня так.

При одном только взгляде на подругу у меня начинала разыгрываться паранойя. Я-то была уверена, что со стороны никому ничего не понятно, а теперь засомневалась, а не потому ли таксист с таким подозрением косился на меня в зеркало заднего вида…

Может, гадал всю поездку, по указанному адресу меня везти или в скорую…

— Извини, но не получится, — подруга выскочила из-за стола, подхватила один из стоявший в ряд у стены стульев и приставила к своему рабочему столу.

— Вот, садись.

— Да не носись ты со мной так, пожалуйста. Я же не инвалид.

— Да у тебя глаза инвалида! — воскликнула подруга и тут же потупилась. — Извини, ты понимаешь, о чём я.

Смутно, но я догадывалась о чём она говорила.

Плохо, что на дворе зима, а не лето. Солнечные очки спасли бы моё положение. Правда, с тем, что творилось внутри, они бы, конечно, не совладали.

— Вот я же чуяла. Сердцем своим чуяла, что-то стряслось. У тебя голос был какой-то... ну, деревянный, понимаешь? Я будто не с живым человеком говорила вчера.

— Не драматизируй так сильно, пожалуйста.

— А ты, пожалуйста, расскажи, что стряслось.

Знать бы, с чего начать.

Но пока Марина хлопотала, готовя для нас чай, и мне не приходилось встречаться с ней взглядом, чтобы видеть в нём отражения собственного горя, я кое-как умудрилась в общих чертах описать ей всё, что случилось.

И этого вполне хватило, чтобы впечатлить её до такой степени, что когда включенный чайник наконец закипел, она даже ухом не повела.

— Даша…

— Я знаю, — кивнув, я относительно небрежным жестом смахнула со щеки слезинку. — Я только прошу тебя никому, вот вообще никому об этом не говорить.

— Да тьфу на тебя! — возмутилась подруга. — Даш, ну за кого ты меня принимаешь? А вообще я сама в таком шоке, что просто… мне нужно какое-то время, чтобы переварить.

Мы помолчали, и она спохватилась:

— Так зачем же ты тогда вышла сегодня? Господи, Даш, да тебе надо...