— Н-да. Согласна, — задумчиво кивнула Марина. — Это дело бабское скорее. Слушай, ну а с другой стороны, правды может быть две. Мы его супругу не знали и понятия не имеем, по каким причинам они развелись. Выброси из головы. Сегодня-то он реально помог. Если бы не Соколов, эта проверка нам всю плешь проела бы. А он буквально за несколько часов всё разрулил.

И потребовала за это вполне приемлемую плату — всего-то ещё один ужин.

— Как же я не люблю эти тайны-загадки и недосказанности, — вздохнула я, по-прежнему чувствуя себя не в своей тарелке.

— Понимаю. Но альтернативы-то пока особенно нет, — развела руками подруга. — Вот, может, сходишь с ним поужинать и что-нибудь разузнаешь.

И я уже смирилась с таким положением вещей, когда жизнь, которая и без того любила меня в последнее время «радовать» неожиданными поворотами, в который раз удивила.

— Мам, — позвонившая тем же вечером дочь решила огорошить меня собственными открытиями. — Как дела у приюта? Что-то решилось?

— Всё решилось и решилось благополучно, — я присела на край пока ещё заправленной постели. — Спасибо, что позвонила и интересуешься.

— Я рада слышать. Это хорошо. Очень хорошо, — протараторила она, и я поняла, что вопрос был задан скорей для приличия, а позвонила Вероника на самом деле потому, что торопится поделиться со мной какой-то важной информацией. — Только скажи, тебе случайно не Соколов помогал?

А вот это было уже странновато.

— Соколов. А что? Откуда ты знаешь?

Вероника замялась.

— Да я тут… я отцовскими связями воспользовалась и кое-что разузнала.

— Ты рассказала отцу?!

— Да нет, нет! Говорю же, связями воспользовалась, и всё. Ну, знаешь, хоть какая-то польза оттого, что мы с Пашкой работаем у отца.

Я сжала губы, не спеша ей возражать. Как ни крути, а Вероника права. Она ведь искренне стремилась помочь, почти наверняка движимая чувством вины за их с братом недавнее предательство. Сначала об отцовской затее со шпионажем рассказала, теперь ещё это…

— И что ты узнала?

— Кто подал жалобу на приют?

— Жалоба была анонимной. А ты... тебе удалось узнать?

Я услышала, как дочь медленно выдохнула.

— Ну, как бы… и да, и нет.

— Загадочно.

— Уф-ф… Ма, в общем, согласно моим источникам, эту анонимную жалобу подал кто-то из окружения Соколова.

— Чушь. Не может этого быть.

Эти слова сорвались с моего языка рефлекторно. Но даже подумав, я бы, скорее всего, их повторила. Потому что… это же бред какой-то.

Что ещё за коварные интриги и тёмные схемы?

— Может, мам, — настаивала между тем Вероника. — Ты что, думаешь, я это выдумала или шучу?

— Необязательно. Просто тебя, скорее всего, дезинформировали.

— Да никто меня не дезинформировал! У отца предостаточно ресурсов и связей, чтобы любую информацию раздобыть. Видимо, Соколов этот не сильно-то умным людям доверился. А ещё он-то ни за что не подумает, что ты пошла бы у отца помощи просить. Поэтому и не узнала бы, чьих рук это дело. Ну скажи, ты своими силами чего-нибудь бы накопала?

Я закусила губу. Сама — нет, но при очень сильном желании можно нанять специалистов. Правда, стоят услуги действительно опытных и надёжных профессионалов недёшево. Стала бы я так неосмотрительно разбазаривать свой личный бюджет? Да и время на это потребуется.

И кто сказал, что пока я буду заниматься поиском подходящего человека и его наёмом, все хвосты не подчистят? А вот у Добровольского целый штат натасканных ищеек имеется. Ему ничего не стоит разобраться в ситуации оперативно.

Но невзирая на разумность этих доводов, я не готова была признавать их правоту.

— Не поверю, что Соколов так легко прокололся бы.

