— Так вот почему Кен выходить за этого жополиза? Ради папочкиного расположения?

— Не у всех есть роскошь игнорировать родителей и сохранить при этом наследство. Мой отец – человек строгих правил. У него есть планы на наше будущее. И сенатор – часть этих планов, – объясняет Джефферсон с каменным лицом.

— Звучит как-то... бездушно.

— Не бездушно. Прагматично. Мы не как ты. У нас нет крупных трастовых фондов, на которые можно положиться.

— Твой отец неплохо устроился.

— Да брось, – усмехается он между глотками. — Он всего лишь один из сотрудников Фонда Ричфилдов. И он ненавидит себя за это.

— Почему? Никогда не понимал его неприязни к ним.

Честный вопрос. Общеизвестно, что декан Университета Ричфилд не особо жалует семьи Линкольна и Кольта. Ходят слухи, что свою должность он получил лишь благодаря дружбе покойной жены с матерью Кольта. После ее смерти его отношение к Ричфилдам резко охладело. А когда брат Линкольна покончил с собой, все связи и вовсе оборвались.

— Эшвилл – маленький городок. Наши родители выросли вместе. Для Нортсайда нормально желать провала другим, пока сам карабкаешься вверх. У отца был шанс, и он его упустил. Теперь очередь Кеннеди, и он не допустит той же ошибки.

— Это ее жизнь, – горячо возражаю я, не в восторге от его слов. — Кеннеди должна сама решать, с кем ей быть.

— Она и решила. Выбрала Томаса.

— А если бы она выбрала другого? – настаиваю я.

— Выбрала, помнишь? Но он умер.

— Верно. – При этом упоминании у меня сводит скулы.

— У каждого есть прошлое, Ист. Лучшее, что можно сделать – забыть и двигаться дальше.

Некоторые из нас не в силах забыть прошлое, которое им досталось.

— А что насчет тебя? У папочки и на твой счет грандиозные планы? – подкалываю я вместо того, чтобы озвучить настоящие мысли.

— Он хочет, чтобы я стал успешным юристом. Проще простого, да? – он смеется над собственным сарказмом.

— А ты этого хочешь?

— Неважно, чего хочу я. Ты вообще меня слушал? Мы с тобой из разных миров.

— Этот разговор портит весь кайф, – ворчу я, снова осушая стакан.

— Ты сам его начал, – усмехается он, следуя моему примеру.

Мы задумчиво разглядываем пустые бокалы, погруженные каждый в свои мысли. Не знаю, куда унесся Джефферсон, но в последнее время мои мысли вращаются вокруг двух тем. Я либо схожу с ума из-за Скарлетт, либо пытаюсь вычислить, кто стоит за Обществом.

И обе эти темы вызывают у меня мигрень.

— Могу я задать тебе еще один вопрос? – нарушаю я молчание, вспоминая нашу последнюю встречу.

— Валяй.

— Почему тебя так беспокоили отношения Финна и Стоун? Тогда в "Гринд" ты явно был не в восторге от этого.

— И ты винишь меня? Все, что случилось с ним после того, как он связался с этой южанкой – уже достаточная причина. У Уокера было блестящее будущее. Все знали, что в следующем году он выйдет в проф-лигу, и что у него крепкая семья. А теперь взгляни на него. – Он качает головой, делая глоток из своего стакана. — Его все ненавидят за то, что он бросил команду. Даже отец выгнал его из дома. Он стал изгоем. И ради чего? Ради девчонки? Я этого не понимаю.

— Ты говоришь так, будто Стоун во всем виновата. Хотя она вообще тут ни при чем, – защищаюсь я, чувствуя, как во мне закипает желание заступиться за друзей.

Я всегда предпочитаю говорить все людям в лицо, а не за за их гребаными спиной, когда они не могут себя защитить. Джефферсон должен бы уже это знать.

— Не смотри на меня так, Ист. Ты же понимаешь, что я прав.

— Да ты вообще не в себе. Стоун не имеет никакого отношения к падению Финна.

— О, да неужели? Тогда кто же? – спрашивает он с недоверчивым взглядом.

Общество, вот кто, придурок.

Но я не говорю этого вслух. Джефферсон может и не законченный мудак, но он не из моего круга. Особенно если тусуется с Томми. Черт. Если даже Кеннеди не знает о вмешательстве Общества в наши жизни, то уж ее брату-близнецу я точно не стану раскрывать душу. Спасибо, но нет.

