С другой стороны, кто я такая, чтобы судить?

— Привет, – бормочу я, поправляя очки, чтобы рассмотреть его получше.

Но если мальчик в черном и разбудил мое любопытство, то мое приветствие он проигнорировал, уставившись куда-то вдаль.

— Я сказала, привет. Ты, должно быть, Истон? – повторяю я на случай, если он не расслышал. — Меня зовут Скарлетт.

— Мне все равно, – фыркает он со скучающим видом, лишая меня дара речи. Ну, почти.

— Это грубо, – слабо защищаюсь я.

— Не может быть грубым то, что правдиво. Тебе стоит попробовать.

Я стискиваю зубы, чувствуя, как неожиданный жар заливает щеки от его слов.

— Я просто пыталась быть вежливой. Твоя мама попросила составить тебе компанию, пока она говорит с моим дядей.

Истон резко поворачивает голову, чтобы взглянуть на упомянутую женщину, и видит ее погруженной в беседу с моим дядей.

— Мне не нужна нянька. Проваливай.

Поверь, я бы с радостью. Я готова рвануть отсюда и не проводить больше ни минуты рядом с этим невыносимым мальчишкой. Но я дала обещание, а свои обещания я стараюсь держать. Даже если это означает терпеть общество таких придурков.

Я остаюсь рядом и оглядываюсь, пытаясь понять, на что он уставился. Перед нами – пустая парковка. Не самый захватывающий вид. Большинство прихожан уже разошлись и, наверное, вовсю наслаждаются воскресным обедом.

— Ты кого-то ждешь? – спрашиваю я в последней попытке завязать хоть какой-то дружелюбный диалог.

Истон преувеличенно вздыхает и впервые с начала нашего неловкого обмена репликами поворачивается ко мне лицом. Мои губы непроизвольно складываются в недовольную гримасу, когда я осознаю: он так же прекрасен, как его мать. Даже больше. У него ее серебристые глаза, но если ее взгляд полон доброты, то его – пронзительно-наблюдательный. Кажется, будто он видит меня насквозь и может разобрать по частям одним лишь взглядом.

Я сухо сглатываю, пока его глаза скользят по моему телу. Я знаю, о чем он наверняка думает: моя одежда слишком мешковата и уж точно невзрачна. Но мне совершенно плевать на его мнение о моде. В таких вещах я чувствую себя невидимкой. Защищенной. Это мой щит.

Вот только этот мальчик видит меня. Даже когда я пытаюсь спрятаться, он что-то видит. Неужели он видит мою опаленную, почерневшую душу? Нет, не может быть. Но что бы ни привлекло его внимание – я хочу, чтобы он отвернулся.

Прекрати смотреть на меня!

Просто прекрати!

Я уже подумываю вернуться в церковь и попросить дядю отпустить меня одну домой, лишь бы не стоять здесь. Хотя… дядя Джек может рассердиться, если я прерву его беседу с прихожанкой. Да и идти одной не хочется – монстры повсюду, только и ждут, чтобы снова застать меня врасплох. Возможно, один из них сейчас прямо передо мной.

Но смешок, который он издает, продолжая внимательно изучать меня, вызывает во мне не страх, а ярость.

— Что?! – рычу я, раздраженная тем, что этот мальчик считает себя лучше меня.

Это не что иное, как избалованная, привилегированная спесь. Кто-то должен проучить Истона Прайса. Судя по его доброй матери, вряд ли она на это способна.

— Это ты мне скажи. Ты же сама подошла, чтобы потрещать мне на ухо.

— Это не так. Я просто хотела быть милой.

— Держу пари, – снова усмехается он, делая шаг в мою сторону. Я отступаю.

— Это правда.

— Правда? Ну ладно. Тогда будь со мной милой.

— Хах? – вырывается у меня, словно я не расслышала.

— Ты ведь хотела быть со мной милой – так будь. Скажи что-нибудь приятное. Сделай что-нибудь приятное. – Его губы искривляются в улыбке, делая его черты еще прекраснее, что бесит, ведь он явно ненормальный. Я отступаю шаг за шагом, пока не вжимаюсь спиной в стену. Бежать некуда.

