— Какие? От кого?
— Я… я так поняла, анонимные.
— Суть жалоб в чём? Они что-нибудь упоминали?
— Сказали, условия содержания или что-то такое.
Я попыталась успокоиться.
— Так, ну это полнейшая ерунда. С этим у нас всегда был полный порядок. Никаких нареканий за семь лет работы. Ни одного.
Но вот и с проверками до сих пор тоже никаких накладок не возникало, да и не припомню я, чтобы на нас хоть раз жалобы какие-нибудь поступали
Горький комок подкатил к самому горлу. В мыслях мелькнуло, что вероятной причиной мог быть очевидный факт — приют был организован и открыт на деньги Игоря Добровольского. Кто бы посмел хоть слово пикнуть? Если бы такие сумасшедшие отыскались, они без особого промедления ощутили бы на себе силу ответной реакции.
Но времена изменились. Все знали о том, что мы с Добровольским разводимся, а потому я и мой приют автоматически в глазах общественности лишались высочайшей опеки.
Выходит, теперь мы лёгкая мишень для каких-то пока мне неизвестных недоброжелателей?..
Господи, вот только этого мне сейчас ещё и не хватало.
Примчавшаяся спустя полчаса Марина хлопала глазами примерно так же, как это делала я, когда Инна передала мне новости о недавнем звонке.
— Это шутка какая-то? До апреля вроде бы ещё далеко, — пробормотала она.
— Зато теперь ни у кого не возникнет сомнений, что вокруг нашего приюта действительно творится какая-то ненормальщина, — пробормотала я упавшим голосом. — Марин, припомни, мы же никому в последнее время дорогу не перебегали?
— А кто хоть пожаловался? — нахмурила брови Марина. — С кем дело имеем? Какой-нибудь городской сумасшедший или общественники? У кого там много свободного времени, что ему больше нечем заняться?
— Знать бы, — я развела руками. — Но какая нам разница? У нас всё в порядке. Пусть проверяют.
— Даш, ты ж понимаешь, что жалоба прилетела не с потолка, — Марина понизила голос. — Нам нужно быть готовым к любой гадости. Тут ведь даже не общественники какие-нибудь примчатся. Это всё-таки серьёзнее. Это прокуратура.
Да, приходилось признать, раньше всё было проще. В прошлой жизни я, озадаченная, вечером вернулась бы домой, а Игорь бы поинтересовался, что у меня стряслось. Я бы ему, само собой, рассказала, а назавтра проблема уже была бы решена.
Но мы справимся и без протекции Добровольского.
— Марин, давай панику раньше времени не разгонять, — предложила я примирительно. — Мы пока даже не знаем подробностей.
— Ага, но Инна упомянула, что нас ещё и попросили подготовить документацию по приюту. Ждём целую делегацию, не иначе. И спрашивается, с какой радости?
— На основании поступившей жалобы, — напомнила я. — Имеют полное право.
И где-то на задворках сознания всё-таки поскреблось полупридушенное сожаление — как легко было бы решить этот вопрос, просто набрав Добровольского.
Я вздохнула и приказала себе закопать поглубже эти малодушные размышления.
При этом вселенная как будто решила устроить мне проверку на стойкость — после обеда мне позвонила дочь и вытащила из меня признание, потому что не могла не обратить внимания на мой явно безрадостный голос.
— Проверка? — удивилась она. — Ошибка, наверное, какая-нибудь… На ваш приют вообще когда-нибудь жалобы разве были?
— Всё когда-нибудь бывает в первый раз, — вздохнула я и вовремя спохватилась. — Только отцу не смей ничего рассказывать, слышишь?
— Не буду, — промямлила дочь, и мне пришлось понадеяться, что она своё слово сдержит.
Ну а к вечеру позвонил Соколов. Честно сказать, за весь день, загруженная своими мыслями, я о нём даже не вспоминала.
— У тебя всё в порядке? — спросил он, едва мы обменялись приветствиями.
Да что же это такое? Я совсем разучилась свои эмоции скрывать?
Отпираться не было смысла, и я в двух словах объяснила причину своего упаднического настроения.
— Надо же, неприятность какая, — пробормотал Соколов. — Слушай, я ни в коем случае не сомневаюсь, что ты опытная владелица и сама бы справилась с этой проблемой, но зачем тянуть всё на себе, когда есть кто-то, кто готов с радостью помочь?
