— Марина-а-а! — заорала я, и подруга, бросив всё, ринулась к нам.

— Там ещё трое! — гаркнул Добровольский. — Сейчас вынесу! Замок надо сломать!

— Стой!

Я бросилась навстречу мчавшийся к нам подруге и бережно передала ей свёрток со спасённым щенком.

— Вода! — крикнула я ей.

Марина окинула взглядом двор и кивнула влево.

— Там бутыль пятилитровая! Сойдёт?

Я стащила с себя толстовку, которую накинул мне на плечи муж, и ринулась к воде. Спустя пару минут Добровольский уже натягивал на себя насквозь мокрую толстовку и накидывал потяжелевший от води капюшон на голову.

— Отлично! — рявкнул он. — Скоро буду!

Он успел вытащить из огня и дыма ещё двоих. Третий питомец, как потом рассказали, забился слишком далеко и не давался. Добровольский потратил несколько драгоценных минут на то, чтобы вытащить перепуганного насмерть щенка из вольера, и по пути его перехватил кто-то из МЧСников. Сам он до выхода дойти не сумел.

— Что с ним?! — заорала я, когда мимо меня прошмыгнули двое ребят в спецовках и с носилками.

— Дыма надышался, — ответили мне лаконично. — Скорая его сейчас подхватит. Вы ему кто?

— Я его жена!

Говоривший со мной спасатель хмуро кивнул.

— Поезжайте с ним. Не знаю, насколько там всё критично.

Мне такой настрой совсем не понравился. Но я не стала тратить время на выяснение подробностей. Метнулась за носилками, а спустя пять минут уже тряслась в карете скорой помощи по пути в стационар.

Марина буквально затолкала меня в авто.

— Езжай. Поезжай! Всех животин из огня вытащили. Тебе тут сейчас нечего делать! Езжай!

Я не стала заставлять себя уговаривать. Детям сообщила о случившемся, только когда опомнилась — по пути в больницу.

Пашка с Вероникой сегодня были на каком-то выездном мероприятии, но я едва помнила об этом. На их испуганные расспросы протараторила, что мы мчимся в больницу.

О том, что отец не приходит в себя и находится я тяжёлом состоянии, дети узнали, только когда добрались до больницы минут сорок спустя.

Я сидела в коридоре в состоянии, близком к прострации. Тело ломило от нервов и пережитого. Сосредоточиться не получалось.

Вроде бы и чувствовал рядом присутствие сына и дочери, но легче от этого пока не становилось. Время замерло, застыло. В ушах звучали сухие пояснения врача о том, что пациент надышался угарным газом и пока что не приходит в себя.

— Но ведь придёт? — с отчаянием потребовала я ответа. — Там же… там же не может быть всё настолько плохо.

— Пока рано прогнозы давать.

Вот и всё, с чем нас оставили.

— Мам, — голос дочери дрогнул, когда она пыталась до меня достучаться. — Ма, но он же очнётся? Он же не может… Он же очнётся, да?

— Там не только угарный газ, там ещё… говорят, лёгкие сильно обожгло…

Мне сложно было пересказывать услышанное от врачей. В голове творилась какая-то дикая каша из мыслей, воспоминаний и тяжких предчувствий.

— Да как так вообще получилось? — Павел запустил пальцы в волосы и сейчас расхаживал из стороны в сторону.

Нас вывели в зону ожидания с удобными диванами полукругом. Тут же можно было попить кофе из автомата и перекусить, но никому из нас не было дела ни до пищи, ни до питья.

Марина десять минут назад прислала голосовое — часть питомцев отправили в соседний приют на временное проживание, а тех, кто успел надышаться дымом, — в ветеринарную.

Хоть за что-то сердце сейчас могло не болеть. Подруга справилась о состоянии Добровольского, но в ответном голосовом я могла только пробормотать, что пока ничего не известно.

В сущности, так и было. Я понятия не имела, чего дальше ждать. Мы все замерли в ожидании, и ждать оказалось сложнее всего.

— А о пожаре хоть что-то известно? — Вероника попыталась отвлечь меня от тревожного онемения. — Вообще пока никаких новостей?

— Неисправность проводки. Но до официального заключения ещё далеко.

— Ну да. Понятно.