— Так я и думал, – бормочет он, принимая мое молчание за согласие. — Уокер идиот, раз променял все это на какую-то южанку.

Его пренебрежительный тон в адрес девушки Финна заставляет меня сжать кулаки. Уже во второй раз он уничижительно отзывается о ее происхождении. Но я не позволю этому его дерьму оставаться безнаказанным.

— Осторожнее, Джефф. Ты выставляешь напоказ свое белое привилегированное чванство. Говорю прямо – если еще раз проявишь неуважение в сторону моего друга, я не стану ограничиваться словами. Ты меня понял?

— Иисус. Иногда я забываю, что ты янки¹⁴ и предпочитаешь разбираться кулаками. Я ничего такого не имел в виду. Просто констатирую факты. Никаких претензий к девушке. Уверен, под всеми этими татуировками скрывается настоящая жемчужина.

— Иди ты на хрен, Джефф. Знаешь что? Будь Стоун с Нортсайда, ты бы сам вился вокруг нее. Даже не пытайся отрицать, – фыркаю я, осушая стакан. — К тому же, неважно, откуда она. Финн безумно в нее влюблен. Это что-то да значит.

У ублюдка хватает наглости закатить глаза – точь-в-точь как его сестра.

— Какое значение имеет любовь? Каждая любовная история со временем превращается в трагедию.

— Звучишь, как законченный циник. Может, Томми повлиял на тебя сильнее, чем я думал.

— А может, это я на него влияю, – самодовольно усмехается он.

— Вы, Райленды, все с приветом, вы в курсе?

— Только не Кеннеди. Она единственная нормальная, – парирует он без тени улыбки.

Что ни говори о Джефферсоне Райленде, он типичный сноб из Эшвилла, готовый продать душу ради карьеры. Но черт возьми, ради чести сестры он готов свернуть горы. И это, к счастью для него, единственное качество, которое я в нем уважаю.

— Ты хороший брат. Даже если иногда порешь чушь.

— Мы близнецы. Нет ничего, чего бы я не сделал для нее. Даже если придется терпеть двуличных ублюдков, лишь бы убедиться, что ее репутация не пострадает.

— Ага! Наконец-то правда всплыла. Ты ненавидишь Томми не меньше нашего, да?

— Нашего? То есть тебя и парней? – приподнимает он бровь, но меня это не смущает.

Я не выдаю государственную тайну. Я ненавижу Томаса Максвелла-младшего каждой клеткой своего тела. Я кричал бы об этом с крыш, если бы мог. Вряд ли для кого-то это станет новостью.

Когда я только переехал в Эшвилл, мы с этим ублюдком постоянно сидели в карцере, не в силах удержаться от драк. Он считал меня отбросом, я его – избалованной сволочью. Мы переросли мордобой, но иногда так и тянет разбить его холеную рожу.

У Кольта и Линкольна свои причины ненавидеть сына сенатора – и все они связаны с сестрой Джеффа. Если он хочет делать вид, что не понимает нашей неприязни к его будущему шурину – его право. Мне все равно.

— Просто скажу – если Томми-бой решит прогуляться с короткого пирса в долгий путь, я не стану по нему горевать.

— Мрачновато.

— Я мрачноватый парень, Джефф, – подмигиваю я.

— Неважно. Пока Томас хорошо относится к моей сестре и обеспечивает ей светлое будущее, я с ним в хороших отношениях. Если Кеннеди счастлива, счастлив и я.

— А что, если ее счастье с кем-то другим? – бросаю я, наблюдая, как долго он сможет сохранять невозмутимость.

Его хмурый взгляд говорить мне о том, что он не так слеп, как притворяется.

— Это не так.

— Откуда тебе знать?

— Сестра доверилась бы мне.

— Братья и сестры иногда хранят друг от друга секреты, – ухмыляюсь я, провоцируя, пока его щеки не приобретают все оттенки красного.

— Может, и так. Но не Кеннеди. Она никогда ничего от меня не скрывала. И не начнет сейчас.

Я вступаю на опасную территорию. Мне хочется, чтобы он прозрел и понял – Линкольн в тысячу раз лучше подходит его сестре, чем Томми. Но если ни Кен, ни Линк не решаются признать свои чувства, то с какой стати я буду ворошить это с ее братом?

Я уже собираюсь сменить тему, чтобы успокоить Джефферсона, как чье-то нежное прикосновение к плечу заставляет меня обернуться. Карие глаза Скарлетт полны вины, а ее зубы нервно закусывают нижнюю губу.