Я растерянно заморгала и поймала вопросительный взгляд Марины, оторвавшей голову от бумаг.
— Это… это лишнее. Правда. Да я и не думаю, что там что-то серьёзное. Чья-то кляуза под надуманным предлогом. У нас всё в порядке и по факту, и по документам.
— Дарья, прокурорские проверки — это не шутка. К чему рисковать?
Я раскрыла рот и тут же его закрыла.
— Егор, спасибо большое за предложенную помощь. Давай я чуть позже тебя наберу, — пробормотала я, слегка выбитая из колеи его последними словами.
Соколову ничего не оставалось, кроме как согласиться. А я завершила звонок и на какое-то время погрузилась в задумчивость.
— Что там? — попыталась выведать Марина.
— Соколов помощь мне предложил, — пробормотала я, думая о своём.
— О, так надо было соглашаться!
Может, подруга и права. Но я всё пыталась понять, как Соколов понял, что проверкой нам грозилась именно прокуратура.
Понимаю, инициаторов таких мероприятий не так уж и много — Соколов мог просто предположить очевидное, но что если за его осведомлённостью крылось нечто большее?..
Глава 43
— Просто не представляю, кто мог прокуратуру на нас натравить, — пробормотала я, бросая на своего спасителя застенчивые взгляды.
Но если я полагалась на свои топорные методы добывания информации, то надеялась зря. Если Соколов и располагал какой-либо эксклюзивной информацией, то не собирался ею делиться.
Нет, всё-таки мои тогдашние сомнения и подозрения, скорее всего, абсолютно беспочвенны — он предположил очевидное.
— Жалобу подали анонимно. Но переживать больше не о чем, всё улажено.
— Спасибо тебе огромное. Ещё раз. Со всей это личной кутерьмой мне вот только проблем с приютом не хватало, — пробормотала я, стараясь скрыть досаду оттого, что никакой информацией разжиться так и не удалось.
В конце концов это не Соколова вина.
— Всегда рад помочь, — он дольше обычного задержал на мне взгляд, явно собираясь что-то добавить. — Не хочу быть навязчивым, но не лишним будет напомнить, что и в твоём близящемся разводе я по-прежнему готов буду оказать любую посильную помощь. Мои лучшие юристы к твоим услугам.
— Да, конечно. Я помню. Мне бы дыхание перевести после сегодняшнего, — отшутилась я, пытаясь понять, почему до сих пор испытываю такую неловкость. Я ведь, кажется, уже и сама расценивала эту идею как очень даже перспективную.
— Не тороплю, — усмехнулся Соколов. — А вот твой Добровольский — может. Уверен, что оценка имущества и прочие подготовительные процессы уже походят к своему логическому завершению, и скоро вы с Добровольским сядете-таки за стол переговоров. Подготовку нужно было начать ещё вчера.
А вот это уже ощущалось как прессинг, хотя я понимала, что Соколов всего лишь озвучивает прописную истину.
— Понимаю, что сейчас у тебя голова забита другим, но давай увидимся на днях после работы, и я мог бы дать тебе предварительную консультацию. Ну или мы могли бы просто поужинать.
Он улыбнулся, и я не стала отбрыкиваться от его предложения.
— Я смотрю, у вас всё серьё-о-озно, — протянула Марина, когда я вернулась в наш кабинет. — Рыцарь на белом коне получил хоть какую-нибудь награду? Знаешь, ему уже за бесстрашие следовало бы грамоту выписать. Тень Добровольского так и нависает над вами.
— Да ничего подобного, — отмахнулась я. — Добровольский, чтобы ты знала, недавно умыл руки.
Я не рассказывала Марине о той безобразной встрече в ресторане. Не хотелось даже мысленно к ней возвращаться. Но теперь вот пришлось.
После моего краткого рассказа подруга присвистнула.
— Ну, во-первых, а-та-та тебе за то, что сразу не рассказала, — пожурила она. — А во-вторых… хм. Ты пыталась выведать правду у Соколова?
— Слишком личное. Он не делится. Но теперь понимаешь, почему я не бросилась сразу ему наяривать, когда проблемы с приютом возникли? Я понимаю, что мы с Игорем сейчас по разные стороны баррикад, но я не припомню за мужем откровенных сказок или сплетен о ком-то. Он может быть хоть трижды сволочью, но не разносчиком сплетен. Для него это — фу.