И мы снова надолго замолчали.

Павел время от времени бегал справляться, появились ли какие-нибудь новости, хотя нам уже сообщили, что как только наметятся хоть какие-то изменения, нам сообщат.

И случилось это не раньше утра, когда мне каким-то чудом удалось ненадолго вывалиться из реальности в беспокойный сон, от которого мятущемуся разуму было больше вреда, чем пользы.

— Мам, — дочка в полутьме гостевой комнаты, куда нас определили на ночёвку, осторожно тронула меня за плечо. — Говорят, папа очнулся.

Я буквально слетела с кровати, стараясь не зацикливаться на том, что голос у Вероники звучал очень тихо, почти боязливо.

— Идём, — отерев глаза, я помчалась к выходу.

Нас сразу предупредили, чтобы не затягивали надолго визит. Минут десять — не больше.

— Раз пускают, значит, это хорошо. Верно же? — пискнула у меня за спиной Вероника.

Ответить я не успела — мы вошли в палату, где у постели уже дежурил Павел.

Он оглянулся на нас и кивнул.

— Входите.

Я приблизилась к кровати мужа, словно во сне. Добровольский был страшно бледен, тяжёлые веки закрыты. Он не двигался и будто бы даже не дышал, и в центре груди у меня закололо от тревоги.

— Игорь?.. — выдохнула я, боязливо касаясь его руки, неподвижно лежавшей вдоль тела.

Несколько долгих мгновений мне казалось, нас обманули. Он не очнулся, и нам по-прежнему оставалось лишь ждать. Но мускулы под моими пальцами дрогнули, а вместе с ними и моё сердце.

А потом я увидела, как опухшие веки приподнялись.

— Как… вас много… — прошелестел он.

— Врач сказал, голоса ещё долго не будет, — пробормотал Павел. — Гортань повредил.

Он повернулся к отцу:

— И вообще, па, ничего не говори. Нельзя. Мы просто пришли проведать тебя. Тут я, мама и Вероника.

— Вижу, — шепнул Добровольский.

— Молчи, — я сглотнула.

Мне самой становилось больно, когда он говорил. Только представить, что у него творилось внутри, когда он выталкивал из себя слово за словом.

— Рад, что зашли, — проигнорировал он мой приказ. — Дети… оставьте нас с матерью… на чуть.

Сын с дочерью и не подумали сопротивляться. Подскочили с изножья его постели и направились к выходу.

— Добровольский, никаких разговоров! — предупредила я, не зная, как себя вести и вообще куда себя деть.

Всё происходившее вокруг казалось мне каким-то дурным сном. Я будто не до конца проснулась и плохо соображала, плохо ориентировалась в том, что вокруг происходило.

— Я хотел…

— Замолчи сейчас же! — в порыве его остановить я подалась вперёд и накрыла ладонью его губы. — Молчи! Ты… самоубийца какой-то! Господи…

И моё лицо само по себе скривилось от подступивших рыданий. Кажется, эмоции начинали меня догонять.

— Кинулся в огонь... для чего? Что ты этим хотел доказать?!

Вместо ответа его губы коснулись внутренней стороны моей ладони, и меня током прошибло от этого внезапного прикосновения.

На мгновение я отдёрнула руку, но он успел прошептать.

— Я люблю тебя Дашка. Забыл про это. Дурак.

Я снова прижала ладонь к его полопавшимся от жара губам.

— Да замолчи ты наконец, — всхлипнула. — Замолчи!

Но тут же опомнилась, когда он вывернулся под моей ладонью и распахнул глаза.

Едва не взвизгнув, я убрала руку. Я его что, каким-то образом придушила?!

— Что? Что такое? Я же осторожно. Игорь, что? Я сейчас позову врача!

И я уже было рванулась с его кровати, но он умудрился меня перехватить. И надо сказать, не ожидала я такой хватки от человека, балансировавшего едва ли не на краю.

— Стой, — шепнул и поморщился.

— Да замолчишь ты наконец? — не выдержала я.

Он кивнул и поднял вверх указательный палец. Я невольно замерла, ожидая, что за этим последует.

— Одно... условие, — выдохнул он.

Я снова сглотнула, а потом похвалила себя короткий кивок.

— Дай мне шанс. Тогда замолчу.