Его отчим рад за него.

Я знаю, что Истон не ладит с этим известным банкиром, но в его глазах нет и тени той ярости, которую я ожидала увидеть. Только искрящееся тепло, пока он наблюдает за счастьем сына. Но за этой эмоцией кроется что-то еще. Пытаясь незаметно разгадать, что скрывают его карие глаза, я с удивлением осознаю: страх.

— Я слышал, как хорошо ты поешь, – ровным тоном говорит он, замечая мой взгляд.

Истон напрягает плечи, почувствовав, как я застываю. Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, бывал ли Ричард Прайс на концертах в "Латунной Гильдии", но не могу представить его там.

— Наоми говорит, что именно ты – причина, по которой скамьи в церкви твоего дяди полны каждое воскресенье, – добавляет он, и я тихо выдыхаю с облегчением.

— Спасибо. Мне нравится это делать.

— И именно этим ты планируешь заниматься после выпуска? – в его голосе явная доля скепсиса.

— Пение для меня просто хобби. Честно говоря, я еще не решила, чем хочу заниматься. Но мне нравится учить детей из нашей общины музыке, поэтому в следующем году я думаю получить степень в области детского образования.

— Хм. Рад слышать, что у тебя есть план. В отличие от Истона, который даже не задумывался о таком.

— Ричард… – мама Истона бросает предупреждающий взгляд.

— Пусть говорит, мам. Я уже привык.

— А я – нет. Ты уже взрослый, Истон. Пора определиться, чем ты собираешься заниматься в жизни. Особенно, если хочешь делить ее с кем-то, – отчитывает его отчим, не слишком тонко кивая в мою сторону.

— Он найдет свой путь, Ричард. Просто дай ему время, – защищает сына Наоми.

— Время – роскошь, которой у него нет. Ему двадцать три, Наоми, а не три. Хватит с ним нянчиться.

— Тебе обязательно быть таким придурком, Дик? Неужели нельзя хоть один ужин провести без твоих нравоучений?

— Нет. Если не я, то кто? Кто-то же должен держать тебя в узде.

— Иди к черту, – рычит Истон, вставая и отодвигая мой стул, давая понять, что мы уходим.

— Истон… – умоляюще произносит его мать.

— Ужин был прекрасным, мам. Я провожу Скарлетт к себе. Если, конечно, Верховный Дик не против?

Я встаю и виновато улыбаюсь его матери.

— Было очень приятно, миссис Прайс. Мистер Прайс.

— И мне, Скарлетт. Надеюсь, мы еще увидимся.

Я киваю и бросаю взгляд на отчима Истона, но он уже склонил голову, пряча лицо.

Истон хватает меня за руку и почти бегом выводит из столовой.

— Куда мы идем?

— Я же сказал. В мою комнату. Это единственное место в доме, где можно найти покой.

Мы поднимаемся по лестнице, и я замечаю вооруженную охрану на каждом этаже.

— Твой отчим явно заботится о безопасности. Чувствуется, будто мы в Форт-Ноксе.

Истон лишь молча кивает, не поддерживая разговор. Я не настаиваю – очевидно, что последнее, о чем он хочет говорить, это его отчим.

— Сюда, – он открывает последнюю дверь на третьем этаже.

Когда я переступаю порог, у меня отвисает челюсть.

Комната Истона именно такая, какой я ее представляла. Черные стены, если не считать панорамных окон, открывающих вид на потрясающий закат над озером Токсавэй, который заливает комнату теплым золотистым светом. В центре – шикарная кровать с четырьмя столбами, королевского размера, с темно-серым покрывалом, но она кажется крошечной в этом огромном пространстве.

В глаза бросаются детали, в которых чувствуется почерк Наоми: белые лилии на каминной полке, семейная фотография в резной рамке. Но ее влияние на этом заканчивается. Все остальное – чистый Истон. От зажигалки и пепельницы на прикроватной тумбочке до потрепанных книг Воннегута, Керуака, Сэлинджера и Кракауэра, сложенных стопкой рядом.

Истон прислоняется к стене, скрестив руки, пока я изучаю его вещи. Пальцы скользят по обложкам его любимых книг, мебели – я впитываю ту часть его жизни, которую до этого не знала. Подхожу к столу – неудивительно, что там нет ни одного учебника. Но когда я натыкаюсь на листы с набросками, то оглядываюсь на него, не решаясь вторгаться в личное пространство без разрешения.