Я смотрю ему в глаза, и в моем взгляде – чистая ярость.

— Ну, так что? Будешь милой или нет? – усмехается он, и мне никогда так не хотелось влепить кому-нибудь пощечину.

— Нет.

— Ага, я так и думал. — В его голосе звучит злость, но следующий шаг не соответствует ей. Истон отступает, давая мне пространство, хотя мог бы прижать и запугать сильнее. — Люди добры только тогда, когда хотят чего-то взамен.

Мне хочется закричать, что это неправда, но, вспомнив, во что обошлась доброта моей матери, я не произношу ни слова. Он пристально смотрит на меня, и в его светлых глазах я вижу то же недоумение, что чувствую сама. Между нами повисает долгая тишина, и я не могу разобрать: это бешено стучит мое сердце – или его.

— Что, больше ничего не скажешь?

— У меня вообще пропало желание с тобой разговаривать.

Моя реплика заставляет его верхнюю губу дернуться, и он скрещивает руки на груди.

Нервничая, я пытаюсь держаться. Он всего лишь задира, который хочет увидеть, как я дрожу. Тысяча иголочек пронзают мои внутренности, приказывая бежать и не оглядываться, но я собираю всю свою волю, чтобы изобразить спокойствие, которого не чувствую.

"Ты не можешь меня ранить" – кричит мой взгляд.

"Хочешь поспорить?" – отвечает его.

Не желая затягивать эту неловкую встречу, я поворачиваюсь к дяде, готовая принять наказание за прерванную беседу. Лучше уж это, чем продолжать игру, которую затеял этот бесячий мальчишка.

— Уже сбегаешь?

— Просто устала смотреть на твое тупое лицо, – огрызаюсь я и бросаюсь прочь.

Но мне не удается уйти достаточно быстро. Потому что Истон делает то, чего не должен был делать. То, о чем не мог знать – что вызовет во мне такую панику. Он хватает меня за запястье, не давая уйти, и из моего горла вырывается пронзительный вопль, заставляющий его замереть.

Одного прикосновения достаточно.

Я больше не в церкви дяди Джека.

Я дома.

Переживаю самую страшную ночь в своей жизни.

Пламя обжигает кожу, пока я пробиваюсь сквозь него, крича в немом ужасе. Я снова там – бегу сквозь огонь, отчаянно пытаясь добраться до нее. Мои слезы испаряются от адского жара, но я ползу вперед, приближаясь дюйм за дюймом. Глотаю дым, сражаясь с этим пеклом, зная, что я – ее единственная надежда. И тут я вижу ее. Я вижу ее, но не могу до нее дотянуться. Я не могу дотянуться!

Где-то вдали я слышу слабый голос, зовущий меня по имени.

— Скарлетт.

— Скарлетт.

Но это не она.

Это мальчик с серебряными глазами.

Он зовет меня. Он кричит, пытаясь вытащить меня из огня, который грозит сжечь меня заживо. Но пламя слишком сильное. Оно обжигает. Держит в плену. Не отпускает.

Прошу, отпусти!

Дым разъедает глаза, в горле першит от едкой гари. Я не успеваю. Мы не успеваем.

Помоги мне! Помоги нам!

— Очнись, Скарлетт! Очнись! – не перестает кричать он.

Я протягиваю руку, надеясь, что он достаточно силен, чтобы вытащить меня. Чувствую его касание – осторожное, но твердое. Он шепчет слова ободрения, выводя меня сквозь адское пламя.

Когда я, наконец, прихожу в себя, его рука уже не сжимает мою. Вместо этого его яростно трясет какой-то хорошо одетый мужчину в костюме.

— Что ты сделал, Истон?! Что ты с ней сделал?!

Мне хочется закричать, чтобы он остановился. Что он причиняет ему боль. Но мой голос снова предательски заперт внутри – точь-в-точь как в ту ночь.

— Истон! Что ты, черт возьми, сделал?!

— НИЧЕГО! – орет он, выплевывая это слово прямо в лицо красивому мужчине.

Тот резко разворачивает его ко мне, тыча пальцем в мою сторону.

— И это, по-твоему, ничего?! Да?!