— Да ты никогда о его проколе ничего и не узнала бы! Он же знает о том, что между тобой и отцом никакого общения нет кроме того, что он сам тебе навязывает. Наверное, у него уже терпение иссякает, и он хочет ускорить события, потому что бракоразводный процесс вот-вот начнётся. Ты же сама нам рассказывала, что не исключаешь того, что у Соколова реально личные мотивы тебе помогать.

Если бы не рассказала, Вероника и не проявила бы инициативу сегодня, вряд ли она кинулась бы к отцовским специалистам и накопала информацию по этой чёртовой жалобе. Да ещё так оперативно!

Но даже после всего сказанного я готова была упираться.

— Пока не узнаю этого наверняка, не поверю, — проговорила я упрямо. — Понимаю, звучит всё вроде бы складно и велика вероятность, но… тебе известны подробности?

— Ну, ты же сама понимаешь, жалобщик не кто-то из его штата или личных знакомств. Но кто-то, кому, видимо, приплатили. Это какой-то общественник. Якобы он как-то был у вас в приюте и заметил нарушения. И ему по поручению Соколова предложили кляузу написать. Он и настрочил. Но когда его расспрашивали, сказал, что сделал это по собственной инициативе. А на карту ему в тот же день крупный перевод поступил. Короче, я в этих тонкостях не разбираюсь, этим уже спецы занялись — проверили какие-то транзакции и сделали выводы. Вот как-то так.

Я убеждала себя, что выводы сделаны на коленке, что для подобных расследований нужно больше времени и кто бы там ни занимался выведыванием информации об этой жалобе, запросто мог ошибиться.

Но сомнение глодало меня, хотя отказываться от приглашения Соколова я не собиралась — тем более что новая встреча дарила возможность подтвердить или опровергнуть подозрения.

Поблагодарив Веронику, я попросила её ни в коем случае ничего отцу не сообщать. Боюсь, узнай Добровольский о возможной афере, которая подтверждала его теорию о том, что Соколов и иже с ним собираются вести против него подрывную деятельность, и он посчитает, что получил карт-бланш на любые ответные действия.

Но Егор словно решил сам меня убедить в том, что я зря не прислушивалась к тому, что сообщила мне дочь.

Первую половину вечера я старательно обходила тему, связанную с приютом. В конце концов за помощь я Соколова уже поблагодарила, а пытаться что-то у него разузнать — это стопроцентно навлекать на себя подозрения. Сразу же станет понятно, что я сомневаюсь в бескорыстности его помощи, да и вообще проявляю неблагодарность.

К тому же я сейчас я ещё и с собственными сомнениями боролась. Ну вот почему в жизни всё так запутанно и неоднозначно! Как будто мне и без этих возможных интриг мало проблем.

Но мои душевные метания закончились примерно в тот самый момент, когда течение разговора внезапно свернуло на ту самую дорожку, которой я так тщательно избегала.

— Не думала ещё над перспективами дальнейшего сотрудничества?

Вопрос был задан как бы между прочим, но вот именно что как бы. Я-то как раз чуяла за ним вполне конкретное намерение.

— Дальнейшего? — я изобразила непонимание и понадеялась, что сделала это хорошо.

— Ты убедилась в том, что моим специалистам можно довериться. Работают они на совесть и оперативно. Я понимаю, что развод это из другой оперы и совсем иной уровень, но поверь, там тоже никаких проблем не возникнет.

В голову тут же полезли слова дочери о том, что Соколов начал проявлять нетерпение. И его нынешние слова слишком уж точно укладывались в эту картину.

— Меня удивляет твоё бесстрашие, — я заставила себя улыбнуться. — У Добровольского не адвокаты, а мастиффы. К тому же он будет биться за своё до конца.

— Дарья, — с самоуверенной улыбкой отозвался Соколов. — Мы тоже не новички. Поверь мне, у меня самая разветвлённая клиентура в городе.

— Знаешь, Егор, думаю, нелишним будет повторить. В моём отношении к разводу ничего не изменилось. Я не собираюсь обдирать Добровольского как липку. И я своего мнения не изменю. Поэтому, я считаю, мне не стоит возлагать на тебя такую ответственность и просить юридической помощи у твоей фирмы.

— Па, можно тебя на пару минут? — дочка заглядывала в его кабинет с такой нерешительностью, будто всерьёз ожидала, что он её погонит с порога.