Он кивает, делает два шага ближе и наблюдает, как я смотрю на его мир своими глазами.

Эскизы ошеломляют один за другим. Каждый рисунок углем – изящный и в то же время грубый. Каждый штрих был сделан с точностью, но и с душой – будто истекал черной кровью на белый холст.

— Это потрясающе, Истон, – признаюсь я, пораженная талантом, который он скрывает от всех. — Я не знала, что ты рисуешь.

— Это не та информация, которую сообщают на первом свидании.

— Хм. А у тебя их было много?

— Нет. Только это.

Я опускаю глаза под его пристальным взглядом и продолжаю листать рисунки. Его искусство, полное глубины, захватывает меня целиком – и тело, и душу.

— Они действительно необыкновенны, – восхищаюсь я, разглядывая эскиз, где женские руки сжимают карандаш на коленях, будто в нетерпении.

Мой взгляд приковывает еще один рисунок, и я бережно поднимаю его. Я заворожена тем, как ему удалось изобразить длинную женскую шею – соблазнительную, даже греховную. Я сглатываю сухой ком в горле, возвращая эскиз на место, а мои глаза уже пленены пухлыми губами, будто замершими на вдохе. Но лишь когда я нахожу портрет с девятью едва заметными веснушками на носу и оправой черных очков у его основания – мое сердце начинает бешено биться.

— Это я... Все эти наброски. На них всех я, да?

— Наконец-то поняла, – усмехается он, сокращая расстояние между нами. Его подбородок опускается на мое плечо, а руки обнимают меня сзади.

— Я даже не знаю, что сказать.

— Не надо ничего говорить. Мне достаточно взглянуть на твое лицо, чтобы понять, что они тебе нравятся.

— Они прекрасны.

— Нет, Скар. Ты прекрасна. Это всего лишь бледные подобия оригинала, – шепчет он, снова касаясь губами моего плеча.

— Ты рисовал по памяти? – запинаюсь я, пытаясь унять бешеный стук сердца, готового вырваться из груди и упасть прямо в его ладони.

— Пришлось. Не думал, что ты когда-нибудь согласишься мне позировать, – он расслабленно смеется.

Я прикусываю губу, потрясенная не только его талантом, но и тем, что он выбрал меня своей музой.

— Хотя... Теперь ты здесь, – его горячий шепот обжигает мое ухо, а пальцы игриво дергают мой хвост. — Не против попозировать?

Он разворачивает меня к себе, пленяя серебристым взглядом.

— Что думаешь?

— Хорошо, – наконец выдыхаю я, не в силах отказать, когда он проникает в самую душу одним лишь взглядом.

— Ты доверяешь мне?

— Да, – признаюсь я, облизывая губы, когда его рот оказывается так близко, что я почти чувствую его дыхание на своей коже.

— Тогда идем.

Истон тянет меня за свитер, отступая к окну. Мы останавливаемся посреди белого пушистого ковра, и его ладонь нежно касается моей щеки, лишая последней воли сопротивления.

— Просто доверься мне, Скар. Здесь только ты и я, – шепчет он, пока его пальцы находят молнию на моей юбке. Когда она падает к ногам, он наклоняется, аккуратно поднимает ее и кладет на ближайший стул. Затем снимает мои балетки – я цепляюсь за его плечи для опоры, – массирует ступни и ставит мои босые ноги на ковер. И только когда он выпрямляется во весь свой шестифутовый рост, моя храбрость начинает таять.

— Это всего лишь я, детка. Только я, – продолжает успокаивать он, дотягиваясь до подола свитера. Но я хватаю его за запястья, не позволяя двинуться дальше.

— Я... я... не могу.

Его стальной взгляд смягчается, прежде чем он наклоняется и прижимается виском к моему.

— Ты – самое восхитительное создание, которое я когда-либо видел. В моих глазах в тебе нет ничего, что не было бы идеальным. Ничего, Скар.

Я закрываю глаза, разжимаю пальцы и позволяю ему медленно снять свитер. В ушах стучит только бешеный ритм сердца, когда он растягивает мой бюстгальтер, а затем стягивает трусики, оставляя меня полностью обсаженной. Каждая секунда молчания, пока он разглядывает шрамы, исследуя обожженную кожу, заставляет мое сердце сжиматься. Я не решаюсь открыть глаза, боясь увидеть в его взгляде отвращение.